Царь нигилистов
Шрифт:
— Нет. Он попадет в плен и будет низложен.
— Когда?
— Не помню. Мне кажется до 1870-го года. Или вскоре после него.
— И что будет после Наполеона?
— Республика. Впрочем, не уверен. Французы изобретательны.
— А после русских революций?
— После первой: умеренно конституционная монархия. С парламентом и некоторыми гражданскими свободами. Но элементы самодержавия останутся, так что у меня компетентности не хватает на то, чтобы правильно это назвать. Но царь будет распускать одну Думу за
— С кем?
— С Японией.
— Мы проиграем войну дикой Японии?
— Я бы не стал над ними надмеваться. У них тоже будет революция, но гораздо раньше, чем у нас. Как ни странно, целью и результатом революции будет свержение сёгуната и восстановление власти императора. И это им на пользу пойдет.
— Может и в Китае будет революция?
— Да. Свергнут цинскую династию. Последний император отречется от престола. Это будет между нашей первой и нашей второй. Ни одна абсолютная монархия не переживет ближайшие 60 лет. По крайней мере, в Европе.
Император затянулся еще раз, и огонь сигары опасно близко подобрался к пальцам.
— Никса, — сказал он. — Выйди. Подожди в коридоре.
И убрал руку с его плеча.
Никса покорно встал, но был крайне расстроен.
— Пап'a! — сказал Саша. — Мне кажется, Никса тоже должен знать.
— Саша, здесь я решаю, кто, что должен знать, — отрезал император.
Никса вышел и закрыл за собой дверь.
Небо за левым окном стало совсем багровым. Кабинет окутали сумерки.
Царь позвонил в колокольчик, и в комнату вошел лакей.
— Свечи зажги, — приказал император.
Он молча курил, пока слуга зажигал свечи в подсвечниках на ближайшем письменном столе, по пять на каждом.
— В Европе останутся монархии? — спросил царь, когда лакей ушел.
— Да, конституционные. Дания, Швеция, Норвегия, Нидерланды, Бельгия, Великобритания. Но у них все супер замечательно. Верхние строчки во всех рейтингах из серии «Лучшие страны мира». Не уверен, что это связано с монархией. Финляндия там же, однако парламентская республика.
— Та-ак, — протянул царь.
Попытался докурить остаток сигары, но обжег пальцы, поморщился и бросил его в пепельницу.
— Сиди, — бросил Саше.
Отошел к письменному столу и вернулся с большой золотой шкатулкой божественной красоты: бриллианты по периметру, бриллиантовый вензель в центре и два выпуклых золотых грифона по обе стороны от вензеля.
В шкатулке оказались сигары.
Взял одну, прикурил от вполне современного вида спички.
— Когда Финляндия отложится? — спросил он.
— После третьей революции, примерно тогда же, когда и Польша, — сказал Саша. — Ее потом попытаются
— Что будет после первой революции, я понял. Саша, что будет после второй?
— Очень короткий период с временным правительством и выборами в Учредительное собрание.
— Что решит Учредительное собрание?
— Ничего. Его разгонят сразу после Октябрьского переворота.
— Это который третья революция?
— Да.
— После нее будет республика?
— Не совсем, точнее одно название. Будет тоталитарная диктатура с полным запретом частной собственности, предпринимательства и отсутствием каких-либо гражданских свобод.
— На чем же она будет держаться?
— Сначала на массовом терроре, потом — на массовом воровстве и теневой экономике. Четвертая революция ее свергнет, но приведет к распаду той части страны, которая еще сохранит единство. Отложится вся Прибалтика, Украина, Белоруссия, Грузия, большая часть Кавказа и Средняя Азия.
— Почему ты считаешь, что будет пятая революция?
— Потому что там снова диктатура и тотальная власть спецслужб. Это, как если бы сейчас Россией управляло Третье Отделение.
— В этом что-то есть, — заметил царь.
— Ничего хорошего, — поморщился Саша. — К тому же они просто фанатично повторяют все ошибки, которые привели к первым двум русским революциям.
— Саша, почему Никса не будет править?
— Не знаю. Николай Второй — это не он. Ни время, ни внешность не совпадает.
— Не доживет?
— Теоретически может, но ему будет за семьдесят. Последнему русскому царю будет около пятидесяти, а наследнику — тринадцать.
— Они расстреляют тринадцатилетнего мальчика?
— Да. И девочек немногим старше.
Император снова затянулся и выдохнул сигарный дым.
— У Никсы язвы на шее, — сказал Саша. — Я хочу понять, что это.
— Золотуха.
— Я хочу понять, что такое золотуха.
— От этого не умирают.
— Здесь очень низкий уровень медицины, — заметил Саша. — Даже я, дилетант, знаю больше.
Царь усмехнулся.
— Давайте я вам все это на бумаге изложу? — сказал Саша. — События, даты, если знаю, точки бифуркации, где я думаю, что можно что-то изменить. Если ничего не исполнится — так и слава Богу — значит, бред. Может, это поможет мне сохранить разум. А вот, если начнет исполняться, значит, мы на этом дурном пути.
— Хорошо. Только дай мне слово, что никому больше об этом не скажешь.
— Об этом не скажу. Но я не всегда понимаю, где прошлое, а где будущее. Я Зиновьеву рассказал про Болгарию совсем не потому, что хотел продемонстрировать мой пророческий дар. Просто он упомянул Русско-турецкую войну, в которой участвовал. А я помнил, что война, вернувшая независимость Болгарии, называлась Русско-турецкой. Вот и предположил, что Болгария свободна.