Царь Сиона
Шрифт:
— Вот он — избранник Отца Небесного!
— Аллилуйя!.. — запели мюнстерцы и цесфальдцы. — Мы недаром оставили дома свои и не напрасно раскинули сети!
— В чем дело? Чего вы ищете? — спрашивал Маттисен строго и торжественно.
Ротгер и Ринальд не могли объяснить себе присутствия Петра Блуста в этой толпе.
Петер Блуст между тем склонился перед Маттисеном и сказал, растягивая слова:
— Как сказано, должно совершиться паломничество, но не в Рим и не ко Святому Гробу Старого Иерусалима, а к яслям Нового Сиона. Идут верующие из Гельдерна, Брабанта, Тюрингена и Дании… Эти ясли язычники зовут Мюнстером. И я также был в числе тех странников и сидел на берегу Вифезды [36] .
36
Вифездой
— И ангел Господен возмутил воду, — ревностно прервал его Дузентшуер. — Тогда язычники были побеждены, и отныне царствие Христово и истинное крещение будут возвещаемы без помехи!
— И апостол Роттман, благословленный Господом, — продолжал Блуст, — говорил вчера с кафедры: «Пусть выйдут верующие из всех городских ворот и очистят дороги от епископских слуг; в знамении Союза встретят они пророков Илью и Еноха; и они последуют, за ними и будут проповедовать в Мюнстере, и возродят народ к новой вере».
— И мы прогнали епископских слуг, — кричали в толпе, — и дошли до Цесфельда, и Божий человек Дузентшуер пошел с нами навстречу пророкам.
— Илья и Энох! — воскликнул вдруг золотых дел мастер и упал к ногам пророков.
Блуст, в свою очередь, склонился перед Яном, который не верил глазам и ушам своим. Толпа, потрясая оружием и посохами, тоже восклицала:
— Илья и Энох, восставшие от смерти пророки и апостолы.
Бокельсон спросил Блуста:
— Скажи, брат мой, что ты замышляешь против меня? Вспомни последний наш разговор и скажи, могу ли я верить твоей дружбе?
На это Блуст, не глядя на него, ответил:
— Не судите да не судимы будете. Разве я могу знать; вправе ли я был упрекать тебя? Быть может, ангел Господен говорил тогда твоими устами для того, чтобы испытать меня. Или, может быть, и то, что дьявол тогда овладел языком твоим против твоей воли, чтобы завлечь меня в свои сети и обнаружить мое малодушие. Не слишком ли коротко время нашей жизни, и должно ли терять его в пререканиях? Ты — светоч на земле, я только искра, а малое должно покоряться великому. Если ты погрешил в чем в жизни, ты искупишь это многократно, когда водворишь в Мюнстере новое царство Израиля и просветишь народ. Там средоточие мира, села [37] .
37
Темного происхождения слово, встречающееся в Псалтыре. По всей вероятности, оно означало перерыв в пении псалма, наполнявшийся трубными звуками. Села обыкновенно встречается в конце строфы. Оттого это слово употребляется как аминь, конец.
— Чего вы кричите — Илья и Энох! — с жаром воскликнул Ринальд, ставший открытым приверженцем голландских крестителей. — Этот зовется Иоанном, и он есть Креститель, предтеча Господа!..
— И меня тоже зовут Иоанном, — сказал Маттисен косо взглянув на Ринальда.
Но граждане ответили:
— У нас существует предание, что в тяжелые времена придут Илья и Энох и уничтожат зло и притеснения, и мы будем так называть вас, потому что на вас указал Роттман как на пророков, пришедших спасти нас.
— В Мюнстер! В Мюнстер! — восклицала фанатичная толпа.
Ян и Маттисен обменялись значительными взглядами. Но пекарь шепнул, ему:
— Будем
— Там, на дороге, ждут телеги и лошади, — говорили мюнстерцы.
— Нет, мы пойдем пешком, в прахе, как подобает нам, — возражали пророки.
Гелькюпер лукаво подстрекнул горожан:
— Глупцы! — сказал он. — Вы забываете, что ведь кумиров носят на плечах.
Петер Блуст и двое мюнстерцев в самом деле подняли Боксльсона на плечи. Другие понесли также Маттисена. Ринальд последовал за ними, сопровождая Дивару.
Дузентшуер, затянув псалом, снова пошел впереди воющей толпы. Гелькюпер, узнав о столь благоприятном для него обороте дел в Мюнстере, бросил ключи от дома «На Виппере» на стол, воскликнув:
— Пусть хозяйничает здесь, кто хочет! Я же не намерен прозевать интересное представление в Мюнстере. Едем же, Ротгер, не стоит вам очень огорчаться холодным приемом вашего отца: у него в голове не все в порядке… Но что делать! Глупые люди тоже нужны на свете, хотя бы для того, чтобы знать, кто не дурак.
Ротгер покачал головой и печально ответил:
— Бегите, если хотите, за этими комедиантами. Я предпочитаю остаться здесь и похоронить этот труп. Бедный сирота, я буду думать, что хороню свою мать.
Глава V. Победа в Израиле
Бокельсон без труда разгадал, по речам Маттисена и по выражению его лица, когда тот шел за последователями пророка в Мюнстер, что в душе его, вместе со стремлениями в царствие Христово, уживались и другие вожделения. Властолюбие, зависть, любовь к роскоши волновали его порочное сердце. А так как те же вожделения волновали и Иоанна Лейденского, то нельзя было рассчитывать на продолжительное и прочное согласие между обоими пророками. Ян сознавал это, сознавал и свое духовное превосходство над грубым гарлемским булочником; но рассудок и присущая ему трусость побуждали его до поры до времени идти с соперником рука об руку, хотя цели того и другого были совершенно различны. К тому же все, что пришлось теперь видеть Бокельсону было для него так ново, неожиданно, казалось ему таким необычным и невероятным, что он не мог еще остановиться на выборе средств.
В самом деле, события, разыгравшиеся перед ними, превосходили все самые смелые их мечты. Маттисен, бедным изгнанником покинувший родину, Бокельсон, с позором и стыдом прогнанный из Оснабрюкера, возвращались теперь триумфаторами на руках ослепленной черни.
Город сгорал от нетерпения, терзаясь желанием осуществить безумные мечты своих подстрекателей и проповедников. Судя по многим знаменательным признакам, в будущем можно было ожидать богатой жатвы.
Уже настала ночь, когда чужеземцы вступили в ворота Мюнстера. Их спутники ликовали, факелы и фонари освещали им путь; но этот уличный шум относился не к ним; лишь изредка кое-кто из бежавших останавливался ненадолго перед ними и мельком их оглядывал. По-видимому, другое, более важное обстоятельство взволновало население Мюнстера. Вооруженные люди бежали по улицам, пушки были расставлены на всех площадях, повсюду стояли часовые, цепи запирали каждый проход; Ринальд не узнавал своего родного города.
Соломенные венки спускались с некоторых домов, и толпившаяся перед ними чернь свистала и богохульствовала:
— Го, го! Глядите, тут живут идолопоклонники, приверженцы Рима. Го, го! Вот притон лютеранских лицемеров и ханжей! Выходите! Вы, пожиратели Бога, мы вам покажем, что такое миропомазание! Выходите же, некрещенные язычники!
— Который час? Который час? — спрашивали другие из мечущейся толпы. — Еще только десять часов? Значит остается еще два часа до его разрушения? Как? Он сказал, что оно наступит в полночь?