Царь Сиона

Шпиндлер Карл

— Зачем бесчестите вы своих ясновидящих и пророков? — яростно напал он на толпу. — Отец внушает им, что открыт вам, слепым и глухим: но Отец, в милосердии Своем удерживающий молнии Свои, не может поддержать колеблющиеся стены языческого храма, сложенные слабыми человеческими руками? Слыхали ли вы об Иопе-пророке? Читали ли вы в священных книгах как он предсказал погибель порочной Ниневии? Он сделал это по велению Отца, и все-таки Ниневия спаслась, потому что покаялась. Виден ли вам теперь перст Божий? Господь смирил гнев свой и вместо казни даровал прощение Ибервассерским монахиням, так как они исполнили божественное предначертание, покинув, по приказанию Роттмана, этого верного слуги Божьего,

монастырские стены, а с ними и все, что их привязывало к языческому капищу.

Пример, взятый из Священного Писания, успокоил шумевшую народную толпу; дикие взоры опьяненных фанатиков смущенно опустились долу. Роттман просиял, точно окруженный ореолом славы: но Ян решил безраздельно воспользоваться плодами своей победы и гневно громовым голосом так закончил свою речь:

— Склонитесь перед Господом, чтоб вас не постигло наказание, потому что вы все еще не чисты сердцем, и среди вас много грешников. Ни один не скроется от моего ясновидящего ока, и кого я не захочу пощадить во имя христианского милосердия, тот не уйдет от меня, ибо мне дана власть от Бога. Выступи-ка вперед ты остренькая бородка, в коричневой фуфайке, рядом с кузнецом! Хватайте его, друзья, эту острую бородку! Я готов отказаться от себя, если этот молодчина не римский язычник и если у него не спрятано оружие. Хватайте и ту толстую служанку, которая собирается улизнуть, как рыбка в тину. Задержите ее, обыщите ее. У ней из-под передника выглядывает топор, а из кармана — приклад пистолета.

Названные Иоанном люди были схвачены. На груди у мужчины нашли ладанку, а в кармане кинжал. Анабаптисты выбросили обличенного католика из окна. Но он чудесным образом остался жив и убежал. Проклиная свое любопытство, приведшее ее сюда, испуганная и дрожащая служанка призналась, что ее зовут Ассола, что она служит у доктора Весслинга, врача и ревностного католика, приказавшего ей принести ему оружие на соборную площадь, так как он вместе со своими единоверцами хотел сразиться с еретиками, но боялся выйти вооруженным из дому, чтобы не возбудить подозрения у соседей-анабаптистов. Только благодаря заступничеству случившихся здесь ее прежних господ, бедную девушку отпустили вдоволь поиздевавшись над ней и отобрав у нее оружие. Взоры всех благоговейно были прикованы теперь к мудрому Яну Бокельсону. На прощанье он еще прокричал своим слушателям:

— Видите ли вы, маловерные, вас предали, а вы ничего и не подозревали! Поняли ли вы, что вам, тупоголовым, не восстановить самим Нового Иерусалима что вы должны верить посланным от Отца? Ступайте — молитесь и бодрствуйте; ибо, говорю вам, совершится еще много чудес, пока каждому из вас можно будет сказать «Отец, я достоин Тебя».

И ослепленные люди пали ниц перед Яном и перед Роттманом, вымаливая себе их прощение. Ян с важным и невозмутимым видом принимал их рабское поклонение.

Роттман же уговаривал их отправиться на свои посты.

— Я прощаю вам ваш грех передо мною, — величественно произнес он. — А теперь запойте:

Во тьме трепещет моя плоть, О не оставь меня, Господь!

И ступайте туда, куда призывает вас долг перед отчизной и собственной совестью!

Дузентшуер горячо обнял Бокельсона и воскликнул:

— Глядите, вот новый Даниил, преисполненный мудрости! Вот юный Давид, побеждающий Голиафа!

После этих восклицаний он ушел вместе с распевавшей псалмы толпой. Роттман тоже бросился на шею к пророку и растроганно сказал:

— Ты спас меня от стыда! Если я это когда-нибудь забуду…

— Иду осмотреть городские ворота. Кто со мной? — спросил Книппердоллинг.

Идти вызвались многие.

— Пойдем,

Людгер, и мы, — сказал Ринальд, — я задыхаюсь в этом притоне бунтовщиков и проповедников! Хотя я понимаю что света и истины можно добиться лишь после жестокой борьбы с ложью и мраком, но будущее страшит меня. Пойдем за патрулем свежий утренний воздух и опасность пути бодрят меня.

Людгер долго колебался, но наконец уступил настояниям студента. А в это время стали приходить ее всех сторон самые противоречивые известия.

— Мы овладели цейхгаузом у церкви Святой Эгидии! — с триумфом возвещал кузнец Молленгекке. — Нас разбили у кладбища Святой Эгидии!

— Если Тильбек нам изменит, мы пропали!

— Мы и так пропали! — вмешался Герлах фон Вулен, только что подошедший в полном вооружении. — Католики на нас наступают, и, если только лютеране им серьезно помогут, то нас живо прогонят с базара и запрут между Текстерскими и Морицовскими воротами; перед нашим фронтом пушки неприятеля, а в тылу воины епископа. Нас — меньшинство. К вечеру город наполнится крестьянами, а им обещаны в награду имущества анабаптистов. Только чудо может нас спасти и даровать нам победу!

Настала томительная тишина. Вдруг Ян вспрыгнул на стол и заговорил во всеуслышание вдохновенным голосом:

— О, вы, маловерные! Чудо совершится! Господь сам появится в светлом облаке и будет за нас сражаться! Разве царь Константин не возвестил окружающим, что знамение победы сияло перед ним в небесах? Разве не известно из старинных книг, что Святые Георгий, Мориц и другие явственно вступали в бой за веровавших в них и одолевали врагов? Неужели творец земли и неба сделает для нас, обретших его, менее, чем совершали волшебные силы языческих кумиров! Пусть только настанет день и рассеется тьма, ибо ночь ненавистна праведникам. Взгляните открыто в лицо язычникам: они не выдержат вашего взгляда. Послушайте, о чем они говорят между собой на поле брани, чему учат их проповедники? У них в груди разложение, а в сердцах разлад! Погибель безбожников только отложена до того времени, когда все избранные соберутся под знаменем Отца, ибо в писании сказано «Не разрушайте ни земли, ни моря, ни деревьев, пока мы не положим знаков на челе слуг нашего Господа». Душите же мужей и старцев, юношей и девиц, детей и женщин! Смерть всем! Но не трогайте ни одного из избранных!

Все бывшие в собрании повторили за ним эти страшные слова. Возбуждение Яна походило почти на умопомрачение, которому он время от времени был подвержен, и потому он гремел дальше:

— Бегите, спешите на ваши посты, сыны и дщери Союза! Опояшьте свои чресла, воины! Проповедники, ступайте учить по улицам! Раскройте вещие уста ваши, жены-пророчицы! О, вы, кроты, раскройте очи свои, и вы прочтете на небе о пришествии Господа справедливости! Кто истинно верит — увидит и расскажет о том, что видел. Кто призывает Духа — получит его! Кто с верою ждет чуда — получит силу творить чудеса! Камни глаголят, когда на них ступит нога праведника; раны исцеляются от прикосновения руки верующего, потому что добро и зло в воле Отца, а так как мы — дети Отца нашего, то злое остается на долю врагов! Аминь!

Не находя ничего более сказать, Бокельсон в изнеможении упал в кресло. Речь его воспламенила души слушателей. Воины выбежали из дому с обнаженными мечами, проповедники последовали за ними, чтоб проповедовать по улицам. Гилла, Анна и многие восторженные и взбалмошные женщины с воплем и криком бросились на базарную площадь.

Дом Книппердоллинга опустел. Пророк Ян и Дивара сидели одни, так как жена Книппердоллинга забилась в отдаленный закоулок дома и усердно молилась.

— Скажи, что хочешь ты, чтоб я сделала? — спрашивала Дивара шепотом, с напускным смирением.