Царь-Сторож
Шрифт:
Не успел насладиться ее ядовитой прелестью, как пора уже просыпаться.
А вот летать во сне я давно перестал. Примерно тогда же, когда перестал сочинять рассказы с хорошим концом. Всю жизнь я летал во сне. И вот перестал. Отлетался, значит.
Утром жена была тиха и подавлена, она явно сожалела о ночной своей истерике. Отказалась от завтрака. Сказала, что не пойдет на работу, нет сил. Сказала, что ей очень худо. Сказала, что на душе такая тоска, что даже трудно дышать. Спросила, нет ли у меня элениума или седуксена. Нет, сказал я, нету.
В аптеке я купил три стандарта элениума – так что, если жена выпьет все сразу, то заснет очень надолго, может быть, навсегда. Недрогнувшей рукой я взял из рук продавщицы три стандарта, сказал "спасибо" и направился к выходу, но вдруг – о, с этого волшебного "вдруг" следовало бы, вероятно, и начать всю эту историю, – так вот, я вдруг увидел в очереди ту самую девушку, в которую был когда-то влюблен, да-да, ту самую, самую, самую первую мою любовь, самую мою нежную и драгоценную. Мы расстались с ней более тридцати лет назад, и вот я, как видите, превратился в развалину, хотя и пытаюсь еще хорохориться и ершиться, а она – это просто чудо! – осталась такой же юной, свежей, нежной и грациозной, и так же лучатся на круглом лице светло-карие ее глаза, и такая же хрупкая шея без единой морщинки, и такой же вздернутый носик, и припухшая – будто укушена пчелкой! – верхняя губка, и такие же светлые завитки волос на висках, и такая же челка наискосок. Она была в голубых джинсах и желтой замшевой куртке, без головного убора, на шее – вязаный шарф.
– Здравствуй, Галя, – выдохнул я, рванувшись к ней.
– Извините, – смутилась она, отпрянув, – я не Галя, я Лиза, вы с кем-то меня, вероятно, спутали.
Да, конечно, я спутал. Скорее всего, это ее дочь.
– Но ведь маму вашу зовут Галиной Борисовной, разве не так?
Она кивнула и улыбнулась. Приглядевшись, я понял – не так уж и молода, лет двадцать пять, не меньше. А может, и больше. Но как светятся – совсем по-девичьи – ее глаза… Разрази меня гром небесный – это же ЕЕ улыбка! Эта ласковая солнечная улыбка – как нож мне в сердце!
– Маме опять плохо, сиделка как назло вышла, вот и пришлось мне самой бежать в аптеку…
Маме – плохо. Ты понял, тупица, о ком речь? Твоя первая любовь, быть может, отдает концы. Твоя нежная, хрупкая, драгоценная, та, с которой ты так поспешно расстался тридцать лет назад – похоже, она собирается покинуть этот не очень-то белый свет, а ты, престарелый нарцисс, ты ведь думаешь лишь о себе, о себе, о себе, о своей вшивой заплесневелой жизни, о своих никчемных повестях и рассказах, хотя ты никому на свете не нужен, и жизнь твоя, как и твои сочинения, никому не нужны и не интересны.
– Милая Лиза, я давний друг вашей мамы…
– Да, я поняла… Не сразу, но поняла…
– Мы с ней столько лет не виделись…
– Да, я знаю…
– Вы – знаете? Откуда вы про меня знаете?
– От мамы, конечно… Она вас ждет…
– Что-о? Она – ждет меня?! С чего вы это взяли?
– Так она же вам несколько раз звонила – вчера и сегодня… разве вам не передавали? Она очень хотела вас видеть… Она думала, вы ее избегаете…
– Мы не виделись столько лет…
– Но раз уж она
– Да, вы правы, Лиза… Пойдемте к ней… Прямо сейчас – пойдемте… Боже мой, как же вы на нее похожи! Даже родинка на том же месте, на левой щеке…
ИЗ "БОЛЬШОГО ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКОГО СЛОВАРЯ"
ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ – это такая детская болезнь, вроде кори, которая у большинства людей бесследно проходит, но у некоторых субъектов с ослабленной сопротивляемостью организма (вроде тебя, придурок) приобретает хронический характер и нередко дает поздние рецидивы.
П. л. – это когда весь мир хочет отнять у тебя твою любимую, и ты готов сражаться с целым миром.
П. л. – это когда весь мир распахивает тебе дружеские объятия, и ты готов обнять каждого встречного идиота.
П. л. – это когда твои родители говорят тебе: "И чего ты в ней нашел?" – и тебе хочется убить своих родителей.
П. л. – это когда при случайной встрече на улице твое сердце проваливается в груди и ты задыхаешься то ли от ужаса, то ли от восторга.
П. л. – это когда тебе нравятся все ее глупые слова, все ее плоские шутки, все ее дурацкие ужимки, все ее физиологические отправления, даже пряный запах ее подмышек кажется тебе благоуханным, а вкус ее слюны кажется тебе слаще мирра, которого ты никогда не пробовал.
П. л. – это когда, обняв ее впервые, ты сгораешь от стыда и тщетно пытаешься от нее отстраниться, ибо твой возбужденный член упирается прямо в ее лонный холмик, и тебе хочется провалиться сквозь землю… вместе с ней.
П. л. – это когда вы, распаленные вожделением, отшатываетесь друг от друга в темном подъезде при виде поднимающейся по лестнице ее мамы, которая укоризненно говорит вам: "Ну что вы тут опять третесь? Шли бы лучше на улицу гулять, что ли…"
П. л. – это когда ты читаешь ей свои стихи, а она их не слышит и не понимает, а ты все равно читаешь и радуешься, потому что тебе кажется, будто она жадно ловит каждое твое слово.
П. л. – это когда твоя нежность и твоя похоть грубо спорят друг с другом, и ты сам не можешь понять, чего тебе больше хочется – изнасиловать ее зверски или взять ее ласково на руки и унести на край света.
П. л. – это когда ты вдруг, совершенно неожиданно, ни с того, ни с сего, начинаешь бурно плакать, и тебе очень стыдно, но ты не можешь остановиться, потому что слезы тебя переполняют, и тебе надо от них избавиться, а она смотрит на тебя с недоумением и тревогой, и не может понять, что случилось, и чем же она тебя обидела.
П. л. – это когда ты в один прекрасный день вдруг перестаешь ее узнавать и со страхом вглядываешься в незнакомое лицо, мучительно думая, кто же это перед тобой, а, быть может, ее просто подменили?