Carere morte: Лишенные смерти
Шрифт:
— Но я не обманываю тебя!
— Ты никак не докажешь мне, что я ошибаюсь!
Минуту охотник соображал, что ответить, но ничего не придумал.
— Ну вот, теперь ты понимаешь, — успокаиваясь, заметила Мира.
— Тогда пари? — улыбнулся Карл. — И, если ты его проиграешь, если, войдя с Избранным в церковь святого Микаэля, поймёшь, что ошибалась, то немедленно должна будешь попросить у Избранной исцеления… для себя!
Мира отступила:
— Мне… исцелиться?
— Да, тебе. Будешь первой carere morte, пострадавшей во славу новой науки. Что ты так смотришь, словно ужасаешься
Она рассмеялась, торопливо прерывая его:
— Хорошее пари! А что, если я его выиграю?! Я проиграю и свою жизнь, и жизнь Избранного!
Охотник промолчал.
— Почему ты уверен, что Латэ на нашей стороне?
— Просто, я знаю. Если б глава хотел другого, разговор с тобой был бы коротким, не роман в восемь лет длиной с "обманутым доверием"! Думаешь, у Ордена нет быстрых и эффективных методов принуждения carere morte? Что ж, прощаемся. Мне пора в Академию, доложить… об успешном прохождении тобой испытания. Да, и воду отдай всё же мне. Ещё разобьёшь.
Мира покорно передала ему все пузырьки с водой из Источника.
— И ты мне говоришь об исцелении! — заметила она. — Ну, не смешно ли?
— А что здесь особенного? Ты же веришь в возможность исцеления?
Мира глубоко вдохнула, безнадёжно глядя вдаль. Скучный, странный разговор. Что здесь объяснять?
"Но почему, чёрт возьми, дрожит-срывается голос?"
— Не для себя, — как могла сухо сказала она. — Таких, как я, уже никто и ничто не спасёт. Пари не считается.
— Нет, считается! — отрезал Карл. — Не разочаровывай меня, мышка, а то не стану тебе помогать. Я когда-то поверил в возможность исцеления для carere morte, глядя на тебя! И закончи работу для Крауса поскорее, — при упоминании этой работы он помрачнел. Мира поняла: охотник думает о том же, о чём думал Краус, давая вампирше то задание…
— Не распоряжайся! — она нашла в себе силы шутливо нахмуриться, а голос всё равно предательски дрожал. — Ты пока не глава Ордена.
Долго они молчали, думая каждый о своём. Он смотрел на неё, и ей казалось, он видит чудовище из Бездны в её глазах. Она смотрела на серую площадь Театра Греди за его спиной, и он думал, как беспощадно она холодна и чужда до сих пор.
— Сегодня мы… далеко зашли, — сказал, наконец, Карл. — Я устал.
Тогда Мира обернулась к нему, но уже отвернулся он.
— Да, слишком далеко, — согласилась вампирша. — И я устала, охотник.
Глава 20 Две тысячи жизней
На Вокзальной площади Мире очень не понравились две тёмные фигуры, маячившие неподалёку от её дома. Решив не выяснять, не за ней ли они пришли, вампирша помчалась к чёрному входу. Бегом.
Дверь в квартиру она оставила приоткрытой, чтобы просматривался коридор, открыла окно и забралась на подоконник, захватив тетрадь, стальное перо и чернильницу.
Толстая тетрадь в синей кожаной обложке была чистой. Ни словечка. "Пора начинать работу", — вздохнула Мира, обмакивая перо в чернильницу.
Но: две тысячи имён!
— …Мне нужны имена всех, убитых тобой, — потребовал два дня назад судья Краус, услышав о её желании
— Убитые мною… охотники?
— Все, убитые тобой, люди, — он встал из-за стола, прошёлся по комнате, оглядывая её, прикидывая что-то.
— Двадцать один год. Примерно, — Краус снова задержался на ней взглядом, — одно убийство в неделю. Но за четыре года хищничества будет не меньше тысячи, а за годы дневного бодрствования…
— В годы дневного бодрствования я была на строгой диете по приказу Дэви. Одна жизнь в месяц.
— Хорошо. Далее. Если к твоим жертвам прибавить также всех, пострадавших от твоих детей, получится никак не меньше двух тысяч. Да, две тысячи имён. Купи себе тетрадь, — посоветовал он.
— Я же не вспомню, — слабо запротестовала Мира. — Вот вы помните, что ели позавчера на завтрак? Может, я вспомню какие-то даты, немного, или места охоты, но — имена! И как мне узнать о моих детях и о том, что они творили? Я бросала их сразу после создания!
— Не мне учить тебя, как это нужно делать. Иди по цепи своего проклятия, и ты всё вспомнишь. Запиши всё об этих двух тысячах жизней, украденных тобой, — бросил ей судья. — Тогда поговорим о посвящении.
Вампирша ещё раз вздохнула, погладила девственно белый лист. В голове — мешанина имён, событий, дат. С чего начать?
"Лучше всего, с начала".
В задумчивости она глядела за окно, на вокзальную площадь.
"Начать с начала… Но что писать, если она не запомнила даже первую жертву — жизнь, подарившую ей вечность? Кто это был: мужчина? женщина? ребёнок?"
— А он говорит мне об исцелении! — яростно прошептала Мира, отбросив перо и вытянув перед собой руки — белые, холодные, с тонкой сетью пустых вен. — Мне — об исцелении! Мне, прирождённому вампиру!
"Я никогда не была другой…"
Прирождённый вампир — во все бессмертные годы ей льстили эти слова: сначала она мурлыкала от удовольствия, слыша их, потом, повзрослев и поумнев, просто втайне улыбалась. Сама себе… Она принимала "прирождённый вампир" как комплимент и никогда не задумывалась, что эти слова у произносящего вызывают не те же чувства, что "прирождённый учитель" или "прирождённый оратор", что в них слышится ужас, а не восхищение, уважение. Прирождённый вампир — эти слова окрашены в цвет крови: прирождённый убийца.
Две тысячи жизней… Неужели так много? В её памяти не осталось ни имён, ни лиц. Их крики сливались в единый вопль, их предсмертные вздохи были ветром, дующим в её пустоте. Только рука всё ещё помнила, как быстро и чётко нанести смертельный удар.
В первые годы она, наверное, убивала много… Наверное? Она не помнила. Мира никогда не охотилась одна. Главным был Алан, а юная вампирша лишь тенью следовала за ним. Они охотились каждую ночь и каждую ночь убивали. Неудивительно, что они старались не задерживаться на одном месте. Они облетели всю Термину, и за ними тянулся шлейф смертей. Часто они убивали, не снимая крыльев, не выходя из звериного обличия, и тогда отнимали жизнь за мгновение, не запоминая ни внешности жертвы, ни хотя бы вкуса крови. "Залпом", — как выражался Алан…