Carere morte: Лишенные смерти
Шрифт:
В последние годы он нечасто бывал в Карде, вообще, редко возвращался мыслями к Мире. Его удалённость от нее позволила Винсенту думать, что он перерос больную любовь к тетке. Он подсознательно спорил с герцогиней, отправляясь в этот раз в Карду: "Докажу вам, что не люблю!" и проиграл спор. Да, Солен права: ни расстояние, ни годы не способны приглушить его чувство. Оно сквозит в каждом его слове, в каждой его мысли, обращённой к Мире. Долго Винсенту удавалось обманывать себя, замещать это слово "любовь" другими. Забота, жалость, уважение — но всё это не
— Здравствуй, тётя.
— Здравствуй. Как твоя рана?
— Так Алекс тебе уже доложил…
— Не Алекс, Солен. Тебе нужно было приехать ко мне раньше. Я сразу поняла, чем очередная чистка в партии может тебе грозить. И предупреждала, помнишь? Счастье, что ты серьёзно не пострадал!
Он усмехнулся, подал ей руку, и они пошли вдоль перрона:
— Пожалуй, я немного увлёкся делами "Гроздьев". Но теперь свободен, и готов всецело посвятить себя служению Карде. Здесь есть интересные дела для такого как я, Мира?
— Ищи сам, — бывшая вампирша улыбнулась, показав острые клыки. — В Карде, как и всегда, всё вертится вокруг carere morte.
— Я читал, какие-то сумасшедшие мистики занялись здесь получением искусственного проклятия.
— Ты читал в "Вестнике"? Они всё переврали. Не искусственное проклятие — эти люди занимались просто изучением полезных свойств крови carere morte. Они обосновались в брошенном доме Митто, но, когда пошли нехорошие слухи, мои люди выгнали их из города.
— Правильно.
Мира поглядела с непонятным интересом:
— Изучение проклятия carere morte тебе не по душе, так?
— Если б я не был когда-то Избранным, возможно, мне понравился бы научный подход. Но я помню Дар, и отношение к нему Габриель и ей подобных не может мне нравиться.
— Carere morte не следует изучать? Но почему? Разве есть границы у познания?
Они тем временем выбрались на вокзальную площадь. Винсент увидел плакат "Гроздьев" на столбе и поморщился.
— И здесь они… Что вы сказали, тётя?
— Агитации в Карде до сих пор немного. Такие плакаты — большая редкость, не переживай. Я говорила про безграничность познания…
— Вам напомнить про безграничность Бездны? Мира, что с тобой, ты поддерживаешь этих сумасшедших?
Она смешалась:
— Нет, но… — Винсент по привычке повернул к бирже извозчиков, и Мира остановила его: — Лучше прогуляемся. Не возражаешь?
— Буду только рад.
Приятно и странно было гулять кардинским парком под руку с невысокой светловолосой дамой, вдыхать запах её тонких цветочных духов, слушать звонкий, тот же, что и в его детстве, голос… Мира была весела. Её рука легко, уютно лежала в его руке. Она не страшилась случайно задеть собеседника платьем или плечом, не стеснялась своих ярких глаз и звонкого голоса. Винсент размышлял, в чём причина такой почти непристойной при их истории благосклонности Миры, и вдруг понял: Мира попросту забыл о стене, всегда стоявшей между нею и племянником. Её мысли заняты сыном, чувства сгорели вместе со старой
Его рука окаменела, но Мира не заметила этого. Продолжила щебетать о странных исследователях проклятия carere morte:
— По правде сказать, у меня не было законных оснований прогонять их. Законность исследования carere morte и Дара всё-таки вне компетенции кого-либо…
— А ниточка к новому Избранному не найдена? — Винсент вспомнил своё давнее недоумение и порадовался, подумав, что его обсуждение поможет отвлечься от безумных мыслей о Мире. — Знаешь, в столице я всё размышлял над тайнами Латэ…
— Избранный, по-прежнему, невидимка. Так что Латэ?
— Он не просто закончил исследования Дара и проклятия — он запретил их! Странная смена мнения! И ведь это был его последний год в качестве главы Ордена… Ты помнишь тот год?
Мира усмехнулась:
— Тот год я провалялась без сознания после ранения. Ничем не могу помочь, Винсент.
— Эта тайна не даёт мне покоя давно. Если б Латэ оставил больше подсказок!
— Ты уверен, что он сам запретил продолжать им же начатые исследования? Может, это распоряжение отдал Карл, когда сменил Латэ на посту главы?
— Нет. И Карл вряд ли бы запретил эти исследования. Это сделал сам Латэ, причём он не рассказал свою тайну ни преемнику, ни кому бы то ни было в Ордене.
— Что было в тот год в Ордене? Ты смотрел архивы?
— Итоги, итоги, итоги. Латэ готовился передать все дела Карлу. Даже новичков во втором полугодии не посвящали, чтобы не менять готовую статистику. Посвятили всего одного.
— Кого? — Мира нахмурилась. — О, кажется, знаю. Ульрика Корвуса!
— Да, точно. Странно, правда? Что думаешь о нём?
— Ему надо было родиться двести лет назад, во времена фанатиков, вроде Диосов.
— Может быть. Но помнишь, тётя, когда мы ещё не отошли от удавшегося штурма "Тени Стража", на волне радости выдвигались смелые предположения о том, к кому ушёл Дар после Габриель? Кто-то назвал тогда имя Корвуса.
— Корвус — Избранный? — Мира засмеялась, и Винсенту послышалась в этом смехе очень знакомое рыдание. — Нет, причём, определённо. Ульрик как-то раз попался Митто, уже после смерти Габриель. Адам обратил его в вампира, и во время инициации каких-то особенных свойств крови ни он, ни его подруга, не заметили. Ульрика потом исцелила Лира Диос — это я знаю уже со слов Корвуса.
— То есть, ты и с Митто общаешься?
Секундное замешательство. Мира словно поняла, что сказала лишнее, прикусила губы, но быстро нашлась:
— Эти вампиры носят серебряные ошейники. Я слежу за ними и надеюсь однажды отправить их по следу истинного Избранного.
— Где-то он опять прячется…
— Оставим тему Избранного! — с надломом в голосе. — Один Бог знает, как я устала от неё за годы!
— Понимаю. Прости, тётя.
Мира поправила шляпку и с молодым задором поглядела на солнце, прячущееся за листвой высоких деревьев парка: