Царев город

Крупняков Аркадий Степанович

—- Не спорю, строгость нужна. Но не к служителям церкви, а к инородцам новокрещеным. Их надобно в слободы собирать, от неверных отделить, яко овец от козлищ... Ты, святейший, грамоту на этот счет заготовь, а я подпишу.

Браки русских с иноверцами расторгнуть бы надо, государь? — предложил Гермоген.

— Это с патриархом, с патриархом решай. Я зело ус-тал. Возок велите подать.

На второй день Иов был у царя с грамотой для епархии и для воевод. В ней было сказано:

«...Воеводе казанскому не мешкая переписать всех новокрещен, устроить им слободу от города на лучной выстрел, с церквой и полным причтом; кто из них не захочет переселиться и ставить себе двор на слободе, тех в тюрьму сажать либо брать на поруки.

Дать тем слободам сына боярского доброго и приказать ему там делами ведать, беречь, чтобы новокрещены христианскую веру держали крепко, женились бы русские люди только на русских; которые не станут христианскую веру крепко держать, тех смирять, в тюрьму сажать, в железа, в цепи, бить, а других отсылать к владыке, чтобы налагал епитимью. Все мечети, капища языческие посметать и вконец их извести».

Прослушав чтение грамоты, царица Ирина сказала:

— Грамоту эту, Федя, надо переиначить. Женитьбу русских на новокрещенных жонках надо одобрить, а не запрещать. Сия мера ненависть инородцев к нам ослабит, приведет к истинной вере множество людей...

— Прости, государыня, но жонки инородные разведут русских людей по капищам своим, по мечетям, — сказал Иов.— И тут мы не найдем, а потеряем.

— Ты, святейший Иов, сам написал — капища и мече-ти срыть и посметать. Куда же разводить они станут? Надо написать так: «...новокрещены женились бы у русских людей в церквах, дочерей своих выдавали за русских же...»

— Воля твоя, государь, перепишу. Может, в этом зерно истины есть.

V

Гермоген возвратился в Казань недовольный. Царская грамота хоть и развязала ему руки в борьбе с иноверием, однако, настаивать на своих угрозах царевококшайскому священнику он не мог. Лишать Ешку звания настоятеля храма царь запретил, расторгать браки тоже было нельзя, грамота царя говорила как раз обратное. О наказании бывших ватажников не могло быть и речи, поскольку Федор подтвердил указ о прощении.

И тогда хитрый и упрямый Гермоген решил настоять на своем, но по-иному. Узнав о ненависти Нагих к Годуновым, владыка все надежды по этому замыслу возложил на воеводу Алексашку Нагого, которому именно Годунов и Ирина запретили появляться в Москве. Теперь для Нагого царегородское сидение стало явной ссылкой. Гермоген написал воеводе в Царевококшайск пространное письмо, представив Ешку как ярого сторонника Ирины и Годунова. Затем выложил все вины его, в том числе венчание русских на черемисках, сокрытие беглых и много другой хулы, при этом не забыл упомянуть, что деяниями отца Иоахима зело недоволен патриарх Иов, . и попа спасло только заступничество Ирины и Бориса. Царскую грамоту в Казани владыка подзадержал. Пока ее переписывали да ждали оказии дл’я пересылки, прошло много времени. А свое письмо Гермоген послал сразу с посыльным. Князь-воевода Нагой тоже сообразил: этим попом можно крепко насолить Годуновым. Он сначала позвдл к себе Звягу и Дениску и предложил им освободиться от инородных жен. При этом показал письмо Гермогена, где тот ссылался на недовольство патриарха. Затем он велел переписать всех работных людей, которые ранее были в бегах, и не велел им никуда без ведома воеводы уходить. Ешке приказал более русских на местных девках не женить.

Все ватажники, да и сам Илейка, зачесали в затылках. Неужели опять придется в нети убегать? Айвика и Кунави плакали, Дениска и Звяга матюкались. Ешка всем твердил одно: вас соединил в браке не я, а сам господь-бог, и толь-ко он может разъединить. На что Илейка ответил:

— Бог-то бог, да и сам не будь плох. Все мы тут в руках йоеводы. А если против тебя, отче, да против нас и Гермоген-владыка, да еще и патриарх, то никакая царица нас не спасет. Ты же сам, отче, говаривал — царь слаб, Годуновы боярами ненавидимы. Не дай бог, что там в Москве случится, по нам больно ударить может.

Ешка думал целую неделю. А потом собрал своих друзей, сказал:

—

Вот что я надумал, браты мои. От сана священника я отрекусь. Мне это не впервой. И снова мы уйдем в места глухие, на вольные земли.

— Где они, эти земли? — спросил Илейка. — И есть ли они?

— В пору скитаний моих по лесам встретил я лужавуя по имени Пайгиш. И звал он меня к себе на житье. Можно будет землю пахать, ремесла разные править, жить безбедно.

— Ты о пустыньке мечтал когда-то, — сказал Ермил.

— Время еще есть. Даст бог и пустыньку соорудим. Вы пашите землю, хлеб сейте, а я пойду место для пустыни искать. Настенку пока у вас оставлю.

На второй день Ешка пришел к воеводе, спокойно изрек:

— Ухожу я, княже, в леса. Пустынником хочу пожить.

— ПОШТО так? — воевода от неожиданности широко открыл глаза. — А как же храм святой?

— Свято место не бывает пусто. Владыка так и так грозился меня сана лишить. Зачем мне сего дожидаться? Отпиши ему, он те другого попа пришлет с великой охотой. Да и тебе, вижу, неугоден я. Грешить-то без меня вам с Гермогеном способнее будет. — И ушел.

...Этой весной у Актугана в людях большой прибыток Те ватажники, которые не успели еще завести себе пашню, все из города к нему пришли. С пашнями стало тесновато, и порешил Актуган распахать старые заброшенные руэмы, Приехал с сохой на место, где раньше Ешкина зимовка была. Она погнила, обрушилась, руэм мелким кустарником порос. Выдрал Актуган кусты, начал вспарывать сохой ' землю. Вдруг под сошниками что-то блеснуло. Дернул Актуган вожжу, остановил лошадь. Наклонился над бороздой видит — иконка малая из серебра. И вытиснен на ней лик богородицы. Отмыл Актуган образок в речке, очистил от земли. Допахал пашню, приехал домой. А там Ешка его ждет. Схватил он иконку, руки задрожали:

— Актуганушко, милый ты мой! Так это же знамение божье, знак! Быть на том месте моей пустыньке!

Всю ночь Ешка размышлял о находке. В чудеса он не верил. Шествуя в своей жизни по монастырям, он знал, как монахи такие чудеса творят. Но здесь же ни одного монаха никогда не бывало. Тут кроме него, Палаги и Илейки никаких православных людей и не появлялось. Илейка отродясь с собой образков не носил, у него и крест-то на шее редко когда висел. У них с Палатой икона есть, но не такая. Как богородицын образ попал в эту землю? И поверил Ешка в чудо, в знаменье божье, и решил ставить на том месте пустынь.

И разлетелась весть о находке по окружным илемам, и стали приходить к Актугану люди, чтобы посмотреть на чудо. Ешка каждого просил помочь в постройке часовенки, и скоро на берегу реки возникла рубленая обитель с маковкой над крышей. Илейка выковал из железа крест и водрузил его над маковкой. Пустынь во имя дев мироносиц стала расти, полниться строениями. Икону плотники врезали в дубовую доску, обложили тонкой кованой медью, поставили в часовне. Ешка был уже стар, памятью слаб— он так и не вспомнил, что иконка эта была у Палаги со времен казанского взятия, и обронила она ее в те дни, ко- • гда переезжали они из зимовки в город.

И еще один год прошел.

Мурза Аталык прожил этот год в Ярандаевом илеме— •иод Казанью он появляться боялся. Но надежды на то, чтобы снова подняться, Аталык не' оставлял. Весной прошел слух, что хан Ислам-Гирей нежданно умер и теперь в Крыму новый хан Казы-Гирей. Доносчики сказывали, что Казы сразу начал готовить большой поход на Москву. Мурза немешкая помчался в Бахчисарай. Казы-Гирей встретил его ласково и подтвердил, что он готовит большое дело, но до этого хочет убрать из Астрахани Мурат-Гирея Либо он выпросит у русского царя передать Мурата Крыму, либо его надо убрать. Мурза хорошо понял хана. Если Казы-Гирей поведет войско на Русь, Мурат очень даже просто может ударить по Бахчисараю и захватить трон. Доброжелателей в Крыму у него немало. Задача Аталыку оставалась прежняя: поднимать черемис и ударить русским в спину.