Царевич
Шрифт:
В военное ремесло вник не сразу, а постепенно, хотя до воеводы не дотягивал. Меч персональный поднять от земли не смог. Так и волочу его за собой. Кстати, ознакомился со всеми делами в архиве.
Первым на глаза попалось дело Емели. Объявлен в розыск. Приметы такие-то. Особые приметы: печка на собственном ходу. Метка «пропал без вести». Содержание дела: тридцатому году, у деревушки Морожкино, пропал младой парень. Имя – Емеля. Перебрав с дубовой настойкой, поймал щуку, с которой долгое время разговаривал. После, поверив в заклинание, которое сказала щука, ходил по деревне
В общем, веселое тут время было, не то что сейчас: каждое утро прибегает Любовь Петровна и все жалуется на Горыныча. Мол, змий трехглавый опять напилси и буянит. Весь огород потоптал. Урожай угробил. Фильмы с Брюс Ли и Джеки Чаном пересмотрит и начинает отработку, как он выражается, «куфуев»
– Разберемся! – отвечал я, потому как знал, что Горыныч урожай не погубит, кормить-то скотину надо чем-то.
Но в этот день все пошло не по плану. Я приготовился подремать. Накрыл лицо шляпой. Откинулся на спинку стула. Вдруг, слышу топот.
– О, Любовь Петровна! Четко по секундам! – пронеслось у меня в голове.
Потом несколько минут перепалки с моим помощником Иваном за дверью. Брань, ругань. Все зашумело, загремело.
– Ну все, пришиб бабку! – пронеслось в голове. Ванька, он такой, он может!
Я подошел к двери и аккуратно ее отворил. Дверь предательски заскрипела. Любовь Петровна поправляла на себе сарафан.
– О, батюшка-царевич! Касатик. – начала она, оживленно махая руками. Далее ее рассказ пролетел мимо моих ушей, потому что я не мог понять, как такая хрупкая старушка смогла вырубить такого здорового увальня как Иван? – Ну так, что скажете? Беремся?
– Беремся! – ответил я и закрыл дверь.
– Десять минут дайте! – прокричала Любовь Петровна.
– Батюшка-царевич! Мы все здесь! – отрапортовала появившаяся голова Любови Петровны в дверном проеме. – Кого прикажете первым?
– А что такое? – удивленно спросил я. – Куда первым?
– Ну вы же сказали…
– Ах, да! – воскликнул я, пытаясь вспомнить, о чем говорила она ранее. – Не надо никого! Я сам выйду!
– Ага, поняла! – ответила она и скрылась за дверью. – А ну, давай ты… ну чего сидишь,а! – раздался скрипуче голос Любови Петровны.
– Отличный из нее сыскной получился бы! – ненароком подумал я и широко улыбнулся, но тут же сделался серьезным.
В двери показался Филимон, княжий летописец и по совместительству хранитель казны. Что-то вроде бухгалтера.
Мужичок в возрасте. С длинючей бородой и густыми бровями. Близко посаженные мелкие
– Здрав будь, Дмитрий Сергеевич! – пробубнил он, снимая высокий колпак с головы.
– Я сейчас выйду! – тут же ответил я вставая со стула.
– Да мне бы немного поговорить с вами наедине! – нервно ответил он, теребя колпак. Его глаза забегали по сторонам.
– Я сейчас выйду, Филимон! – более грубо ответил я и направился к выходу. Филимон нервно задергался.
– Но мне нужно с вами переговорить!
– Мне про тебя уже все рассказали! А коли что, князю доложу, а тот на кол тебя…
– Чего сразу на кол-то? Ничего я не делал!
– А чего нервничаете? Значит есть что скрывать! – слегка поднадавил я. У Филимона выпал колпак из рук.
– Да это… я ж не со зла! Я немного взял! Только самую малость! А то, что брал Потап, это его спрашивать надо! И песок в порох он насыпал! И скотину он Горынычу сам отвел, а не Горыныч у него спиз… – Филимон поперхнулся. – В общем, не крал Горыныч скотину у Потапа!
– О, как! – воскликнул я и взял перо с листом бумаги. – Продолжаем!
За десять минут Филимон заложил всех, с кем работал. Из доброго старикашки он превратился в отца морожкинской мафии.
– Хорошо! – грубо остановив рассказ Филимона, сказал я. – Пойдем-ка за мной, посмотрим на других!
Филимон попятился к двери преграждая мне путь.
– Только Князю, Василию Ивановичу, не вольте! Прошу вас, господин Царевич! Не должен он знать этого!
– Говорить, или нет, решать не мне! Как вы «аукнули» со мной в самом начале, так вам и откликнется сейчас!
Филимон выпрямился. Надел колпак, водрузив его на лысую голову и плюнул через плечо, кинув презренный взгляд в мою сторону.
После дневного допроса всех присутствующих, я отправился обратно к себе. Следом вошла Любовь Петровна.
– Ну что, Царевич, узнали?
– Да я-то много узнал! Садитесь, Любовь Петровна! – выдохнул я.
– Куда?
– На стул!
– Зачем?
– Допрашивать вас буду!
– За что?
– А за то, что здесь, – я показал ей весь исписанный лист допроса, – целая басня про ваши выходки!
– Так эта… Батюшка-царевич, не виноватая я! Ну, понимаете ли, взяла немного там, тут, и все… и все! Больше ни-ни… совсем… упаси Господь! – она перекрестилась трижды.
– И все же! – начал я, уткнув конец пера в лист бумаги, не сводя с нее глаз.
Любовь Петровна сдала всех.
– Ну-с, да тут за все года преступления раскрыты! Ой, спасибо вам, Любовь Петровна! Вот так вот смекалка моя заставила вас выдать все, что знаете!
– Обманули что ли? – удивилась Яга.
– Ну почему сразу «обманули»? Я пошел на хитрость, а вы сами мне все рассказали! Разве не так?
– Ну, – задумалась она, – вроде и так, но каким образом вы этого добились, господин Царевич!
– Еще раз, Любовь Петровна, повторяю, что я вас ни в коем случае не обманывал! Я вас попросил, а вы сами все рассказали! Разве не так?