Царевна для Ворона
Шрифт:
Предатель не должен жить.
Толкнув с ноги дверь в свою спальню, занес ослабшее тело внутрь, на ходу приказывая служанке затопить камин и принести обед. Опустив Альбу на постель, на мгновение задержался, не успев понять, как ладонь сама потянулась к ее бледному лицу, мягко сдвигая упавшие на глаза прядки.
Дернувшись, хотел отстраниться, но Альба неожиданно крепко схватила меня за плечо, открыв глаза.
— Не уходи…
Я и не мог.
Не отошел бы от нее и на фут, рыская поблизости, как беснующееся животное, ждущее, когда его погладят или
Доверчивая и мягкая. Она не хотела умирать в ту же секунду, и поэтому шла вперед, сжираемая лютой ненавистью и ужасом.
Перехватил изящные пальцы и с удовольствием прижал их к губам. Этот вкус цветущей сирени заставлял сердце биться неспокойно, неровно, будил в груди что-то далекое и незнакомое.
Привязанность.
Я испытывал ее лишь однажды, и именно тогда горько поплатился за свою доверчивость, поклявшись небесам найти и уничтожить Альбу Тарн! А сейчас целовал ее руки и готов был принести новую клятву — беречь ее, чего бы мне это ни стоило.
Глупая птичка, вывернувшая меня наизнанку.
— Господин, я принесла еду.
— Оставь и убирайся, — бросил не глядя, прижимая женскую ладонь к своей щеке.
Искал тепло. Пытался поймать его неуловимый след, борясь с диким желанием зарыться в ее темные волосы и утонуть, погребенным под их нежным запахом.
Должен был убить ее. Уничтожить собственную слабость, но не мог.
Обманчивое чувство, что доступное под удар тело делало меня только сильнее, било в голову, стучало в висках как трепыхающаяся пташка.
Моя слабость. Мое проклятие. Моя сила и награда.
— Ты должна поспать.
— Нет, не должна, — прошептала осипшим голосом, погладив подушечкам пальцев мое лицо.
— Я тебе приказываю.
— Я рискну ослушаться, мой господин.
Не сдержался.
Приподнял ее, подхватив под лопатками, и усадил, придерживая руками, как цепями.
Слабо качнувшись, уткнулась лбом мне в щеку и закрыла глаза. Неровное дыхание говорило, что на языке моей царицы крутится тысяча слов, но сил произнести их вслух нет. Потерлась о меня, как ласковый котенок, и замерла, нежными ладонями ища тепла.
Беззащитная. Хрупкая. Ранимая.
Но моя.
Моя царица.
Единственное, в чем Альба была права — я сам усадил ее на трон. Сам провозгласил своей женой, своей единственной. И все, что я сейчас должен был сделать — принять факт того, что она мне небезразлична. Не тень, снующая где-то поблизости, не простушка, обязанная делиться телом, а женщина, отдавшая свою душу в мои руки.
— Я… Спасибо. Я запомнила.
— Не благодари. Он должен был умереть, и не имеет значения, от чьей руки.
— Нет, — слабо качнула головой. — Имеет. И спасибо я говорю за то, что сделал это. За меня.
— Альба.
— Нет, молчи, — оторвав свое лицо от меня, подняла голову, вновь пронзая своим синим, как море, взглядом. — Не говори ничего. Не
— А что сейчас?
— Когда… Когда я так хочу быть с тобой.
Сказала!
Она сказала это! Признала! Боги!
Эта невинная, созданная богами душа посмела признаться мне в своих чувствах! Ошпаривая, заставляя поперхнуться собственным языком!
В этом было гораздо больше смысла, чем слов. Признание. Рок. Проклятие и молитва.
В груди захрустели ребра. В висках застучало раскаленными молоточками. Дыхание сперло и обожгло.
— Вардан.
— Что?
— Мое имя. Мое имя Вардан Сортэн. Отныне зови меня так.
— Как можно чаще, — прошептала Ворона, потянувшись вперед.
Глава 36
Я пришла в себя, но уже многим позже.
Ворон сдержал слово. Он остался в моих покоях, но все равно старался выдерживать между нами расстояние, усиленно о чем-то размышляя. Ему было плевать на то, что его прикованный сверлящий взгляд в мою сторону выглядит по меньшей мере невежливо, а по большей — пугающе. Ворон смотрел, делал выводы, цеплялся за каждый мой жест и слово, пытаясь урвать еще немного деталей для собирающейся мозаики в его голове.
Ближе к ночи он позволил себе уйти, попрощавшись со мной лишь вежливым кивком головы.
Как только мужчина оказался за дверью, тепло в покоях разом улетучилось, и по плечам пробежались мурашки. Без него всегда так. Холодно. И я, будто глупый мотылек, порхаю у огня в попытке сохранить свои крылья и согреться. Смогу ли я выдержать дистанцию? Хватит ли сил не поддаться соблазну?
— Нет, не хватит, — проговорила вслух, пугаясь собственного голоса, прозвучавшего слишком мрачно в полумраке пустой комнаты. — Я уже обожглась и только тогда почувствовала тепло.
Глядя на серебряный диск луны, восходящий из-за горизонта, прислушалась к собственному сердцу, пытаясь понять, что нужно этому глупому органу, без устали стучащему по ребрам изнутри. Где его покой и утешение в этом черном мире, созданном одним человеком, безжалостно растаптывающего все на своем пути?
И меня бы раздавил, но что-то пошло не так. Вмешалась судьба, эмоции, больные раны, что мы оба таили в себе, смешиваясь черной кровью в иступленном объятии.
Мы оба сломаны. Оба перекручены и обездвижены своими же мыслями и чувствами.
Он, словно свеча, неспособная сдвинуться с места, и я, глупый мотылек, не видящий смысла погибать в холоде зимней стужи.
Ворон…
Ухмыльнувшись, обняла себя за плечи и поднялась с постели, на ощупь шагая по прохладным камням босыми стопами. Это пробуждало, будоражило, позволяя ощутить голос разума и отделить его от песни сердца.
— Ты, как я смотрю, добилась успеха, моя госпожа.
Голос Мерины заставил меня коротко вскрикнуть и обернуться.
Старушка сидела в кресле, где меньше часа назад расположился Ворон. Вальяжно раскинув сухие тощие руки, она лениво осматривала покои, несколько изменившиеся с нашей последней встречи.