Царьград. Гексалогия
Шрифт:
– А, и туда, и сюда, – подумав, махнул рукой Лешка. – Ты пока пиши, а там поглядим.
Георгий пожал плечами:
– Ну, как знаете…
Работа закипела и, ко всеобщему удивлению, сладилась довольно быстро. Не прошло и пары часов, как все сто десять человек уместились в несколько списков, по роду занятий, месту жительства, месту посадки на корабль и классу путешествия. Первый класс – кормовые каюты, второй – палуба, ну а третий – трюм.
– Интересно, – задумчиво промолвил Лешка. – Допустим, «Дойная корова» направляется из Трапезунда в Константинополь…
–
– Без захода в Синоп. Ну, взяли в Трапезунде грузы, запасы продуктов и пресной воды, короче – все необходимое. Тогда вопрос – а зачем тогда шкиперу заворачивать к разным там деревням? Это ж не развозуха, а коммерческое судно.
– А он и не заворачивает никуда, – Владос с Георгием пожали плечами. – Просто плывет себе вдоль берега.
– А как же деревенские пассажиры?
Парни переглянулись и громко захохотали. Смеялись долго, до слез, даже вечно серьезный и набожный Георгий, не говоря уже о Владосе.
– Чего ржете-то? – обиделся Лешка. – Вот лошади! Мой вопрос вы, кстати, проигнорировали.
– Какой вопрос? Ах, о пассажирах. Они, Алексей, на лодочках к кораблю добираются… ну вот, как мы!
– Господи! – Лешка постучал себя по голове. – Ну я и дурень! Это ж надо – до такой простой вещи не додумался.
– Ладно, – махнул рукой Георгий. – Давайте смотреть, что получилось. Нет ли где чего подозрительного? Скажем, вот – двое купцов. Оба плывут из Трапезунда, оба везут с собой товар – апельсины, один и тот же товар – а плывут по-разному. Один – в каюте, а другой даже не на палубе – в трюме! Ну, скажите на милость, зачем честному человеку прятаться ото всех в душном трюме? Значит, он чего-то или: кого-то боится.
– Или просто-напросто жмот – экономит деньги.
– Или за апельсинами своими приглядывает, боится, что украдут.
– Ну, тогда я не знаю, – Георгий почесал голову. – Ну, кто тут еще подозрительный?
Лешка усмехнулся:
– Уж конечно, так сразу не скажешь. Думать надо, анализировать, сопоставлять. Вот ты, Георгий, как раз этим и займешься. Мы к тебе в темницу… в смысле, в каюту – постоянно заходить будем, так сказать, держать в курсе, ну а ты размышляй.
– Постараюсь, с Божьею помощью.
– А такую поговорку знаешь – на Бога надейся, а сам не плошай?
– Да ну вас, думать только мешаете!
– Ничего – ничего, Жорик, скоро тебя никто не будет по пустякам отвлекать!
Георгий посмотрел в стену:
– Вот что, братцы. Я, конечно, постараюсь, но и вы дурака не валяйте! Ведь портолан мне подсунули – факт! А ну-ка, вспомните, кто вокруг вас ошивался, пока я на корму ходил?
– Да вроде никто не ошивался, – пожал плечами Владос. – Я, правда, дремал, не видел.
– А ты, Алексей?
Лешка пожал плечами:
– Да никто… Постойте! Парень один подходил, монашек. Попить спрашивал…
– Попить? – вздрогнул Георгий. – И что ты ему дал?
– То, что и было – вино.
– Вино?! Так еще Великий пост не закончился!
– Какой еще пост? –
– Обычный пост. Предпасхальный. Неужто, монашек вино пил?
– Да пил… Впрочем, может, он и не монашек вовсе… Короче, я не спрашивал.
Владос наморщил лоб:
– Надо бы его отыскать, этого твоего монашка. Больно уж подозрителен! В пост вино пить! Ладно мы, грешники… Кстати, Георгий, а ведь ты, кажется, постриг принимать собрался?
– А я его и не пил, вино ваше, – обидчиво поджал губы юноша. – Чай, знаю, что пост.
– Ты-то не пил, а вот монашек…
– Ой, отстаньте, – замахал руками Лешка. – Пил – не пил, какая разница? Может, это и не монашек был вовсе. Униформу вашу сам черт не разберет, при всем желании.
И тем не менее молодого монашка занесли в разряд подозреваемых первым. Просто потому, что первым на глаза попался. В судовой книге монахи-паломники значились, но вот идентифицировать парня оказалось невозможным – возраст указан не был, ну и, конечно, фотографий тоже не имелось. Поди тут, разыщи.
– Ну, хоть как он выглядел-то? – допытывался на ходу Владос.
– Такой, худющий, щеки впалые. Волосы темные, нет, не черные, темнорусые, лицо смуглое, глаза… глаза, кажется, светлые – серые или голубые. На вид лет тринадцать – пятнадцать.
– Найдем, – успокоил грек. – Не так и много тут отроков, тем более – монахов.
Сказать, однако, оказалось куда легче, чем сделать. Приятели несколько раз обошли всю палубу: бак – левый борт – корма – правый борт – снова бак – и так по кругу. Нет, монахи были, и подходящие по возрасту субъекты попадались, – но все не те. Один – светловолосый, второй – кудрявый, третий – толстяк. Четвертый вообще – негр.
– Да ну его к черту! – вконец разозлился Владос. – Забился, небось, в какую-нибудь щель, да дрыхнет. О! – повернув голову, он вдруг весело взглянул на своего спутника. – Знаешь что? Давай-ка, мы чуть позже поищем – во время вечерней молитвы. На молитву-то уж это тип, всяко, вылезет, иначе какой он монашек?
Лешка улыбнулся. Да, это была неплохая идея, и, конечно, сработает… в том случае, если отрок и в самом деле монах, а не прикидывался.
Ближе к вечеру, когда над мачтами судна уже начинало синеть небо, корабельный священник – здоровенный рыжебородый батюшка – ударил в установленный на корме колокол и, подойдя к балюстраде, зычным басом начал молебен, на который собрались почти все пассажиры, за исключением немногочисленных католиков и мусульман.
Прячась за мачтами, Лешка и Владос пристально разглядывали пассажиров, выискивая более-менее подходящих по возрасту. И снова, как назло, попадались не те…
После молитвы друзья поднялись к шкиперу, попросив о свидании с Георгием. Парень был заперт в узенькой угловой каморке на баке, куда время от времени проникали вкусные запахи из расположенного по соседству камбуза. Провожатый отпер замок и предупредил:
– Только не очень долго.
Друзья еле втиснулись в полутемное помещение: