Царьград. Трилогия
Шрифт:
– Меня зовут Епифан, я ваш сосед… Если не затруднит, помогите! Вот, у меня и стамеска имеется – у плотников попросил. Только вот у самого сил не хватает.
Ах, Епифан, значит! Тот самый, что прописан «содомитом», сиречь – гомосексуалистом. Ишь, скромником прикинулся, черт! Заклинил, собачина гнусная, дверь, и теперь вот, завлекает в свои сети честных философов. Хорошо, прежний жилец предупредил!
– Пожалуйста, господин.
Взгляд юного извращенца был настолько настойчиво умоляющ, что
– Давай сюда свою стамеску!
– Вот… Подождите, я принесу свечу.
– Да есть у меня светильник, возьми.
– Спасибо.
Ишь ты – вежливый содомит попался.
А дверь-то и в самом деле заклинило – почти намертво, видать, извращенец ее слишком сильно захлопнул. Слишком сильно? Старший тавуллярий искоса оглядел Епифана – худосочный и далеко не силач – нет, вряд ли такой сможет этак вот хлопнуть! Тогда кто? Бабка, что ли?
Нет, стамеска тут не поможет, дверь-то открывалась вовнутрь. Лешка с силой толкнул – такое впечатление, будто изнутри ее кто-то держал.
– А ну-ка, давай вместе, с разбега!
Легко сказать – с разбега! Где тут разбежишься-то?
И все же…
– Ра-два… Взяли!
С третьей попытки дверь в комнату жалобно скрипнула и поддалась.
– Ну наконец-то! – подняв повыше светильник, хозяин комнаты переступил порог… да так и застыл с вытянувшимся лицом. Оглянулся, захлопал ресницами:
– Что?! Что это?!
– Похоже, мертвяк, – оглянувшись, пожал плечами Лешка. – А ну-ка, проходи, парень, не стой.
Внизу, на лестнице, уже слышались чьи-то быстро приближающиеся шаги. Некстати! Ох, как некстати!
Алексей быстро зашел в комнату и, захлопнув за собой дверь, задвинул засов. Прежде чем перед кем-то оправдываться, нужно было хорошенько подумать – откуда в комнате взялся труп? Судя по выражению ужаса на бледном лице Епифана, тот был явно ни при чем.
– Кто… Кто это?
– Я думаю – тебе лучше знать, – старший тавуллярий спокойно уселся на табурет.
И в этот момент в дверь постучали:
– Епифан! Огнива нет или свечки?
Женский… нет – девичий… голос.
Епифан дернулся было, да Лешка живо заткнул ему рот:
– Тсс!
– Черт, и здесь никого нет! Да куда они все подевались? Эй, Епифан! Спишь, что ли? Тьфу ты…
Немного потоптавшись у двери, девчонка, похоже, ушла. Да, ушла – слышно было, как вновь заскрипела лестница.
– Это кто? – кивая на дверь, тихо спросил Алексей.
– Мелезия, соседка, – так же шепотом пояснил содомит. – Хорошая девчонка, честная… Ой! – Взгляд его вновь упал на труп. И старший тавуллярий решил, что пора заняться этим делом профессионально.
– Подними светильник повыше.
– Так?!
– Да, так…
На шее убитого – лысого тощего старика – зияли сизые отпечатки пальцев. Задушили! Набросились сзади. Расправились умело и быстро. Ясно – старик с кем-то беседовал, потом вдруг рванулся к двери… где и нашел свою смерть. Никто ничего не услышал – услышишь тут, когда внизу этакие буяны. Сделав свое дело – спонтанно или специально, сейчас что об этом гадать? – убийца спокойно вылез в окно – спустился во двор по платану да был таков. Интерес-сно, что это за встречи в чужой комнате?
Лешка посмотрел на дрожащего парня:
– Ну, еще не признал, кто это?
– П-признал, – чуть заикаясь, неожиданно заявил тот.
– Ну? И кто же это?
– С-созонтий. Сосед.
– Созонтий?!
Вот так штука! Как раз его-то бывший жилец и призывал опасаться. Интересно – за что? А этот чертов извращенец наверняка знает больше, чем говорит. А, может, ну их ко всем чертям – эти непонятки-запутки! В конце-то концов, не Лешкино это дело, у него и своих собственных проблем – выше крыши.
– Ой, а в руке-то у него листок!
А ничего содомит – глазастый. И впрямь – листок. Оборванный… Ага, вот, рядом, на полу, еще обрывки…
– Ты свети, свети, парень!
Как видно, убийца вырвал листок из руки убитого, прочел, и, не найдя в нем ничего интересного, просто-напросто выбросил к чертям собачьим.
Любопытно, о чем это пишут покойники?
Старший тавуллярий составил обрывки вместе:
– …высокий, светловолосый, глаза серые, с зеленоватым отливом. По словам Паскудницы, называет себя философом из Мистры…
Господи! Так это же про него, Лешку!
Интересные заворачиваются дела, ничего не скажешь! Вот тебе и спокойный приют. Отсиделся, мать вашу…
Быстро приняв решение, Алексей строго посмотрел на дрожащего Епифана.
– Вот что, парень, а труп-то нам надо спрятать. Вытащить в окно да подбросить куда-нибудь в кусты.
– Подбросить? – Епифан задрожал еще больше. – Зачем подбросить?
– А затем, что, коли его здесь найдут, так первым делом обвинят в убийстве нас – больше-то некого! Тебе лишние проблемы нужны?
– Н-нет.
– Вот и мне – нет! Давай-ка, затуши светильник.
Подойдя к окну, Лешка выглянул на улицу – тьма, хоть глаз выколи! Лишь когда глаза привыкли к темноте, у окна нарисовался платан.
– Как свистну, втащишь его в окно и подтолкнешь, – кивнув на покойника, старший тавуллярий ловко выскочил наружу и спустился по платану во двор. Огляделся, прислушался. Вроде все тихо, если не считать доносившейся со второго этажа песни. Гуляли плотнички-то!
Кажется, здесь где-то должна быть копна сена. Ага, вот она…