Царица царей
Шрифт:
Клеопатра инстинктивно напряглась, готовясь к бою.
— Она — не живая, — заявил Антоний псу. — Дай нам пройти. Освободи дорогу.
Цербер зарычал и принялся обнюхивать лицо женщины.
А Клеопатра, в свою очередь, зашипела — то ли по-змеиному, то ли по-кошачьи. Антоний искренне изумился, наблюдая за этой сценой.
Царица же начала говорить с кобрами на языке, незнакомом ей самой. Аид огласили новые звуки — нескончаемая ритмичная мелодия-заклинание.
Она пела, подобно Усему, который подчинил ее своей воле на пыльной арене Большого Цирка. Она прекрасно
— Отдайтесь мне, — мурлыкала она. — Вы принадлежите мне. Мы — одно целое и одинаково сильно тоскуем. Мы желаем одного и того же. Пойте со мной, дети змей, танцуйте со мной. Мы — едины.
Пес оскалился, рептилии на его горле извивались и сжимали свои кольца.
— Убейте его, — приказала Клеопатра, ибо Цербер противостоял ей.
Антоний схватил жену за руку, пытаясь отвлечь.
— Персефоне и Аиду такое не понравится, — предупредил он. — Не надо злить их перед тем, как просить о благосклонности.
Чудовище, пронзительно скуля, осело на пол пещеры. Три пары глаз мгновенно захлопнулись. Змеи продолжали свою пляску.
— Усыпите его, — Клеопатра сменила гнев на милость. — Пусть видит сны. Но не убивайте.
Кобры неохотно ослабили хватку, и она закончила петь заклинание. Они с Антонием перебрались через спящего зверя, чувствуя хриплые вздохи Цербера.
— Неплохо у тебя получилось, — сообщил муж, но Клеопатра еще пребывала в неистовстве, которое начало ослабевать лишь после некоторых усилий. Геката напомнила царице ее саму. Правда, теперь она могла не чувствовать Сохмет, поскольку невидимая цепь оказалась недостаточно длинной. Богиня не добралась до Аида. Но сколько еще осталось времени у Клеопатры, прежде чем госпожа вновь предъявит на нее права?
Внезапно она замерла, услышав похожие на младенческий плач звуки, бесчеловечно напомнившие ей о детях.
— Куда ты меня привел? — осведомилась она.
— Нам надо преодолеть Пещеру Младенцев, — сказал Антоний. — Ничего не поделаешь. Некоторым она кажется самым жутким местом в преисподней, но здесь есть кое-что и похуже. Возьми меня за руку.
Их окружили тени новорожденных, которых оставили на римских грудах мусора на съедение сворам бродячих собак. Такова была судьба младенцев, не признанных отцами семейств, даже знатных. Подобное считалось совершенно законным. Тех, кому повезло, подбирали с улиц и продавали работорговцам. Менее удачливые умирали неоплаканными и оказывались младенцами в Аиде. Пещеру заполонили неприкаянные создания.
Клеопатре стало трудно дышать. Почти все призраки были девочками.
Антоний тянул ее дальше, но она оглядывалась, с болью оплакивая мертвых. Их крошечные ручки тянулись к ней, пытаясь ухватиться за края одежды.
Губы шевелились, тщетно пытаясь сосать. Здесь отсутствовали кормилицы, ласковые нянюшки, учителя, резные фигурки львов… Эти младенцы никогда не будут ни ходить, ни говорить.
— Не останавливайся, — вымолвил Антоний. — В подземном мире свои обычаи.
— Неправильные, — гневно бросила Клеопатра.
— Аид пропустил
— Дети в Риме. Ты о них подумал? — спросила она. — Александр, Птолемей, Селена? Во дворце Августа.
— Но они живы, а мы лишь тени, — произнес он.
— Нет, — заявила она. — Некоторые могут быть здесь. Цезарион умер после тебя. Римляне казнили моего первенца на площади.
— Мне не хватает их не меньше, чем тебе, — заявил Марк Антоний. — Но сейчас необходимо спасти тебя. Другого выхода у нас нет.
Клеопатра с тоской подумала о Цезарионе, который бродил в одиночестве по Аиду. Возможно, и нет, с надеждой предположила она. Вдруг он в Дуате? Мальчик погиб в Египте, а мать его была египтянкой. Вероятно, его посмертная судьба сложилась справедливо. Возможно, его чистую душу взвесили. Теперь он в безопасности, на Прекрасном Западе.
После им встретились безымянные самоубийцы. Затем они миновали судилище Миноса, [41] где лжесвидетелей осуждали их жертвы.
41
В древнегреческой мифологии — критский царь, сын Зевса и Европы, ставший в Аиде судьей над мертвыми. Минос налагал наказания на души преступников.
Спустя ночи и дни долгого пути Клеопатра и Антоний вступили в поля скорби. Они брели по прекрасным садам с дорожками, выложенными костями, вдоль которых цвели черные розы и мирты. Сюда приходили умершие от любви, преданные души с разбитыми сердцами. Они рыдали, изнемогая от тоски и страсти.
— Ты здесь живешь? — поинтересовалась Клеопатра у Антония, но тот покачал головой. Однако ей показалось, будто он отвел взгляд.
— Идем, — просто сказал он.
Клеопатра размышляла о том, что они, наверное, заблудились. Что же случится с ними, когда все закончится? Она поняла, что конец у истории явно не будет счастливым.
Муж провел призрачными пальцами по ее коже.
— Когда мертвых призывают из Аида, — объяснил он, — живые стучат кулаками по земле, чтобы мы услышали, как они скорбят. Еще они проливают свою кровь, чтобы мы могли напиться. Мы страдаем от жажды и голода. Чем дольше мы пребываем здесь, тем больше увядаем. Скоро во мне ничего не останется от Антония.
Он коснулся ледяными губами ее руки.
— Ты пока еще Клеопатра, — кивнул он. — Моя жена, но я принадлежу подземному миру.
Клеопатра почувствовала, как вновь рушится ее вселенная. Боги мертвых крепко удерживали своих подданных. Загар Марка Антония уже пропал. Сквозь нагрудник можно было разглядеть деревья.
— Тогда мы должны поторопиться, — произнесла она. — Нам нужно добраться до обители здешних владык, верно?
— До Персефоны, — ответил он дрогнувшим голосом. — Наше время истекает.
Клеопатра крепко сжала его пальцы.
Вместе они пробежали через призрачные поля сражений. Там обитали призраки, чьи тела не были надлежащим образом похоронены. Некоторые отдавали Антонию честь, а другие проклинали.