Царская дыба (Государева дыба)
Шрифт:
– Раздевайся.
Мальчонка послушно скинул рясу, под которой оказался совершенно обнаженным.
– Г-господин н-начетник велел п-прачке отдать, – заблаговременно попытался он оправдать отсутствие исподнего, но дерптского епископа этот вопрос интересовал менее всего. Священник обошел мальчишку кругом, заметил на боку расположенные треугольником крупные родинки, измерил пальцами расстояние между ними.
– Руки подними...
На руках у служки тоже ничего не оказалось.
– Опусти руки. Одевайся. Возьми у начетника кадушку и большой бурдюк молока, чтобы наполнить еехотя
– Н-но у нас в замке... Нет коровы... – осторожно напомнил служка.
– Иди сюда, – поманил его правитель, схватил за загривок и повернул лицом к стене. – Видишь тень от решетки? Когда след этого прута опустится на пол, ты должен стоять здесь с молоком и кадушкой. Иначе ни ты, ни начетник этой тени больше уже никогда не увидите. Пока еще не знаю, почему...
Но мальчишка мгновенно понял, что ничего хорошего подобное обещание ему не сулит, и опрометью кинулся выполнять приказание. Правитель замка подошел к колокольчику, подобрал его, хозяйственно поставил на стол. Подул на ладонь, словно ожегся о серебряную безделушку, потом повернул кресло к тени, на которую указывал служке и уселся, положив руки на подлокотники и следя за перемещением темной полосы с таким интересом, словно перед ним танцевало не меньше десятка полуобнаженных турчанок.
Тени оставалось до пола еще никак не менее двух пальцев, когда в зал ввалился запыхавшийся служка:
– Кони оседланы, господин епископ. Молоко и кадушка приторочены к седлу.
– Что же, ты очень расторопен, – кивнул дерптский правитель. – Сегодня вечером ты получишь за это достойную награду. Какое здесь ближайшее болото?
– Лобицкая вязь, господин епископ.
– Очень хорошо. Мы едем туда. Ты покажешь дорогу.
Расстояние в десять миль застоявшиеся в конюшне войсковые лошади одолели с восхитительной легкостью, почти не запыхавшись. Двое всадников свернули с дороги на некошеный луг, проскакали по нему еще около полумили и остановились неподалеку от низких ивовых зарослей, застилающих пространство на сотни шагов вперед.
– Это именно то, что нужно, – спешился дерптский епископ, подошел в кустарнику, закрыл глаза и развел руки в стороны, ладонями вперед. Некоторое время он стоял неподвижно, потом начал тихонько покачиваться в такт ветру.
Служка ощутил, как у него пересохли губы. Он попытался облизнуть их, потом потянулся к фляге, в которой плескалось слегка подкисленная уксусом вода.
– Не делай этого, – внезапно предупредил правитель здешних земель. – Бери молоко и кадушку и ступай за мной.
– Там же вода! Болото!
Однако священник, не меняя позы, двинулся прямо в заросли. Мальчишка волей-неволей спешился и двинулся следом за ним. Как ни странно, хотя впереди постоянно поблескивала вода, но под ногами не хлюпало, словно епископу удалось нащупать те редкостные в здешних местах кочки, что не проваливаются мгновенно, стоит на них ступить человеческой ноге.
Кустарник закончился, началась рыхлая травяная подстилка, что плавает поверх темной болотной воды, колтыхаясь от мелких волн и проваливаясь от прикосновения обычной жабы – но и здесь священнику удавалось каким-то
Наконец впереди показался холмик, похожий на человеческую лысину, окаймленную редкой порослью травяных волос. Дерптский епископ выбрался на него, сел, поджав под себя по-турецки ноги, подставил лицо вечернему солнцу. Служка с ужасом понял, что за все это время его господин так и не открывал глаз.
– Садись, отдыхай, – разрешил правитель. – Скоро темнота. Ночью по болотам ходить не надо. Ночью здесь случаются беды.
– Но как же м-мы...
– Не бойся. Скоро все закончится. Осталось совсем чуть-чуть. Я обещаю тебе, все будет хорошо и закончится еще до полуночи. А я всегда выполняю свои обещания.
– Д-да, господин епископ, – согласился мальчишка. – Вот только... Комары... Они нас до утра съедят... М-мы ведь не сможем возвращаться в-в т-темноте?
– Комаров не будет, – дерптский епископ повернул руки ладонями вверх. – Здесь очень свежий ветер. Неужели ты не чувствуешь?
Служка и вправду почувствовал – но ветер показался ему отнюдь не свежим, а темным и затхлым, словно дохнуло холодом из темного зева погреба. И промозглой, пронизывающей до самых костей сыростью... Хотя, какой еще может быть воздух на болоте?
– Да у тебя озноб, мой мальчик? Ты совсем замерз... – удивился дерптский епископ, так и не открыв глаза. – Ладно, в Питхалагарти ночь, так что ничего страшного. Ты видишь меня?
– Да, господин епископ... – удивился странному вопросу служка.
– Это правильно, – кивнул правитель и наконец-то открыл глаза. – Джетс вирст ду стербен, унд ди сееле дайне вирд сих ауф небеса емпортраген, плоть вирд дайне ин ди эрде, инд дас блут возопит ебер нью обители веггехен.
– Что вы говорите? – не понял мальчишка.
– Ты совсем продрог, устал, голоден и хочешь пить, – улыбнулся ему правитель. – Сразу все человеческие муки вместе. Нужно поскорее заканчивать, и избавить тебя от этих неудобств. Встань, и возьми кадушку под днище.
Служка поднялся, выполнив приказание священника. А правитель тем временем принялся рассматривать перстни, украшающие пальцы. Поднял глаза на мальчика:
– Какой из них нравится тебе больше всего?
– Вон тот, красненький в окружении зелененьких.
– Да, он действительно красив, – епископ снял перстень, не такой массивный, как остальные, но куда более дорогой, поскольку его украшал крупный рубин в окружении восьми маленьких изумрудов.
– Что же, если он тебе так понравился, то теперь он станет твоим навсегда, – священник уронил украшение в кадушку.
– Ой! – мальчишка пожирал подарок глазами, но достать его из кадушки не мог, поскольку держать снизу ее приходилось двумя руками. А правитель взял бурдюк с молоком, откупорил и опрокинул в деревянную емкость. – А-а...
– Потом, – остановил его непонимающее бормотание священник. – Инда верден мих ди альтерть-млихен гейсте унд харвинген дизер эрде црен.
– Что, господин епископ?