Царские врата
Шрифт:
–Христос воскресе!
Народ весело, вразнобой, ловя, хватая на лету писанки, так же громко, радостно, закричал ему в ответ:
–Воистину воскресе!
–Христос воскресе!
–Воистину воскресе!
–Христос воскресе!..
«Воистину воскресе», – восхищенно шепнула Алена, ловко вздернула руки – и поймала жесткое деревянное яйцо.
Поднесла к глазам.
Оно было густо-алое, нет, даже кирпично-красное, как кровь.
Свечи горели ярко, трещали, чадили, вспыхивали.
И Алена склонила голову к ладони, на
ФРЕСКА ДЕСЯТАЯ. ЧАША
(изображение золотой чаши на Вратах)
Алена набросила куртку, вышла на площадку, позвонила соседям. Загремел ключ в замке, долго скрежетал. Соседка с порога мрачно воззрилась на смущенную Алену.
–Что надо?
–Здравствуйте, – сказала Алена, засунула руки в карманы куртки и сжала там пальцы в кулаки. – Меня зовут Алена. Я ваша соседка. Не надо ли чего вам помочь?
–Я еще из ума не выжила, – хохотнула женщина, тряхнула головой, в обидной ухмылке обнажилась бледная голая десна. – Спасибочки! Не нуждаюсь! – Под хмельком тетка, пахло от нее. – За собой погляди лучше!
Железная дверь с лязгом захлопнулась.
«Не так я делаю. Не то».
Не прошло и часа, как в Аленину дверь затрезвонили. На пороге стояла поддатая соседка. Подслеповатые глазки стреляли туда-сюда. Уже не ухмылка, а просительная улыбка вздрагивала, маслом мазала ошлепки губ.
–Привет. Извини. Я тут тебя турнула. Ты не могла бы с ребятней моей посидеть? А я в аптеку схожу.
–Прямо сейчас пойдете?
«Она меня на «ты», а я ее на «вы». Все правильно. Все справедливо».
Ухнула в смрад и чад чужого жилья. Утонула, как дырявый ковш в кадушке с черной водой. Ребятенок в манеже, качается маятником, сам себя веселит; другой ползает по полу, тыкается мордочкой, как слепой, в углы ободранной мебели. Кот вышел из кухни, поднял хвост, гадко мяукнул. Пахло подгорелой гречневой кашей и алкоголем. К мешковатой занавеске приколот вырванный из гламурного журнала портрет толстой Бритни Спирс. На стене было намалевано аэрографом, крупно: «VADIK I LOVE YOU».
–Идите спокойно, – сказала Алена, – посижу сколько надо.
Поддатая баба ускользнула. Алена осталась в чужой квартире с двумя детьми. Пацан в грязном манеже все качался безостановочно. Другой мальчонка пополз к ней. Алена подхватила его на руки. Легонький какой! Кожа да косточки. «Вот и Ванечка мой совсем
Алена опустила мальчишку на пол. Кот терся затылком о ножки пацана в замурзанных ползунках. Святое семейство. Отца нет. Не пахнет мужиком в этом доме.
Алена опять взяла мальчишку на колени, села в ободранное котом кресло. Стала напевать песенку, качать ребенка.
Под ее напевы уснул пацанчик в манеже, лег на спинку, ручки-ножки разбросал.
Уснул и тот, что у нее на руках пригрелся.
Сама не знала, сколько прошло времени.
Загремел замок. С ругательствами, цепляясь за притолоки, падая на стены и шкафы, ввалилась соседка, в дым пьяна.
Шагнула в комнату, чуть не упала через порог.
–А-а-а-а, соседушка!.. Ты здесь, родна-а-ая!.. Как ха-ра-шо-о-о-о… Ува-а-а-ажила… Давай мы с тобой за знакомство… – Неслушными руками радостно вывалила на стол из отвисших карманов аптечные пузырьки с настойкой боярышника. – Боя-рыш-ни-чек, родименький… Любишь прямо из горла?.. Или из рюмашечки?.. Я-то – и так могу… и без закуски… – Отвинтила крышку, дышала шумно, как паровоз. – Или тебе, лапунь, зажрать это дело обязательно?..
Влила в себя темно-гранатовую, похожую на кровь жидкость. Крякнула громко, как мужик.
–Щас сообразим… Нет пробле-е-ем… В холодильничке…
Она свалилась на пол на кухне, не успев открыть дверцу холодильника. Донесся длинный храп. Алена осторожно положила спящего мальчишку на диван, укрыла одеялом; укрыла пацанчика, что спал в манеже; подняла с пола пьяную бабу, доволокла до дивана, раздела, намочила полотенце, отерла мокрым полотенцем ей лицо. Закинула ей на диван ноги. Нашла старый овчинный тулуп, тулупом ее накрыла, овчину под ноги подоткнула, под спину, чтобы согрелась.
Села рядом. Семейство спало. Два ребенка и пьяная мать.
Ночь шла и проходила. Время хотело остановиться и не могло. Дети спали, вскрикивали во сне. Алена поменяла малышу ползунки. Ребенок не проснулся, так осторожно она это сделала. Она слышала: тикают на кухне старые часы, большой, как тарелка, будильник с серебряной шляпкой.
Я жил не слепой – зрячий. И не без мозгов. Думал, соображал. Все вокруг были преступники. Причем безнаказанные. Кто мало обманывал, кто по-крупному. Но обманывали все.
И я обманывал. И мои друзья. Мы привыкли жить внутри обмана.
А сегодня я не мог даже себя обмануть, что все хорошо.
Сегодня я ее похоронил. Мою девушку.
Я познакомился с ней, когда она бабушку хоронила. Смотрела не в яму, а вверх, в небо. Все плакали, а она не плакала. Просто стояла и смотрела в небо. А я смотрел на нее. И она обернулась – и на меня посмотрела.
Ее глаза были синие, светлые, сумасшедшие, широкие, как небо. Как наша холодная река. Нас сильно потянуло друг к другу. Шатнуло просто.