Царский пират
Шрифт:
– Мы победим? – на всякий случай спросил Степан друга.
– Этого я не знаю, – мотнул головой Лаврентий. – Но мы с тобой останемся живы.
– Точно знаешь?
– Я это видел, – сквозь зубы, не отрывая глаз от управляемого канатами паруса, ответил колдун: – Там, на острове богов. Мне явились сцены из нашей с тобой жизни, которые будут после этого боя. Значит, нам предстоит пережить его.
Что ж, хорошая новость. Вот только знать бы, в каком виде они переживут сражение. Ведь остаться в живых можно по-разному. Впрочем, судя по всему, Лаврентий не собирался откровенничать о
С капитанского мостика брига более высокого, чем галера, была хорошо видна палуба вражеского судна. Через стекла подзорной трубы Степан крупно и отчетливо видел, как рыжебородый человек в сверкающей кирасе распоряжается расстановкой солдат по левому борту галеры. Было их довольно много – в железных шлемах, с длинными копьями в руках. Видел поморский капитан и наставленные на его корабль жерла пушек, и сосредоточенные лица канониров, ожидающих приказа стрелять. Ясно было, что на галере только терпеливо ждут, когда «Святая Дева» завершит разворот и подставится правым бортом.
Именно так все и произошло: стоило бригу встать параллельно галере, как с ее борта немедленно раздался дружный артиллерийский залп. Облако плотного порохового дыма окутало судно. Заряды прошли над головами, поверху, нанося ущерб лишь парусному вооружению «Святой Девы». Треснула и накренилась бизань-мачта, во все стороны полетели щепки. На грот-мачте были сбиты обе поперечные реи, и средний парус упал, накрыв собой нос корабля.
Крупная щепка из разбитой мачты ударила Ингрид в спину, и та закричала. Поняв, что ничего страшного не произошло, девушка осталась на мостике рядом со Степаном. Ему хотелось прогнать ее в трюм, но он твердо знал – она не согласится. Да, в общем-то, правильно сделает, потому что он ведь прекрасно помнил, как она в бою спасла ему жизнь.
Сейчас в руках у Ингрид был длинный кинжал, а в глазах уже появился знакомый Степану безумный блеск – торжества и наслаждения смертельным боем. Как раз то выражение, которое восхищало его в этой девушке и с такой же силой отталкивало…
Краем глаза Степан успел заметить и то, что Марко Фоскарино нет на палубе. Предусмотрительный венецианец предпочел не рисковать жизнью и спустился в трюм. Он решил, что это не его война, и он ни на чьей стороне. Кто бы ни победил в этом бою, его дело – сторона.
«Мудрый человек, – с уважением подумал Степан. – Хотя легко быть мудрым в его положении. Что ему здешняя война? Даже если очень скоро мы проиграем бой и все будем мертвы, а судно захватят вот эти ливонцы, венецианскому купцу они, скорее всего, ничего дурного не сделают».
Зачем же ему сражаться?
Впрочем, все эти мысли пронеслись в голове капитана за одно мгновение, потому что в следующее грянул ответный залп со «Святой Девы». Это был даже не вполне залп, а два залпа – по четыре за один раз. У человека ведь только две руки, а канониров на бриге имелось только двое – Ипат и М-Твали. Каждый поднес запальные фитили к двух пушкам, а затем повторил…
Бриг дважды сотрясся от орудийных выстрелов. Теперь весь его правый борт был в пороховом дыму, и столпившиеся там люди ничего не могли видеть. Зато с капитанского мостика Степан отлично разглядел результаты стрельбы.
То ли Ипат
– Ура! – закричал боярский сын Василий и, сочтя, что теперь его место рядом с бойцами, спрыгнул с капитанского мостика. Он бросился к борту и, схватив из рук Кузьмы заряженный мушкет, выстрелил из него в сторону галеры. Этот выстрел, конечно, ушел в воздух, но, следуя примеру сотника, остальные бойцы принялись стрелять. Делали они это куда профессиональнее своего командира. Из мушкета, как и из пищали, бессмысленно стрелять «с рук»: торопливость тут ни к чему не приведет. Ствол мушкета слишком длинный, да и сам он слишком тяжелый, чтобы можно было прицелиться из него. Без упора стрелять бесполезно, сначала нужно приладить ствол и тогда уже целиться.
В обычном бою стрельцы всегда использовали в качестве упора бердыш, а сейчас, на корабле, прилаживали стволы к краю фальшборта и так только вели огонь.
В ответ тотчас же затрещали выстрелы с борта галеры. Однако куда опаснее были бронзовые пушки. Надеяться на качку и на то, что благодаря ей следующие снаряды опять пройдут мимо, было нелепо. Степан, понимавший все это, давно уже бросился к штурвалу и лихорадочно выкручивал его так, чтобы судно приблизилось к вражеской галере как можно плотнее. В морском бою, да еще когда у противника превосходство в огневой мощи, рассчитывать можно было только на абордажный бой.
Штурвал крутился, руль корабля медленно двигался, приближая борт «Святой Девы» к галере, но происходило это слишком медленно. Слишком медленно для того, чтобы избежать следующего залпа.
Пушки загрохотали снова – на этот раз с обоих кораблей одновременно. Следующие минуты боя проходили в условиях полного отсутствия видимости. Белесые клубы порохового дыма оказались такими густыми, что не видно было собственной протянутой руки. Когда же налетевший порыв ветра стал разгонять дым, корабли ударились друг о друга бортами. Ударившись, тотчас же дрогнули и отскочили, но Степан своими манипуляциями со штурвалом добился своего. Теперь дело было за Василием Прончищевым – любителем рукопашных схваток.
Стоявшие наготове с баграми в руках Агафон и Фрол-балалаечник стремительно выбросили вперед деревянные древки с крючьями и зацепились за борт галеры. Путь для абордажного боя был открыт.
«Нас слишком мало, – с тоской подумал Степан. – Мы все погибнем!»
И надо же было им налететь сразу на такой серьезный корабль! Выбрать бы что-нибудь помельче для начала…
Самому Степану больше нечего было делать на капитанском мостике – он выполнил свою задачу. С саблей в руке поморский капитан спрыгнул с мостика и кинулся к своим людям. Многие из них уже лезли через борт ливонской галеры. Совсем близко, в двух шагах, мелькали оскалившиеся лица вражеских воинов и моряков. Сверкали шлемы, слышались крики на незнакомых языках.