Царский пират
Шрифт:
Степан ожидал, что после этих слов опричник вытащит Лаврентия из ямы и задушит собственными руками. Но ничего этого не произошло. Наверху царило молчание. Лицо опричника отодвинулось от деревянной решетки, а затем и вовсе пропало. Теперь над головами пленников снова было свинцово-серое небо, с которого начал идти снег…
– Ты что же – все про всех знаешь? – ошарашенно спросил Василий. – И про меня тоже?
– Про тебя тоже, – хмуро подтвердил колдун. –
– А не боишься, что этот опричник тебя на дыбе запытает? Он ведь злой, собака!
Лаврентий чуть помолчал, а затем совсем тихо пробормотал:
– Нет уж, опричника Михайлу я совсем не боюсь. Сдается мне, что он не доживет до рассвета. Что-то такое у него в лице… Что-то не то, как у покойника.
– Да у всех опричников рожи, как у покойников, – вырвалось у сотника Василия. Видимо, впервые в жизни он от отчаяния и обреченности перестал бояться.
– Не у всех, – сосредоточенно ответил Лаврентий. – А тут что-то не то. Уж и не знаю…
Холод в яме становился нестерпимым. С неба валил снег, который тут же таял, но создавал дополнительную сырость. Мокрая земля под ногами узников начала чавкать.
– Не знаю, доживет ли до рассвета опричник Михайла, – раздраженно заметил Степан. – Но мы не доживем, это точно. Замерзнем и помрем.
– Нас сначала еще пытать будут, – проговорил синими от холода и страха губами Василий.
– Нет, – покачал головой Степан. – Вот этого я не думаю. Опричнику так бы хотелось, но воевода не разрешит, это точно. По крайней мере, на его месте я бы не разрешил. А он, похоже, умный человек.
– Сволочь, – выругался сотник. – С моим отцом чарку пил, на охоту ездил, меня на колене качал. А теперь что же? Не ждал я от дяди Ивана.
– Золото, – пожал плечами Степан. – Слишком много золота мы привезли в том проклятом сундуке. Вот и позарился твой дядя Иван. Но пытать он нас не позволит. И знаешь, почему? Потому что во время пыток будут лишние разговоры, их могут запомнить разные люди. А князю Ивану это ни к чему теперь.
– Так что же будет? – не выдержал Василий и чуть ли не закричал. Лицо его исказилось, он плохо владел собой. Впрочем, как было его не понять – человек пережил такой моральный удар.
– Что будет? – переспросил задумчиво Степан. – Казнят нас. Просто так, без всяких пыток и лишних разговоров. Как изменников и ливонских засланцев. А сундук с золотишком достанется князю Хованскому – целым и нетронутым. Вот так-то.
Ближе к вечеру опять появился Михайла. Его лицо снова свесилось сквозь деревянную решетку.
–
– Хоть бы поесть дали, – пробормотал окончательно окоченевший Лембит. Не в силах стоять больше на ногах, он сел на корточки, обхватив себя за плечи руками.
– Зачем тебе еда? – рассмеялся опричник. – Голодному на кол легче садиться. Живот пустой, скорее провалишься и подохнешь.
– А скажи, Михайла, – поднял голову кверху Лаврентий. – Когда мамка тебе половой член лучиной жгла, ты сильно плакал? За что она тебя так? Мужиков сильно ненавидела? Обидели ее?
Опричник поднялся на ноги, и теперь лица его было больше не видно.
– Пытать вас воевода не дозволил, – послышался его приглушенный голос сверху. – Но для тебя, колдун, я специально велю кол потолще затесать. Чтоб проваливался ты подольше и побольнее. А я буду тебе в глаза смотреть.
Можно ли заснуть накануне собственной казни? Можно ли заснуть, находясь в глубокой ледяной яме, где под ногами чавкает мокрый снег?
Наступил вечер, стемнело, а затем наступила ночь. Из ямы были слышны звуки засыпающей крепости: перекличка часовых на стене, ржание лошадей в расположенной поблизости конюшне, перекрикивание отходящих ко сну стрельцов…
Ночью слегка подморозило. Степан стоял, прислонившись спиной к деревянному креплению ямы. Он закрыл глаза, потому что смотреть все равно было не на что – царила полная тьма. Говорить тоже было не с кем. Лаврентий совершенно углубился в себя и только шевелил губами. То ли молился Богу, то ли разговаривал с духами, а может быть, посиневшие губы просто дрожали от нестерпимого холода.
Василий замкнулся в себе и больше не отвечал на вопросы. Он сидел рядом с Лембитом в такой же позе, опустив голову. Вспоминал свое детство в родительском доме? Думал о том, узнает ли когда-нибудь отец о том, какой смертью погиб его единственный сын? Или будет по-прежнему дружить с князем Хованским, так и не догадываясь ни о чем?
О предстоящих муках на колу Степан не думал. Этого ему не хотелось. Что толку думать о том, чего все равно не избежать и на что ты никаким образом не можешь повлиять? Будет кол, будет боль, будут страдания. Но когда это случится, тогда и случится, а торопить это и ужасаться заранее не стоит.