Царский пират

Апраксин Иван

– Я и прошлое твое знаю, – бросила через плечо фея. – Только оно скучное, как и твое будущее. Что вообще может быть скучнее человеческой жизни? Странно, что некоторые люди так дорожат ею…

Потом она обернулась и пристально посмотрела на Степана. На лице ее появилась шаловливая улыбка.

– Может быть, ты хочешь сам посмотреть на свое будущее? – спросила она. – Как мне раньше не пришло в голову? Это ведь может быть тоже очень весело! Показать?

Она засмеялась, очень довольная тем, что вдруг придумала себе новую забаву.

Повернувшись к янтарному дворцу, фея взмахнула рукой, и на стене появилось движущееся светящееся изображение. Сначала Степану показалось, что на стене вспыхнул огонь, и он отшатнулся, но потом сообразил, что эта картинка из жизни, вызванная магической силой перед его взором.

Мутные фигуры, разноцветные пятна и спирали кружились клубком в этом ярком пятне. Они наползали друг на друга, переливались, меняли цвет, исчезали и затем трансформировались во что-то новое. Это клубящееся изображение на самом деле не изображало ничего.

Степан стоял в наступившей вечерней темноте. В черном небе над его головой зажигались звездочки, а перед ним, разгоняя земной мрак, светилась картинка, переливаясь под движущимися пальцами хозяйки острова.

– Ты родом из Кеми? – спросила фея. – Не знаю, что это за место такое, и знать не хочу. Кемь – это я просто выудила из твоей памяти…

Вот твое рождение!

Изображение на картинке стало гораздо четче, и внезапно стало можно разглядеть все конкретно. Степан увидел стены родной избы, в которой родился, вырос и жил. Тесаные бревна, печь-лежанка, лавки по стенам и лампадка под святыми иконами.

Что это за женщина лежит на лавке, укрытая лоскутным разноцветным одеялом? Одеяло Степан сразу узнал – он спал под ним в детстве. А женщину с утомленным лицом и капельками пота на лбу не узнал. Как и еще одну женщину – полную, в платке, повязанном по самые глаза, с крошечным голым младенцем на руках. И мужчину в углу – худого, с горящими глазами и торчащим треугольным кадыком, который все время двигался…

Вот только по этому кадыку Степан и узнал своего отца. Неудивительно, что сразу не узнал роженицу – свою мать. И тетку Христину, которая принимала роды. Конечно, как бы он сразу узнал? Ведь здесь они были совсем молодыми, он не помнил их такими.

Но даже ахнуть и изумиться Степан не успел, потому что картинка вдруг переменилась. Возникла комната с выбеленными стенами, низкое окошко, наполовину занесенное снегом, и свеча на столе. Что-то очень знакомое, даже родное не меньше, чем отчий дом, увиденный только что. А вот и сам Степан – совсем юный, усы и борода еще не растут. Он сидит, уткнувшись в толстую книгу, и водит пальцем по строчкам, шевеля при этом губами. А кто это рядом? С седой бородой до середины груди, в фиолетовой камилавке. А, это же старец Алипий – наставник Степана во время монастырской учебы.

Фея взглянула на капитана и даже подпрыгнула от восторга. Она взвизгнула радостно и сказала:

– Видел бы ты сейчас свое

лицо! Это такая умора! Ну, ничего – сейчас будет еще смешнее: я покажу твое будущее. Вот уж тогда мы оба обхохочемся.

Картинка вспыхнула снова, но теперь оцепеневший Степан ничего не понял. Был пасмурный зимний день. На поверхности земли, покрытой снегом, стояли гигантские прямоугольники светло-серого цвета, покрытые ровными рядами окон. На первый взгляд это было похоже на пчелиные соты. Окна располагались рядами, одно за другим. В некоторых прямоугольниках таких рядов окон было три, а в некоторых – пять.

Может быть, это дома, в которых живут люди? Но вряд ли: домов такого размера Степан не только не видел никогда, но даже не слышал о подобном. А по дороге, проложенной между этими огромными сотами, двигались коробочки различной формы. Приглядевшись, можно было увидеть, что каждая коробочка имеет четыре колеса странного вида, но оставалось непонятным, каким образом они передвигаются – лошадей или других тягловых животных не было. Но, что показалось непонятнее всего, были лучи яркого света, исходящие спереди из двух точек, расположенных в каждой движущейся коробке. Таких лучей не может быть, только солнце светит так ярко!

– Узнаешь? – с улыбкой спросила фея, но, увидев потрясенное лицо Степана, отрицательно помотавшего головой, спохватилась.

– Ах, я все напутала, – досадливо сказала она. – Ошиблась, не рассчитала. Это точно твоя Кемь, но только, наверное, уже в будущем, когда ты умрешь. Вечно я все путаю. Я – такая невнимательная.

Она кокетливо хихикнула и снова взмахнула ручкой.

– Вот, теперь это точно твое будущее, – пояснила она, когда в светящемся окне появился пылающий корабль, плывущий огромным факелом по морю. Трещали ломающиеся мачты, искры снопами рассыпались и падали в черную морскую гладь. Горели паруса, горели борта: это выглядело, как погребальный костер!

Неужели это их бриг? Неужели Степан видит картину погибающей в пламени «Святой Девы»?

Он не успел подумать об этом, как изображение вновь сменилось. Теперь это был остров – тот самый, который снился ему в таинственных пророческих снах. Дерево, камень-Алатырь – сверкающая на солнце громадина, и девушка – та самая, с лицом Пресвятой Богородицы.

– Ну, это совсем скучно, – капризно сказала фея и тотчас сменила картинку. Степан увидел бескрайнюю степь, скачущих всадников вдали и залитое кровью лицо сотника Василия.

Неужели им с боярским сыном еще предстоит встретиться? Но где и когда? Почему Василий умирает? Неужели это будет делом рук Степана?

– Ну, как тебе? – поинтересовалась хозяйка острова Ихме своим тонким мелодичным голоском. – Ты все еще хочешь пережить это? Может быть, передумаешь? Может быть, все-таки стать травинкой куда лучше? Или тебе больше по сердцу муравей? Муравей вечно куда-то спешит, бежит, суетится – совсем как ты. Разве не так?