Царский сплетник. Трилогия
Шрифт:
— Молитвы у вас странные, не на латыни читанные.
— Почему не на латыни! — возмутился Васька, тормозя с Янкой и Жучком около еще не разожженного костра. — Вот, послушайте сами. Ин вино веритас… [7] — Молитв пушистый обормот не знал, а потому нес ахинею, нимало не озабочиваясь тем, что своей «молитвой» вогнал в шок епископа, и Климент Четырнадцатый начал нервно икать, а святые отцы рядом с ним зашевелили губами. Они честно пытались сообразить, что за псалом им выдает «собрат» по вере, лихорадочно копаясь в памяти.
7
Истина
— После вашей молитвы что-то выпить захотелось, — невольно почесал скипетром затылок Гордон, заставив съехать корону на лоб.
— За упокой души не выпить — святотатство! — тявкнул Жучок.
— Ладно, после казни помяну, — кивнул Гордон и покосился на Василису.
Царица молча сидела на троне, отрешенно глядя перед собой пустыми, ничего не выражающими глазами.
— А царица-матушка за племянницу-то свою переживает, — загомонил народ.
— Кому ж понравится кровинушку родную на костер отдавать.
— Видать, крепко с царем-батюшкой насчет племяшки поспорили.
— Ага. Всыпал он ей по первое число.
— Всю спину, видать, исполосовал. Даже спинки кресла коснуться боится.
— Точно, как пришитая сидит, словно аршин проглотила.
Гордон при этих словах самодовольно усмехнулся:
— Ну что ж, не будем затягивать процедуру. Пора нашей ведьме начинать душу спасать, ересь черную из нее очистительным огнем выжигать. На костер ее!
— Так еще же ничего не готово, ваше царское величество! — возмутился Жучок.
— Что не готово? — нахмурился царь.
— Воду еще не подвезли.
— Какую воду? — опешил Гордон.
— Обыкновенную, — мяукнул Васька, — из реки Великой взятую. Видите тучки грозовые на горизонте? Если шквал пройдет, огонь сразу на дома перекинется. Весь Великореченск сгорит. Оно вам это надо — погорельцами управлять?
Губит людей не пиво! Губит людей вода!— Но-о, залетные!
Толпа со стрельцами шарахнулась в разные стороны, выворачиваясь из-под колес телеги, которую не хуже лихих скакунов тянули за собой пьяные в дым гномы. Причем они тянули постромки, умудряясь не перебить друг друга молотами, которыми яростно размахивали на бегу. Правил этой дикой командой пьяный в лом Ванька Левша. Телега с бочкой воды, громыхая колесами по булыжной мостовой, влетела на площадь.
— Тпрррруууу!!! — Левша лихо затормозил неподалеку от костра.
— Только вас тут не хватало, — пробормотал Гордон. — Ты же сказала, что они забухали, — покосился державный на жену, но Василиса упорно хранила молчание. — В принципе забухали, — сам себе ответил Гордон. — Как они в таком состоянии еще держатся на ногах?
— Пожарный расчет прибыл! — доложил Левша, вываливаясь из телеги, и начал шарить в сене возле бочки руками.
— Ты что там ищешь, убогий? — насмешливо спросил Гордон.
— Я приехал?
— Приехал, — кивнул царь.
— Воду привез?
— Привез. — Отрицать такой факт было бы глупо.
— Ну
Ванька выдернул из телеги кувалду и с криком «ура!!!» рванул на монахов. Гномы даже в таком состоянии умудрились выстроиться в боевой порядок, прежде чем ринуться в бой. Монахи во главе с епископом храбро бросились наутек.
— Стоять! — рявкнул Гордон, и атака втертой команды Левши тут же захлебнулась.
Гномики с кузнецом замерли. Лица застыли, словно маски, а глаза бездумно уставились в пространство, тупо глядя куда-то перед собой.
— Малюта, у тебя сегодня праздник, — порадовал палача Гордон. — Они твои.
— Отец родной! — расчувствовавшийся Малюта смахнул со щеки счастливую слезу и начал пристраивать к общей очереди на плаху пополнение. Однако на этом дело не закончилось…
— Всем ест стоять!
Очередной возмутитель спокойствия вывалился из сена рядом с бочкой.
— Вилли, ты ли это? — насмешливо фыркнул Гордон. — С русскими свиньями водку пьянствуешь? Вот от кого не ожидал!
Иноземные послы, присутствие на показательной казни которых, согласно приказанию епископа, было обязательным, схватились за голову. Видок у Вилли Шварцкопфа бы еще тот. Всклокоченный, краснорожий и, судя по виду, хоть и опохмеленный, но все равно еще мучившийся с бодуна.
— Ти ест не царь! Ти ест руссише швайн!
Толпа ахнула. Такого унижения царского достоинства на глазах всего народа от немецкого посла никто не ожидал.
— Фрейлейн, — напыщенно обратился глава купеческой гильдии к Янке, — ви ест свобода.
— Вилли, — развеселился Гордон, — ты же культурный человек, немецкий посол, глава купеческой гильдии, а нажрался как сапожник.
— А не пошел бы ты, царь-батюшка… — И тут немецкий посол на чистейшем русском языке загнул такую фразу, что у всех присутствующих отпали челюсти. — Ребяты, а царь-то ненастоящий! Но это мы сейчас исправим, — закончил изумительную по красоте фразу бунтарь.
Общее замешательство позволило русскому немцу выдернуть из-под полы кафтана сразу два пистолета и, практически не целясь, из двух стволов шарахнуть… нет, не по царю, а по застывшей в ступоре Василисе!
Спинку кресла за ее спиной разнесло в щепы, царица же сидела, как и прежде, тупо глядя застывшими глазами куда-то вперед. Серебряные пули Вилли свободно прошли сквозь нее, не причинив державной никакого вреда.
— Блин! Не обманули, — расстроился посол. — Эта стерва — ведьма! Серебряная пуля не берет!
Очередной раскат приближающейся грозы заглушил тихое «чмок», тело Вилли содрогнулось от удара, и он грузно упал навзничь, крепко приложившись затылком о булыжную мостовую.
— Точно ведьма, — прошептал Вилли, отрубаясь.
— Вот он, глас божий! — радостно завопил епископ. — Все видели? Господь карает святотатца!
— Удачный день, — с довольной миной потер руки Гордон. — Измена черная сама ползет наружу. Сегодня с ней будет покончено на Руси.
— Думаю, да, сокол мой ясный, — внезапно ожила Василиса, на мгновение подернувшись туманной дымкой, и пристроила на сгибе локтя неведомо откуда взявшийся в ее руке пистолет с глушителем. — Теперь, я думаю, можно приступать.