Царствие Хаоса
Шрифт:
Я думала, мой солдат поймет. Быть может, даже обрадуется: наконец его пришельцы совсем близко.
Но он прикусил нижнюю губу и задумчиво посмотрел на меня.
— Многие люди что-то видели, — сказал он. — Всякие странные вещи. Вещи, которые не всегда сходятся и не всегда соответствуют фактам. Командир говорит, это «галлюцинации, вызванные стрессом». Так он их назвал. У наших парней они тоже были. Возможно, иногда мы просто видим то, что хотим видеть.
— Ты не понимаешь, — ответила я. — Он выглядел таким реальным. И ощущения. Я ощущала
Тут я смутилась.
— Может, так оно и было, — мягко ответил он, и я поняла, что он мне подыгрывает. — В любом случае я должен попрощаться. Наверное, мы больше не встретимся… Сегодня вечером я отбываю в Сент-Луис.
— Вы все уезжаете? Все солдаты?
— Большая часть, — сказал он. — Не сомневаюсь, ты слышала разговоры.
— Да, — кивнула я. — Что скоро будет новая атака. Когда ты уезжаешь?
— Ночью. В час ноль-ноль, — сообщил он, словно это должно было меня впечатлить. — В общем, пока. Может, еще встретимся, после войны.
— Может быть, — ответила я.
— Мне бы этого хотелось. Ты классная девчонка. Удачи тебе и твоей семье.
— Спасибо, — сказала я. — Тебе не страшно? Похоже, придется сражаться по-настоящему.
— Хотел бы я остаться дома, в Оклахоме, — ответил он. — А теперь иди. Бери свое арахисовое масло и сухое молоко.
Вернувшись домой, я сразу отправилась к отцу.
Они планировали начать восстание сегодня, собирались напасть на одиноких солдат и небольшие патрули, ограбить пункты выдачи пайков, нарушить линии снабжения, устроить диверсии в кинотеатрах, где показывали пропаганду.
Но теперь, с моими разведданными, они могли развернуться намного шире.
Отец хлопнул меня по спине.
— Вот видишь? Я так и знал. Ты боец, одна из нас. Я горжусь тобой, детка. Новый план! — крикнул он повстанцам, и они принялись спорить, следует ли устроить засаду с гранатами, когда армейская колонна будет покидать город, или перестрелять солдат по одному из винтовок, укрывшись на обочине дороги, или проделать все это в качестве отвлекающего маневра, в то время как остальные будут придерживаться исходного плана. Их нельзя было назвать блестящими стратегами — войну они видели только по телевизору.
Я испытывала некоторую вину за то, что выдала моего солдата, но зря он меня не послушал. Я знала, что видела.
Повстанцы — и Николь — выдвинулись незадолго до полуночи. Перед уходом отец вручил мне трансивер, чтобы я могла слушать их передачи.
В доме царила темнота — мы экономили горючее. Я сидела в подвале с одинокой свечой, сжимая в руке трансивер и слушая переговоры. Джейн была наверху, приглядывала за спящими детьми и слушала собственные передачи, как и всегда. Проповедники вещали для пустых пространств и покинутых шоссе между сельскими городишками; они говорили об Иисусе и Сатане, сере и крови. Неудивительно, что детишек мучили кошмары.
Все случилось очень быстро, в начале второго.
Большая
Направлявшиеся в Сент-Луис солдаты развернулись и двинулись на юг, захватив почти всех, кто остался в городе. Сидя очень тихо, я ощущала рокочущую дрожь: это танки ползли к шоссе. Наши повстанцы, готовившиеся к битве, встретили вооруженные силы, шагавшие на войну; вместо горстки праздных солдат их ждала целая армия.
— Бегите! — крикнула я в трансивер, надеясь, что отец услышит. — Бегите домой! Прячьтесь! Они уходят! Мы будем свободными!
Быть может, они меня не услышали. Или не смогли ответить, потому что сражались за свою жизнь. Но я их слышала: их крики, и клокотание, и вопли, и хриплые призывы на помощь, и мольбы отступить, и прерывистое дыхание перед смертью.
А потом я поняла, что осталась одна, мы все остались одни — я, и Джейн, и Ларри, и Сильви, и Тим. И мы тоже были борцами, только умными. В отличие от мамы. В отличие от отца. Мы не были предателями или приспешниками — мы просто собирались сделать все необходимое, чтобы выжить.
Я поднялась наверх, чтобы рассказать Джейн о случившемся. Дети крепко спали, радио бубнило проповеди, но Джейн не было.
Я снова спустилась вниз и увидела, как она проскальзывает в дверь. Ее волосы стояли дыбом, глаза были выпучены, лицо испачкано грязью и сажей, и она ухмылялась, словно хэллоуинская тыква. От нее пахло жидкостью для розжига и огнем.
— Господи, Джейн. Где ты была?
— Поджигала дом Рут, — сказала она. — Рут — ведьма. Новый мир поднимется на пепелище старого, и в этом новом мире не будет сатанинских обрядов и языческой ереси. Ведьмам место на костре.
Я молча уставилась на нее.
— Иди сюда, — позвала она, и я встала рядом с ней в дверях. Отсюда были видны трескучие языки пламени, взмывавшие над крышей, пожиравшие древние платаны.
— Не будет иной войны, кроме священной, — провозгласила Джейн.
Мне хотелось удушить ее, но я сдержалась, потому что она была моей сестрой, и я знала, что рано или поздно мы понадобимся друг другу. Она была моей безумной, свирепой, наивной сестрой, дочерью моей матери, но кровь — не водица, и мы не расцепим рук, до самого конца.
— Забудь про Рут, — сказала я. — Я слушала трансивер. Думаю, отец нас покинул.
— Не покинул, а умер. Знаешь ли, Аннетт, я уже не ребенок.
— Знаю, — ответила я. — А теперь собери всю еду, что осталась. Я солью бензин из генератора. Потом мы разбудим Ларри, Тимми и Сильви. Нужно убираться отсюда, если хотим выжить.
— Как насчет других детей?
— О них позаботится Иисус, — сказала я. — Мы должны позаботиться о своих собственных. Пусть спят.
Джейн поняла. Я знала, что она поймет.