Царство небесное
Шрифт:
Когда землекопы выбежали в ров, навстречу им кинулись перепуганные оруженосцы:
– Из стен падают камни! – кричал Ксавье. – Одна стена башни треснула и из нее выпал огромный кусок! А сарацины наверху вопят так, будто они уже в аду...
– Там они и будут! – крикнул Эдгар, поворачиваясь к мрачному силуэту Проклятой башни и потрясая над головой сжатыми кулаками. – Вот вам, губители христианских душ! Получили!? Вот вам!!!
С равнины донесся звук рога. Воины Ричарда Львиное Сердце, увидав, как на их глазах разрушается Проклятая башня и падает одна из примыкающих к ней крепостных стен, чуть отступили, чтобы не попасть под падающие камни, но ожидали возможности вновь идти на приступ. Теперь их натиск мог быть уже не бесцельным!
– Вперед! – закричал Седрик, подхватывая одной рукой свое оружие и кольчугу, другой продолжая бережно прижимать к себе почти невесомое тело христианского мученика. – Мы должны увидеть короля!
Глава десятая
Пророчество
В то время, как отряды англичан шутрмовали Проклятую башню, а девять землекопов прорывали тоннели, чтобы ее разрушить, со стороны порта более суток продолжался упорный бой, который вели французы во главе с графом Анри Шампанским. Мушиная башня была в полтора раза ниже Проклятой и не столь хорошо защищена: в ней было меньше бойниц, а ограждение ее верхней площадки, достаточно низкое, позволяло стрелять по этой площадке из больших луков. Однако ров в этом месте был шире, чем с восточной стороны. Он подходил вплотную к башне и окружающим ее стенам, а на стенах, мощных и широких, были установлены камнеметные машины. Но все это не только не остановило французов, но лишь еще больше подняло их боевой дух. Они совершали атаку за атакой, при каждом наступлении успевая сбрасывать в ров мешки с песком, камни и обгорелые доски – останки своих осадных башен, сожженных еще прошлой весною. В конце концов в нескольких местах ров стал достаточно проходимым, и вперед бросились таранщики. Они, конечно, не рассчитывали пробить стену: при ее толщине и мощи это едва ли представлялось возможным, но отвлекли на себя внимание защитников Мушиной башни, в то время, как несколько десятков воинов установили осадные лестницы по обе стороны башни. Эти лестницы примерно на туаз не доставали до верха стены, и благодаря этому сарацины не могли отталкивать и опрокидывать их сверху. Французы взбирались по ним вереницей, верхние хватались за край стены, подтягивались и оказывались наверху. Со стены было довольно легко перебраться на башню, а потому Али аль-Фазир поспешно приказал своим воинам разрушить перекидные мосты, соединяющие эту часть крепостных стен и весь портовый бастион с остальными башнями. Падение Мушиной башни еще не означало падения крепости, однако если французы закрепятся на ней, порт будут контролировать они, да и овладение крепостью станет уже вопросом времени...
Но вскоре шейх аль-Фазир получил известие, которое заставило его забыть о том, что происходило прямо под его ногами. Он стоял на верхней площадке Мушиной башни под защитой одного из ее зубцов и наблюдал за очередной волной штурма, когда примчался его вестовой Рамиз-Гаджи и, задыхаясь, крикнул:
– Неверные псы сумели разрушить основание восточной башни! Стены дали трещины и разрушаются! Рухнула и часть восточной стены! Еще немного, и они с востока войдут в город!..
У командующего вырвался целый залп проклятий, он воздел руки к небу и тут же уронил их, словно понимая, что чуда, о котором он хотел просить, уже не произойдет... Впервые этот опытный и непреклонный воин оказался перед обстоятельствами, которые обрекали его на поражение. Он знал, что его гарнизон и весь город уже два месяца голодают, и им неоткуда ждать подмоги. Подвоз продовольствия с моря прервался давно: корабли христиан захватывают или топят большинство судов, и теперь никто из магометанских мореходов не рискуют подходить к берегам Акры. Армия султана Салах-ад-Дина еще в прошлом году подступила почти вплотную к лагерю крестоносцев, однако те сделали несколько удачных вылазок и доказали, что нападение на них приведет к страшным жертвам. Мамелюки султана возроптали и стали требовать, чтобы он отвел войска от Птолемиады. А тут еще стало известно, что в Палестину вступили отряды германцев, и они вот-вот тоже будут под стенами Акры. И неустрашимый Саладин устрашился! Он словно позабыл, что Фридрих Барбаросса погиб, а его сын Генрих довел до арабских земель всего около пяти тысяч крестоносцев. Стотысячная армия султана отступила и укрылась в горах Каруба, не собираясь возвращаться. А теперь еще прибыли армии франков и англичан, и этот сумасшедший король, который верхом гарцевал под стенами самой неприступной акрской твердыни, будто призывая на себя стрелы... Он казался и впрямь безумцем, но нет, то было, выходит, не безумие, а хитрость: отчаянные и на вид совершенно бесполезные атаки англичан лишь отвлекали защитников гарнизона, в то время как наступающие каким-то невероятным образом сумели разрушить фундамент Проклятой башни!
– Ступай назад, Рамиз! – приказал шейх Али. – Если стена рухнет, и враги Аллаха пойдут на приступ, постарайтесь хотя бы задержать их.
Он проводил глазами юношу, которого, как он сам прекрасно понимал, только что послал на верную смерть, и с высоты Мушиной башни еще раз окинул взором крепостные стены
Али-аль-Фазир вновь посмотрел на восток и содрогнулся: на его глазах от верхней части Проклятой башни отломился громадный кусок, будто невидимый чудовищный топор рубанул по ней сверху и наискосок... Часть площадки и стены со страшным грохотом, который был слышен даже на большом расстоянии, рухнул на прилегающую к башне стену, сметя с нее десятка два воинов, и оставив в стене огромную выщерблину.
– Аласар! – подозвал шейх одного из воинов, который вместе с другими пытался достать стрелами франков, вновь тащивших к Мушиной башне свои приставные лестницы. – Сними свой пояс, он у тебя белого цвета... Привяжи его к копью и спустись к франкам39. Ты ведь знаешь их язык. Рамиз знает лучше, но я отослал его... Скажи тому, кто ими командует, что мы просим прекратить штурм. Мы сдаемся. Эмиру я тоже пошлю сообщить об этом. Я знаю – он не станет возражать. Скажи франкским вождям, что я прошу принять меня в их лагере, чтобы обсудить условия сдачи города.
– Слушаюсь, повелитель! – ответил Аласар и, бросив свой лук, принялся поспешно разматывать пояс. В его черных глазах сверкала сумасшедшая радость, которой он и не пытался скрыть. Он тоже не хотел умирать!
Не прошло и получаса, как над стенами крепости и над равниной протрубили рога, и задолго до полудня шум сражения повсеместно стих. Граф Анри Шампанский, успевший прочно занять часть западной стены со стороны порта, не стал отводить своих рыцарей, но велел закрепиться на новых позициях: чем закончатся переговоры, сказать трудно, а отказываться от достигнутого успеха было бы просто смешно!
Не отступили от полуразрушенной восточной башни и англичане. Они лишь отошли на безопасное расстояние, потому что оседание Проклятой башни могло продолжиться. Часть воинов и рыцарей, однако, вернулись в лагерь, и с ними вместе – король Ричард. Едва стало известно о том, что комендант Акры предлагает переговоры о сдаче города, Ричарда охватил порыв ликования – он верил в успех своего дерзкого плана, но не ожидал таких скорых результатов. Однако спустя короткое время силы покинули короля – приступ лихорадки, самый жестокий за все время болезни, свалил его с ног, и он не сумел даже сесть в седло – рыцари, испуганные этой внезапной, столь необычной слабостью могучего монарха, соорудили носилки из копий и плаща и отнесли своего предводителя в его шатер.
– До чего же ты довел себя, сумасшедший мальчишка! – воскликнула, не войдя, а попросту вбежав в шатер, королева Элеонора и склонилась над сыном.
По лицу, шее, плечам и рукам Ричарда струями стекал пот.
– Не воображайте, матушка, что я умру, и вы станете править Англией в одиночку! – проговорил король, стараясь не стучать зубами и пытаясь улыбнуться.
– Очень мне нужно на старости лет возиться со страной, в которой ты, а еще раньше твой отец натворили столько глупостей! – в тон ему вскричала Элеонора. – А потом, неужто ты позабыл, что за тобой, если ты вздумаешь умереть, трон наследует твой младший братец, заносчивый дурак, гордец и трус? Если уж я так говорю о собственном чаде, то оно того и стоит... Ты не самый лучший король, какой может быть, но ты все же куда лучше старухи, которой пора подумать о спасении души, и молодого надутого глупца! На-ка вот, выпей: эту настойку мне дали в монастыре Святой Троицы в Кентербери. Монахи уверены, что от лихорадки она помогает лучше других лекарств.
С этими словами женщина опустилась на колени возле постели сына, приподняла ему голову и поднесла чашку, куда налила из пузатой глиняной бутыли густой ароматной жидкости.
Ричард глотнул раз, другой, допил все до конца, и дрожь в его теле и впрямь почти сразу унялась.
– Хорошая штука! – теперь он уже улыбнулся по-настоящему. – Крепкая, как вино. Можно еще, а, мама?
– Я бы не советовала. Те же монахи сказали, что если выпить этой штуки слишком много, можно впасть в буйство. А ты и так бываешь буен, Ричард! Утром выпьешь еще чашку. А сейчас лежи спокойно и гони вон всех своих рыцарей. Условия сдачи города отлично обсудит и Филипп-Август. Воевать он не мастак, зато очень хорош, когда ему сдаются... Сейчас придет Беренгария – я попросила ее подогреть для тебя вина.
Львиное Сердце нахмурился:
– Вот это зря! Не очень бы я хотел, чтобы молодая жена видела меня в таком состоянии... Еще подумает, что вышла замуж за хилую развалину!
Элеонора искренне рассмеялась:
– Правду говорят, что чем сильнее и отважнее мужчина, тем дольше он остается ребенком. У тебя было столько женщин, а ты их вовсе не знаешь! Женщины любят восхищаться подвигами. Но не меньше того любят жалеть, сострадать, перевязывать раны и прикладывать к горячему лбу возлюбленного влажный платок. Важно только давать им возможность чередовать одно с другим. Успокойся: увидев тебя таким, эта девочка влюбится еще сильнее!