«Царство свободы» на крови. «Кончилось ваше время!»
Шрифт:
— Прицел!.. Залпами!..
Все-таки война — великий учитель. Рота стреляла выдержанно, дружно. Заговорил пулемет. Какое-то время цепь еще шла, но вот упал один солдат, затем — другой, и живые стали один за другим залегать в грязь. Ответная стрельба не принесла никакого результата. Зато постепенно подходила вторая цепь. Стреляя на ходу, подбадривая себя этими выстрелами. Вновь заговорил пулемет, и настильный огонь пришелся как раз по наступающим.
Когда залегла и вторая цепь, вновь заговорила польская артиллерия. И опять гранаты стали усиленно терзать
Так повторялось три раза. Цепи отрывались от земли, нарывались на огонь, несли потери, залегали обратно, и начинали говорить польские пушки. Только огонь артиллерии был пожиже, и стреляли они с завидным упорством не туда. Видно, единственная батарея бригады смогла нанести противнику какой-то урон, а что до выбранной цели, то корректировщики никак не могли заметить на фоне слепящего солнца, где находятся настоящие позиции. И все громили места, где никого не было.
Пару раз заедал пулемет, однако пулеметчики быстро исправляли задержки, и «максим» вновь подключался в дело избиения атакующих. И последние не выдержали, стали перебежками откатываться назад. И пройти осталось мало, и последние сотни метров вдруг показались настолько опасными, что духа преодолеть их уже не хватило.
Отход тоже не был легким. Солдаты вошли в раж, стреляли вслед, только огонь уже велся не залпами, а сугубо индивидуально. В зависимости от темперамента и возможностей каждого.
— Прекратить стрельбу! — Чижевский постоянно помнил о боеприпасах.
Сейчас противник отходит, только день впереди еще длинный, а первая атака — не последняя. По сторонам до сих пор грохочет, и если слева цепи залегли и тоже начинают отступать, то справа сближение с позициями продолжается. Главное же — между ротами промежуток, не очень поможешь. Да и окопы расположены без учета флангового обхода. Почва пока не та, чтобы много копать.
Вражеские артиллеристы разок ударили по соседям справа, но затем решили не рисковать, вдруг накроешь своих, и опять перенесли огонь на роту Чижевского. По счастью, опять с прежним прицелом. Только долго ли они будут лупить мимо? Рано или поздно должны понять и нащупать цель, а вот тогда…
Подумал — и как сглазил. Несколько разрывов вспухли прямо за окопами, затем один из снарядов попал, и лишь непонятно, зацепило кого или нет?
Дальше взрывы следовали один за другим. Разок Чижевского осыпало грязью, а в голове возник звон. К счастью, контузия если и была, то совсем легкая. Лишь небольшая тошнота да шум в ушах.
И тут же все стихло. Правофланговая рота отходила, не решаясь ударить в штыки, и ее отход менял ситуацию на всем фронте батальона.
— Доложить о потерях!
Сам же лихорадочно думал, что предпринять? Ударить по полякам с фланга? Но удастся ли сблизиться? Грязь из союзника превратилась во врага. Да и сил для штыковой маловато. Кого-то положат по дороге, а хватит ли запала, когда даже сейчас на одного своего солдата человек шесть вражеских? И отходившие уже заметили успех соседей, вновь двинулись в атаку.
— Трое убито, четверо ранено. Двое
— Раненых забрать! Отходим! Только скрытно! Никому не высовываться, на открытые места не лезть. Иначе всех здесь положат! Мельчугов, Тертков, ведите людей!
Пока все проскочат извилистым и узким ходом! По-любому требуется немного задержать противника, сделать вид, что позиция еще не сдана, охладить пыл гонористого неприятеля.
— Кто со мной? — Взгляд на пулеметчиков.
— Я!
— Я!
Вызвались двое, Васильев и Дехтерев. Нормальные солдаты, с такими можно и попробовать угостить поляков напоследок.
— Товарищ капитан! Давайте лучше я! — Мельчугов просительно посмотрел на ротного.
— Приказ слышал? Выполнять! — Настоящий офицер должен всегда чувствовать ответственность за вверенных ему людей. — Давай быстрее! Время дорого. Мы за вами минут через пять.
Припал к пулемету, поправил целик и парой очередей охладил пыл накатывающихся с фронта. Затем развернул ствол и настильным огнем угостил с фланга тех, кто уже был перед окопами соседей. Лента вылетела, пришлось повернуться к солдатам.
— Ну!
Васильев торопливо протянул коробку. Капитан машинально отметил: в запасе есть еще одна, и это радовало. Теперь главное, чтобы задержек не было. Не ко времени они сейчас.
Угу. На третьей очереди ленту перекосило, и пулеметчики стали торопливо выпрямлять ее. А вражеская цепь все приближалась. В итоге пришлось стрелять едва не в упор. Чижевский видел, как падают под огнем фигурки, остальные не выдерживают, залегают сами, пока их тоже не уложил свинец навсегда. Зато справа противник уже добежал до оставленных окопов, а угла поворота не хватало для прицельной стрельбы.
Что-то сильно стукнуло о щиток. Дехтерев вдруг повалился навзничь без звука.
— Посмотри, что с ним!
— Убит! — Почему-то в бою всех тянет общаться исключительно криком.
— Мать, — пробормотал Чижевский. Никаких эмоций, кроме здоровой злости.
Пулемет жадно проглотил остатки ленты.
— Уходим!
Последние солдаты давно скрылись в ходе сообщения, и теперь должны были выбираться наружу под прикрытием холма.
Взялись вдвоем за тяжеленный «максим», сняли его, поставили в траншею. Васильев тащил коробку с последней лентой, а капитан покатил пулемет. Рядом было не поместиться, пришлось наполовину идти, наполовину бежать друг за другом. Да еще постоянно оглядываясь, не догоняют ли идущие без подобной тяжести поляки?
Пулемет не слушался, пытался то зацепиться за стенки траншеи, то застрять на каких-то неровностях, под ногами хлюпала вода, и Чижевский взмок, пока преодолел не очень большое расстояние. Еще хорошо, что по новой полевой форме шашка офицеру не полагалась. Иначе путаться в ней… Оставили холодное оружие исключительно для парадов. Но у выхода ждали сразу пятеро солдат, подхватили «максим», а один спросил:
— Дехтерев-то где?
— Нету Мишки, — вздохнул Васильев.
— Надо же…
— Ладно, ходу! — оборвал разговоры Чижевский.