Цеховик. Книга 2. Движение к цели
Шрифт:
— Да пошёл ты, — шипит он.
— Короче, мне что начинать тебе пальцы выламывать? — начинаю терять я самообладание и рявкаю. — Говори уже!
— Береговая 217 В, — выпаливает он.
— Ну вот. Это где, на том берегу что ли?
— Да, у нового моста.
— Спасибо, брат. Так что, может подвезёшь?
— Машина в ремонте, — зло отвечает он.
— Ну ладно, и на том спасибо. Бывайте, ребята.
Я выхожу на улицу и подхожу к краю дороги. Машин мало. Можно проторчать здесь долго. Да и в такой шанхай не каждый захочет ехать. Так и есть. Водитель «Москвичонка» выглядит
Я машу всем, кто в это время проезжает мимо, кроме скорой и милиции. Наконец, останавливается «буханка» с надписью «Горгаз» и призывом «При утечке газа звонить 04». Апатичный водитель лет пятидесяти безо всяких эмоций произносит только одно слово»
— Сколько?
— Туда и обратно десять, — говорю я, не желая мелочиться.
Он молча кивает.
— Там надо будет подождать несколько минут, — говорю я.
Он снова кивает и трогает. Минут через двадцать натужного шума двигателя мы оказываемся на плохо освещённой улице.
— Куда дальше? — спрашивает водила.
Да вот кто его знает… Здесь только частные дома. Покосившиеся, вросшие в землю, относительно приличные и даже новые. Разные. Только хрен разберёшь, где какой номер. Хорошо, что улица, хотя бы одна, но зато длинная, практически от моста до моста.
Ещё минут пятнадцать мы тыркаемся по этой улице, пытаясь понять, где искать нужный дом. Но находим его только благодаря толстой тётке, идущей по дороге с тяжеленной сумой. Она объясняет как подъехать к двести семнадцатому дому и как найти двести семнадцатый «В».
Водитель молчит, не сетует на нехватку времени и сохраняет полную бесстрастность. Спасибо, дорогой товарищ, что не капаешь на мозги. Когда мы наконец находим подходящий под описание тётки дом, я выскакиваю из кабины и в свете фар подхожу к старым почерневшим воротам. Калитка оказывается запертой. Ну ещё бы. Мир воровских малин не терпит открытости и гласности.
Ночь, улица, фонарь, аптека. Пахнет угольным дымом, топятся печи. По улице Береговой стелется морозная туманная дымка. Аптеки, правда, нет, а вот запустение и ощущение погружения в тоскливую атмосферу ужасника категории «Б», присутствует. Эх, если бы старина Квентин Тарантино побывал здесь со мной, мир бы обогатился новыми чудесными кинолентами. Гарантирую.
Я со всей дури стучу кулаком в деревянную дверь. С разных сторон моментально откликаются собаки, разражаясь бешеным лаем. Я будто переношусь на торфяные болота Гримпенской трясины, только вместо одного пса Баскервилей здесь их оказывается целая стая. Возможно среди этих голосов есть и голос моего Раджа.
К воротам никто не подходит. Но я сдаваться не собираюсь, поворачиваюсь к калитке спиной и начинаю долбить ногой. Делаю знак водителю, наблюдающему за моими стараниями и он посылает мне на помощь протяжные и резкие звуки клаксона. Я вам устрою Иерихоновы трубы! Пожалеете, что связались со мной.
Наконец слышится железный скрежет отодвигаемого засова и я поворачиваюсь. Дверь со скрипом приоткрывается, и за ней показывается довольно красивая старуха с горделивой осанкой и раскосыми глазами. Постаревшая дочь советской Киргизии. Тут, как говориться,
— Здравствуйте, — начинаю я вполне миролюбиво. — Мне ваш сын нужен.
Полагаю, это мать Киргиза. Она ничего не отвечает и со стуком закрывает дверь. Снова раздаётся звук засова. Собаки неистовствуют. Ладно. Если нужно будет высадить эту сраную калитку, я это сделаю. Обещаю. Я с удвоенной энергией продолжаю херачить по тёмным от времени доскам и херачу не останавливаясь до тех пор, пока дверь снова не открывается.
На этот раз за ней появляется сам Киргиз. Он высовывает голову и, оглядевшись по сторонам, вопросительно дёргает головой.
— Я за собакой, — спокойно, но уверенно говорю я.
Он хмурится и ничего не отвечает.
— Собаку верни, пожалуйста, — произношу я медленно, едва сдерживаясь, потому что внутри меня к этому моменту уже пробуждается Везувий, и его густой белый дым начинает застить мне глаза и вырываться из ушей.
— Ты чё, лошара, — тихо цедит он, — рамсы попутал?
Его глаза наливаются злобой и даже начинают светиться адским блеском, как у гиены. Я как-то водил дочку в зоопарк и видел там гиену. Мы встретились с ней глазами и долго стояли не шевелясь, глядя друг на друга. Я не мог оторвать взгляда от её жёлтых, горящих ледяным огнём зениц. Отвратительная, опасная и расчётливая тварь. То же самое могу сказать и о Киргизе.
— Ты предъявить чё-то хочешь? Ты кто такой, а? Какая собака? Ты сам собака, в натуре. Ты на кого пасть свою поганую раззявил, чертила? Чухан конченый. Тебе чё надо? Ты чё хочешь? Ты на шишкан хочешь? А? Хочешь? Пошёл-ка ты отсюда на куй, Бро, пока я тебе ряху не расписал.
— Радж! — кричу я громко, насколько могу и тут же слышу, как мне в ответ доносится лай, переходящий в вой.
Он перекрывает вопли соседских собак и они даже притихают от неожиданности.
— Ты чё базлаешь, сука! — взрывается Киргиз. — Ты бесогон в натуре! Я тебя урою нах! Ты сука нах!
Я размахиваюсь и со всей дури бью по забору, рядом с калиткой, возле того места, где сейчас находится голова Киргиза. Толстенная доска, в которую приходится удар, разлетается на куски. Эффектно. Наверное, треснувшая была. Руке трындец, но эмоционально мне становится намного легче, я как бы силушкой наполняюсь, драйв ловлю и становлюсь всемогущим, как Вий, которому, наконец-то, веки подняли. И Киргиз это считывает. Язык тела, мля, взгляд колдуна. Он осекается и даже челюсть забывает прикрыть.
— Собаку, — говорю я тихо, но очень, вот просто максимально и, можно даже сказать, охрененно убедительно.
Иногда я умею убеждать. Мне так кажется.
— Отдай собаку, — раздаётся позади Киргиза тихий и тоже довольно убедительный голос. Это голос Цвета.
Киргиз ничего не отвечает и, постояв несколько секунд, а потом смачно сплюнув мне под ноги, скрывается в глубине двора. Я слышу рычание, срывающееся на визг и моё сердце закипает. Практически тут же снова появляется Киргиз. Он тащит на верёвке упирающегося, с силой дёргающего головой, рычащего и визжащего Раджа.