Цеховик. Книга 2. Движение к цели

Ромов Дмитрий

— Ты что с ним сделал? — со страхом спрашивает она.

— Загипнотизировал. Проснётся и станет пай-мальчиком. Не переживай, он всего лишь спит. Не слышишь что ли как дышит? Он всегда так, кстати?

— А я-то откуда знаю, — зло бросает она.

— Ну, мало ли, — пожимаю я плечами и аккуратно ставлю её сапоги на полочку.

Пистолет я заворачиваю в тряпицу и запихиваю к себе в карман.

— Эй! Ты чего творишь! Куда оружие!!! Положи обратно!

— Куда обратно? — уточняю я. — На лестничную площадку? Так, пойдём-ка со

мной на кухню. Чаю выпьем.

— Егор, это не шутка! Верни оружие! Ты знаешь, что за это сесть можно? И хорошо так сесть!

— Знаю, Лид, больше твоего знаю. Веришь?

Она молчит.

— Не веришь. Ну и ладно. Ты мне скажи, тебе отношения с этим боровом нравятся? Удовлетворяют тебя?

— Да пошёл ты! Ты чего припёрся? Я тебе говорила, чтобы не приходил?

— Ну конечно, что я, тут такие джентльмены ходят, благородные принцы. Высокие отношения и искренние, хоть и немного полигамные.

Мы заходим на кухню и в свете розового плюшевого абажура я замечаю у неё синяк под глазом. Вот же урод.

— Это он? — спрашиваю я, приподнимая её лицо за подбородок.

Она резко отворачивается, подходит к столу, садится на табуретку и подперев лоб рукой, начинает плакать. Запрещённый приём… На столе стоит полупустая бутылка «Русской» и стакан. Рядом чёрный хлеб и открытая банка кильки в томате. Банкет, ёлки-палки.

— Я с ним не сплю, — всхлипывая говорит Лида. — Один раз было, и что мне теперь удавиться? А ты чистенький, да? Ну, презирай меня, я же и с тобой тоже сношалась. Презирай…

— Так, Лида, прекрати, — твёрдо говорю я. — Перестань. Я тебя не презирать пришёл. Я тебе помочь хочу. Ясно? Чего ему надо было? Чего припёрся?

— Догадайся! Сказал, что если ему не дам, он мне всю жизнь переломает, ну и там подробности, как именно будет ломать. Я ответила, чтоб он шёл на три буквы, а он привёл железный аргумент, прямо в глаз, а потом стакан засосал, достал пистолет и орать начал.

— Понятно. Тебе есть, где переночевать? В крайнем случае можешь у меня, но если есть, где, лучше моих предков без нужды не шокировать.

— У меня тётка двоюродная в Рудничном живёт. У неё дом свой.

— Значит поезжай к тётке.

— Как я к ней в таком виде?

— Скажешь, на задержании досталось. Придумай что-нибудь. Но сначала зайдёшь в травму, сделаешь рентген или чего там они скажут, то и сделаешь. Удостоверение покажешь и скажешь, нужно снять побои. Короче, бумагу такую сделаешь.

— Для чего?!

— Надо. Пистолет останется у меня. Отдам я ему, не бойся. Скажешь, что про пистолет не знаешь. И пусть меня ищет. Теперь бери лист бумаги пиши объяснительную на имя участкового, младшего лейтенанта милиции Рыбкина Г.А. Настоящим сообщаю, что вчера в девятнадцать-тридцать ко мне явился мой непосредственный начальник, звание, ФИО, в состоянии сильного алкогольного опьянения. В моём присутствии он выпил ещё полбутылки водки и начал дебоширить. Он нецензурно выражался и постоянно

повторял, что потерял табельное оружие. Потом нанёс мне телесные повреждения средней степени тяжести и лёг спать. Ну или что-нибудь такое. Дату не ставь

Лида прекращает всхлипывать и смотрит на меня, открыв рот.

— Егор, ты дурак? Я такое писать не буду. Он же меня своими руками задушит. Да меня за такое вообще из органов выпрут.

— Не бойся, эта бумага никуда не пойдёт, останется у меня. Но к тебе он больше на десять метров не подойдёт. Обещаю. Я всё сделаю. Пиши давай.

Утром, когда выхожу из подъезда, Рыбкина уже ждёт и переминается с ноги на ногу. Блин, хоть бы раз раньше её выйти, неудобно прямо…

— Привет, — улыбается она.

— Привет. Опять опоздал?

— Нет, это я раньше вышла.

— У меня уже комплекс вины формируется, — смеюсь я. — Ты лучше начни позже выходить минут на десять.

— Так в школу ж будем опаздывать.

— Зато психологическое здоровье сохраним. Батя на работу ушёл?

— Конечно, он рано уходит.

— А он чем там по утрам занимается? В коморке своей сидит или по околотку ходит?

— По утрам бумаги какие-то, пишет — отвечает Наташка.

— Ну ладно тогда.

— А чего?

— Поговорить с ним желаю.

— О чём? — удивлённо спрашивает она.

— Да… посоветоваться хочу по одному вопросу. Надо место для тренировок найти подходящее. Надо мнение его спросить.

— Да что он посоветует? Подвал или чердак что ли?

— Не скажи, участковые много всего знают. В общем, я на литературу не пойду. Ты иди, а я с дядей Геной поговорю, ладно?

— Так срочно прям? — смотрит она на меня, явно не понимая, что это за бред.

— Ага, надо физруку сегодня ответ дать, а я забыл совсем. Вчера же виделись с отцом твоим и не спросил. Кстати, у тебя какой размер обуви?

— Тридцать седьмой, — удивляется она ещё больше. — А что?

— Да интересно просто, нога вроде такая же, как у меня, но у меня-то сорок второй.

— Да ну тебя, — хлопает она меня ладошкой.

Мы идём с ней в сторону школы, но дойдя до дома, на первом этаже которого располагается опорный пункт, я направляюсь в чертоги участкового, а Наташка двигает дальше.

— Здрасьте, дядя Гена, — говорю я, заглядывая в его кабинет. — Можно у вас пару минут драгоценного времени украсть?

Он сидит в убогой конуре с зарешеченным окном. Стол, стул, бежевый сейф с т-образной ручкой и торчащим ключом. Радио на стене. «Я люблю тебя, жизнь, что само по себе и не ново»…

— За украсть и сесть можно, — угрюмо смотрит он на меня. — Ты почему не в школе?

— Разговор есть довольно срочный. Конфиденциальный, к тому же.

Я достаю из сумки бутылку «Пшеничной» и ставлю на стол. Занял у родителей. Пришлось насочинять разных небылиц, типа того, что это нужно для покраски какой-то там модели…