Целестина, или Шестое чувство (илл. В. Самойлова)
Шрифт:
— Цеся заперлась в башне и не хочет выходить! — крикнула она.
Если она думала, что эти слова произведут впечатление на Целестинину мать, то глубоко ошибалась.
— Да? — рассеянно спросила пани Жак. — Ну-ну. Подумать только.
— Я считаю, — сказала тетя Веся, — что Бобик должен подарить эти писанки Новаковскому. Обязательно.
— Отличная идея, — обрадовалась мама Жак.
— Новаковскому? — обиделся Бобик. — Я же их делал для нас к пасхе!
— Цеся не хочет выходить! — упрямо твердила свое Данка.
— Ну и пусть, — небрежно бросила
— Бобик, не будь эгоистом. Новаковскому тоже нужно сделать приятное. Подари ему вон то, с Гитлером.
— С Гитлером самое лучшее! — с возмущением крикнул Бобик.
— Именно поэтому ты должен отдать его другу, — объяснила сыну Веся. — Ничто так не укрепляет нас в сознании собственного благородства, как собственное благородство. Ирена, ты не считаешь, что я сказала нечто очень умное?
— Она сказала, что не выйдет оттуда до самой смерти! — умоляюще вскричала Данка. — Спасите ее!
— Кого спасать? — удивилась мама Жак.
5
В это время Целестина находилась на кухне, где преспокойно запасалась продовольствием на первый период затворничества. Она уложила в корзинку сковороду, десяток яиц, целую буханку хлеба, несколько луковиц, баночку топленого сала, соль, сахар и чай, кусок эдамского сыра, килограмм яблок и банку соленых огурцов. Потом отнесла все это в башню и снова спустилась, дабы основательно помыться в ванной. Еще она прихватила наверх будильник, чтобы беспрепятственно пользоваться ванной, вставать теперь придется в четыре утра, когда все в доме крепко спят.
Напевая себе под нос, Цеся взяла плед и подушку с родительского дивана и несколько новых книжек, которые до сих пор у нее не было времени прочитать. Проходя на цыпочках мимо большой комнаты, она услыхала диалог мамы с Данкой и сочла, что пока все идет, как задумано.
Настроение у Цеси сделалось преотличное. «Правда, ничего лучше нельзя было придумать», — сказала она себе, поравнявшись с Кристининой комнатой, откуда доносились яростные вопли голодного младенца…
Поднявшись на башню, она тщательно заперла дверь изнутри. О господи, до чего здорово. Каникулы! Настоящие каникулы!
Конец вечному мытью кастрюль, хождению за покупками, кормлению Иренки и прогулкам с колясочкой. Конец ночному приготовлению отвара из трав. Пусть кто-нибудь другой печет куличи на пасху. А что касается Данки — еще видно будет, чья возьмет.
Поставив пластинку и грызя яблоко, Цеся удобно устроилась на матрасе. Укрылась пледом, подложила под голову подушку и раскрыла «Лекции Фейнмана по физике».
6
Спустя два дня Цеся все еще сидела в башне. Она не Данка, которая выдержала всего одну ночь. О нет. Цеся подошла к вопросу методически. Она признала правильным Данкин принцип уклоняться от каких бы то ни было разговоров. Гораздо более сильнодействующими, чем словесные перепалки, ей представлялись записки с короткими сообщениями и угрозами, заканчивающимися множеством восклицательных знаков. В этих записках Цеся каждый
— Я бы этого всерьез не принимал, — горячась, высказал свое мнение дедушка к исходу второго дня. — Посидит, того-этого, и выйдет.
— Вы все плохо знаете Цесю, — мрачно сказал отец. — Не питаю иллюзий. Моя кровь.
— Она всегда была настойчивая и упрямая, — заметила мама. — Естественно — вся в меня.
Данка сидела повесив нос. С тех пор как Целестина замкнулась в своей одинокой обители, Данка, мучимая угрызениями совести, почти не выходила из квартиры Жаков. В данный момент она комкала в руке записку от Целестины со свежими новостями.
— Она пишет, что ей стыдно идти в школу. Из-за меня. Он не может смотреть в глаза Дмухавецу и поэтому уже никогда не спустится с башни.
— Нет, но когда-нибудь она же должна выйти! — воскликнула Веся.
— Как бы это не оказалось слишком поздно, — прошептала Данка. — Так не мудрено и на второй год остаться.
— Но ведь в этой пустоте и одиночестве с ума можно сойти, — сказала тетя Веся взволнованно. В ее голосе чувствовались слезы.
Мама потребовала немедленно что-нибудь предпринять, пока ее ребенок не простудился там насмерть.
— Нельзя посягать на ее независимость, — сказал отец тоном великого стратега. — Мы только ее толкнем на более решительные поступки, вот и все. Поверьте мне, я свою дочь знаю. Моя кровь.
— Я могу предложить один способ… — медленно проговорила мама. При этом она устремила на Данку вдохновенный и внимательный взор льва, вынашивающего планы относительно газели.
Жачек понял жену без слов. В его глазах появилось точно такое же выражение.
— Ага… я присоединяюсь.
Супруги понимающе переглянулись.
— Что, что?! — перепугалась Данка.
— Дануся, — ласково сказала мама Жак, — я сейчас позвоню твоим родителям. Нам бы хотелось, чтобы ты несколько дней пожила у нас.
— Я бы мог подготовить тебя по химии, — сказал дедушка, инженер с предвоенным дипломом.
— А я — по истории и по польскому, — сказала мама.
— А я — по физике и математике, — предложил свои услуги Жачек, не спуская с Данки хищного взгляда.
— Я не хочу! — испуганно воскликнула Данка.
— Тебя, детка, никто не спрашивает, — объяснила ей тетя Веся. — Несколько дней напряженной работы, и ты подтянешь хвосты.
— А Цеся выйдет из башни. Бедная девочка, мерзнет там в одиночестве, — расчувствовалась мама Жак. — Ну, я пошла звонить Данкиным родителям. Заодно приглашу их к нам на куличи. Пусть увидят воочию, какая у них образованная дочь.
7
— Цеся! Цеся!
— Что? — сонно спросила Цеся, протирая глаза. Потом посмотрела на будильник. Было семь часов утра.
— Можешь проверить ее по физике, — сказал отец из-за двери. — Мы просидели целую ночь. Она уже все знает.