Целитель. Десятое Блаженство

Большаков Валерий

– Ой! – жалобно пискнула Альбина, стыдливо румянясь, но одобрительный хохот перекрыл ее одинокое возмущение.

– Алечка! – возбужденно воскликнул Гайдай. Согнувшись тощей буквой «Г», он помогал Гребешковой справиться с ремнем. – Не ругайте Исраэля Аркадьевича! Без консультанта-историка нам ни за что не разрешили бы вести раскопки, даже понарошку!

– Слышала? – горделиво обронил Изя, и с важностью прошествовал к выходу.

Толпа актеров и актрис, операторов и звукорежиссеров повалила следом, смеясь и галдя. Нас с Ритой затянуло в людской поток и вынесло за огромное смотровое окно – наклонную стеклянную стену, пронизанную солнцем, окунуло в бестолковую суету. Разноязыкие эхо сбивались в заполошную

стаю, а вот четкие надписи троились, повторяя смысл по-арабски, по-русски и на иврите.

В толчее преобладала белизна распашных одеяний палестинцев и строгая чернота иудейских костюмов. На этом фоне яркие рубашки европейцев или цветастые сари казались чуждыми, как букеты на весенней пашне – той, что с тающим снегом в междурядьях.

Тревожными нотами в разгульном мотиве выглядели фигуры солдат – молчаливые стражи всем своим видом намекали: враг не пройдет.

Встречали киношников тоже люди военные, хоть и без знаков различия.

Простоватый, хиппующий Дани Лешем – на нем мятая оливковая форма сидела, как на вешалке. Быстроглазый Ури Алон, достойный своего деда. Ариэль Кахлон, холодный и безжалостный – для чужих. И огромный Амир Ршепа.

Пожав крепкую, жесткую руку Ари, я подивился фамилии Амира. Хоть мы друг друга и спасали во дни странной Semi-war, Полувойны, но обращались всё по именам, да по кличкам.

– Ршепа? – задрал я бровь. – Звучит, как Ржепа…

– Еще как звучит! – засмеялся Видов. – Амир меня гонял, как гашековский Ржепа – бравого солдата Швейка!

Фельдфебель-громила гулко хохотнул, и моя ладонь угодила в его пятерню, словно в капкан.

– Всё верно, – зарокотал Амир, слегка помяв мне руку. – Это моего прадедушку звали так – Ржепа. Сам-то он – из чешских евреев и, как только закончилась Первая мировая, попал на подмандатную территорию. А там свою фамилию прадед… как это… – Ршепа щелкнул толстыми пальцами.

– Адаптировал, – подсказал Олег.

– Во-во! Заделался, короче, Эрджепом, на местный лад. Ну, а я… А что – я? В иврите буквы «же» как бы нету, хе-хе…

– Привет, верзила! – Рута грубовато приласкала Амира, пытаясь охватить необъятное тулово.

Ршепа нежно стиснул экс-командиршу.

– Здравия желаю!

– Шалом, мальчики! – хрустально зазвенел Наташин голос, и Talia Eastleigh полностью завладела вниманием вояк. – Всё готово?

– Машины поданы, гэвэрэт! – бойко отрапортовал Ури, и расплылся в белозубой улыбке, явно не по уставу. – Киноналадочный комплекс на трехосном полноприводном шасси, большая светотехническая база, тоже на трех осях, кинотехническая модель на двухосном шасси, модификация трехосного аппаратно-технологического автобуса «Штаб-салон», плюс три джипа сопровождения.

– По машинам! – царственно скомандовал Гайдай.

* * *

Нанюхавшись бензиновых выхлопов, запаха дикого жасмина и солено-влажного морского духа на улицах Тель-Авива, мы выехали за город, сразу попадая на скудный простор библейской пустыни.

Караван держал курс на восток, к Кумрану – безрадостной местности у самого Мертвого моря. Впрочем, нас влекло не тамошнее сухое плато, с его сыпучими скалами и таинственными пещерами, а близость Иордана, полного, хоть и мутной, зато прохладной воды – жизнерадостный Изя обещал киношникам искупать их в реке. И все дружно проголосовали «за».

Ну, это лишь кажется странным. Да, в эти самые дни московские снега неохотно тают, и мысль о купании приходит на ум лишь оголтелым моржам, вроде покойного Колмогорова. Даже здесь, в Израиле, термометр показывал плюс восемнадцать.

«Самое то!», – как бодро выразился Жигунов.

Но налетел хамсин, и красный капилляр градусника живо дотянулся до тридцати двух.

Хамсин – сущее проклятие Израиля. Наташка рассказывала, как ее

мучали головные боли и доставала бессонница, как улыбка натягивала иссыхающую кожу на лице, а теперь я и сам прочувствовал всю прелесть хамсина – суховея, что доносит пустынный жар Сахары и ее мелкий песок. Мельчайший прах – он не скрипит на зубах, вообще не ощущается, но, если не хочешь, чтобы пыль забила твои легкие, изволь укутать голову в покрывало, по-бедуински, или хотя бы носи маску.

Спрячься, забейся в нору, в пещеру, в убежище, и пей воду! Много воды, иначе сам не заметишь, как усохнешь, а сердцу тяжко придется – поди-ка, прокачай загустевшую кровь, тягучую, будто варенье!

Еще недавно светло-голубое, цвета вылинявшей лазури небо заволокло сероватой дымкой. Солнце еле проглядывало сквозь грязную пелену, светясь размытым бледным кругом, но жарило, но пекло, напуская страшную духоту.

Наша дружная компания засела в «штаб-салоне», где шелестел кондиционер, однако желтоватая пыльца набивалась и сюда. Харатьян с Жигуновым вяло растянулись на сиденьях, Аня с Инной и «Алисой» нахохлились на диванчике, пошатываясь в такт. Задумчивый Белявский молча накачивался минералкой, искоса взглядывая на Риту, и только Изю переполняла азартная энергия.

– Хамсин, конечно, бяка, – мажорно болтал он, – но даже от него бывает польза. Все тутошние пляжи усыпаны африканским песком!

Альбина лишь поглядывала из угла, стесняясь «воспитывать» мужа на глазах у звезд экрана.

Наташа томно подняла руку, улавливая ток воздуха из зева кондиционера, а заодно и мужские взгляды.

– Эр-кондишен, конечно, спасает, – невинно проговорила она, точно зная, куда именно сейчас смотрят актеры, – но водичку все равно пейте.

Согласно кивнув, я откупорил бутылку «Эйн-Геди» и разлил по одноразовым стаканчикам. Дурачась, чокнулся с Ритой и Аней, после чего пристал к Изе:

– Товарищ консультант, просветили бы нас, незнаек, что ли. Про Древний Египет мы в пятом классе проходили, а за Израиль нам ничего не задавали!

– О-о! – закатил глаза Динавицер в блаженстве знайки. – Целую неделю рассказывать можно! Люди тут жили всегда, даже два миллиона лет тому назад здесь обитали прямоходящие «двуногие без перьев». А позже из Африки двинулись кроманьонцы – непоседливые переселенцы, искавшие лучшей жизни. А как они попадали в Азию? Да вот, по этим самым местам и шли – через Синай, по долине Иордана… Тогда тут был самый настоящий «зеленый коридор», воистину Земля Обетованная! В этих местах наши предки останавливались на ночевку, охотились… Кто-то упорный шагал дальше, а кто-то оставался жить-поживать, да добра наживать. Вот эти кто-то и основали самый древний город на земле – он попадется нам по дороге…

– Иерихон? – блеснул я.

– Да, – Изя, погрузившись в древность, сделался необычно серьезным. – Иерихону – десять тысяч лет. Кто знает… Может, холмы в его окрестностях прячут в себе культурные ценности почище тех, что кроются в пирамидах! Тут еще копать и копать…

– Может, и мы чего-нибудь откопаем! – оживилась «Алиса».

– Да легко! – ухмыльнулся Динавицер, и вновь построжел. – Фараоны правили здесь три тысячи лет, пока иудеи не откочевали сюда, вытесненные сильными соседями из Месопотамии. Еще не существовало Рима, Афины были жалким микенским поселком, а пастухи Авраам, Исаак, Иаков пасли тут своих овечек и коз… – он усмехнулся. – Да, я и Библию читывал, и Тору. Соломон и Давид, Ирод и Авессалом… Ага! Звучит весомо, а на самом-то деле… Так, мелкие царьки на краю Ойкумены! Стоило истинным владыкам, ассирийцам или персам, гетайрам Александра Македонского или римским императорам вспомнить о местном захолустье, как вся тутошняя незалежность обнулялась. Да и сейчас… Израиль существует лишь потому, что за ним стоят Штаты и СССР, а вот арабы разобщены, да и бойцы из них… никакие. Вопросы есть?