Целитель. Этот мир, придуманный нами
Шрифт:
Хронокамера была старой – по словам Владимира Киврина, «еще второго поколения» – большой стеклянный куб, куда из технического отсека вела небольшая стальная дверца.
В тесном объеме техотсека воздух остро пах озоном и вибрировал от грозного гудения, а вязки кабелей на стенах нервировали Тату – девушка жалась, держась бочком.
Громыхая по сегментированному полу, приблизился Гарин.
– Не бойтесь, – мягко сказал он, – здесь нет высокого напряжения.
Чувствуя мужскую руку на плече, Ивернева действительно успокоилась.
– Мне сюда? – пробормотала она, отворяя дверцу.
– Да. Залезайте…
Изящно сгибаясь, девушка просунулась в хронокамеру. Ребристое сопло излучателя тахионов блеснуло вверху. Было видно, как за толстым двойным стеклом, отдающим в зелень, сдвигаются и раздвигаются электромагниты. Их негромкое жужжание перекрывал низкий гул ускорителя.
– Видите подставку на полу? – смешно закряхтел Михаил Петрович за спиной.
– Вижу, – улыбнулась Тата.
– Приседайте… Ага… Опускайтесь на корточки, а когда я скомандую готовность, закроете глаза, обнимите руками колени и прижмётесь к ним лбом…
– Как Шварценеггер в «Терминаторе»?
– Именно! – Михаил Петрович смешливо фыркнул. – Жаль только, что вам не нужно раздеваться! – Он тут же посерьезнел. – Поле вокруг вас будет сфероидальным, и во время заброса в прошлое со всех сторон будет светиться энергосфера. Просьба не шевелиться и не распрямляться, пока все эти «спецэффекты» не угаснут! Темпоральная эманация – штука не смертельная, но лучше поберечься. Понимэ?
– Понимэ! – хихикнула девушка, расстегивая куртку-дубленку. – Михаил… Можно вас так называть? Вот признайтесь, что кряхтели вы специально! Меня хотели успокоить, м-м?
– Ох, уж эти Иверневы! – забурчал Гарин, пряча смущение. – Умницы-разумницы, спасу нет… Всё! – в его тоне лязгнул металл. – Минутная готовность!
– Есть минутная готовность! – выдохнула Тата, лбом вжимаясь в коленки.
Дверца смачно вошла в пазы, а гул стал опадать, становясь всё басистее. По стеклянным панелям хронокамеры заплясали изумрудные отсветы, а сопло уже не гудело, а гремело, угнетая рассудок.
– Готовность к забросу! – пробился искаженный голос Михаила. – Конфигурация поля сфероидальная. Напряженность… Стабилизация канала… Гамма-ретранслятор… Готовность к транспозитации… Пуск!
На какое-то мгновенье Тата будто оглохла, но, услыхав собственное дыхание, поняла, что ее несёт против течения времени. Назад… в поза-позавчера…
* * *
В некий неясный момент, когда смутное осознание себя сделалось чётким, Ивернева ощутила под ногами не упругость рифленой резины, а податливость сухой прошлогодней травы.
Бледно-фиолетовые извивы потрескивавшей энергосферы угасли, свежо пахнув ионизированным кислородом, и Тата раскрыла глаза.
Она сидела на газоне, под защитой густых кустов и пары голых деревьев, уныло возносящих к небу кривые черные ветви. Издали, со стороны Волгоградского проспекта, наплывали шумы машин, а ближе слышалось лишь монотонное ширканье лопаты, счищавшей снег с дорожек
Тата гибко выпрямилась, застегивая дубленку. Она не сразу уловила движение за спиной, а в следующее мгновенье до ее ушей донесся негромкий, весьма прохладный баритон:
– Руки вверх, барышня! И без фокусов!
Глава 2
Пятница, 31 декабря 2010 года. Ближе к вечеру
«Гамма»
Москва, Зеленодольская улица
– Руки вверх, барышня! И без фокусов!
Будь на месте Таты любая иная сотрудница КГБ, пусть даже имевшая богатый опыт спецтренировок, ей пришлось бы прибегнуть к типично женским уловкам в такой-то ситуации. Но Ивернева была не просто «иной», а возведенной в степень.
Мгновенно выйдя на сверхскорость, она отшагнула и развернулась. За ее спиной стояли двое милиционеров в форме стального цвета – один, рослый, с пышным чубом, выпущенным из-под заломленной набок ушанки, стоял подальше, демонстративно засунув руки в карманы полушубка, а другой, невысокий и коренастый, при погонах сержанта и со смуглым лицом восточного типа, топтался в паре шагов от девушки, обеими руками тиская табельный ПМ. В черных вытаращенных глазах азиата пульсировали испуг и натужное торжество – ствол подрагивал, а с крупных, словно накачанных губ срывался шепот: «Ай, шайтан-баба… Ай, шайтан…»
Всю эту диспозицию Тата запечатлела за ничтожную долю секунды. Веки сержанта еще не дрогнули, чтобы моргнуть, а правый женский сапожок уже мелькнул, выбивая оружие. Продолжая движение, майор крутанулась, и левая нога впечаталась в пухлую щеку ориентала. Тот исполнил кувырок назад.
Ивернева замерла, выходя из состояния субакселерации, и рядовой, стоявший подальше своего излишне рьяного командира, наконец-то смог увидеть девушку, а не размытый вихрь.
Зубасто улыбнувшись, он вскинул руки вверх:
– Сдаюсь, сдаюсь! – и восхищенно выдохнул: – Ну, кла-асс! Вы только не обижайтесь на Ваську, он из Душанбе, и уж больно ретив…
– Ваську? – улыбнулась Тата, склоняясь над поверженным.
– Вообще-то, его Басиль зовут, по-ихнему, но мы по-своему, по-нашенски…
Ивернева приложила пальцы к шее Басиля. Ощутив заполошное биение, кивнула успокоенно, и с силой нажала пару точек – за ухом и на затылке бравого сотрудника милиции. Тот замычал, болезненно морщась, завозился, засучил ногами в начищенных ботинках.
– Ш-што? – выдохнул Басиль. – Х-хде?
– Вы прогнали хулигана, – четко выговорила Тата. – Он вас ударил, а вы пригрозили ему оружием, и «нехороший человек» бежал… – Подняв голову, девушка показала глазами рядовому на «Макаров», тускло отблескивавший в бурой траве. Рядовой понятливо закивал, и подобрал оружие. – Меня защитили… – ее голос утончился, переходя в слезливый всхлип.
Сержант сразу приободрился, закряхтел, пытаясь встать, и чубатый с готовностью подхватил старшего по званию, незаметно сунув пистолет ему в кобуру.