Целитель
Шрифт:
— Хватит, — встряхнул я её, — Асуми. Это всё выглядит не слишком порядочно, но вспомни, что я не собирался тебя в чем-то ограничивать! Ты будешь жить так, как сочтешь нужным, с тем, кого сочтешь нужным! Просто не вынашивая детей на заказ!
— А что, если я этого хотела?! — прошипела мне в лицо мокрая и обиженная девушка, — Знать, что где-то там, где-то далеко, есть мои дети?! Что они одеты, обуты, получают лучшее образование, являются элитой этого мира?! А?!
— Тогда ты просто хочешь иметь повод обманываться, — жестко ответил я, — Такие дети у тебя могут появиться только в свободном союзе и от свободного человека. Для Старых родов ты просто исполнишь роль суррогатной матери. Утробы на двух ногах.
— А если я хочу обманываться,
Дальше начался плач. Здесь моя компетенция давала сбой, но рядом уже была обеспокоенная Мана, которая и уволокла подругу к ней в комнату, оставляя мне время подумать, чем я и занялся, отправившись к себе в комнату и сев на кровать.
Мог бы я поступить иначе? По сути, нет. Встреча с Хаттори была внезапна, бюджет бы не потянул денежное вознаграждение для меня, а остальные планы были слишком сырыми. Мне срочно требовалось показать себе цену, и именно «свобода» Асуми вошла в ценник впритирку. Хафу имела полное право обижаться на подобный произвол или даже пренебрежение, но иных вариантов я не видел. Отказываться, начинать конфликт? Так Спящий Лис предупредил меня, что Тануки Ойя пойдет ко дну в любом случае, потянув всех, кто находится рядом с ним. Добиваться сворачивания проекта или, как минимум, разрывать отношения? Это подставляет Коджима, это наносит удар по Специальному Комитету, это прогремит на весь Темный мир, тысячи людей зададутся вопросом «зачем он это сделал?»
Схема детектива сработала, я уже увяз в этой операции. Тем более, что Коджима. Их будущее стало второй частью мой платы, Хаттори гарантировал, что мы выйдем чистыми.
Спящий Лис понимает, что я этого так не оставлю, но разбираться буду потом. Скорее всего, он предполагает невысокие шансы выживания для себя и Соцуюки, который определенно принимает в этом участие… либо только для себя. Замена органов клонированными, потеря интереса к предлагаемым мной методикам «воскрешения» сломанных, всё это говорит о том, что детектив работает без оглядки на завтра.
Что касается других… тут вопрос интересный. В любом случае, мне придется пойти на сотрудничество с Ивао Хаттори. Не я один участвую в этом проекте. Коджима тоже. Хм, пропажа Онивабаши. Похоже, завтра я снова навещу детектива…
Дверь в мою комнату отворилась, вошла Асуми, одетая в одну лишь майку. Молча пройдя ко мне, она уселась на пол, опершись спиной на мои ноги. Мы молча посидели почти десять минут, а потом она заговорила.
— Знаешь, Акира, — хрипло пробормотала хафу, закидывая голову вверх, — Я тебя не люблю. Никогда не любила… как… надо. Думаю, тебя ни один нормальный человек не может полюбить, только психи, которых ты собрал вокруг себя. Мана, Рио, эта рыжая русская, твоя сестра, белоголовый, вся твоя семья… вы все поехавшие. Давно и безнадежно. А я — нет. Да, я тебя всегда хочу, прямо аж до скрипа!…но если и люблю, то как… брата. Старшего. Противного, вредного, расчётливого и гадкого. Вот такой вот дурной инцест. Зависимость. Безнадега. Потому я, наверное, и согласилась на такие дурацкие отношения, потому и не ревную тебя ни к кому. Сегодня ты показал, что я была права. Ты поступил… как ты поступил.
— Именно так, — спокойно кивнул я, ни грамма не задетый её словами.
Девушка, изогнувшись, одним махом взобралась ко мне на колени, широко раздвинув ноги, чтобы сесть поудобнее. Её глаза уставились в мои.
— Именно это и пугает в тебе, пугает до одури, — прошептала она, обняв ладонями мою голову, — Вот здесь, в этой голове, может в любой момент родиться мысль, которая отправит к Эмме О вообще всё. Ты самый ужасный, самый жуткий, самый опасный абрикос на этой планете! Ты чудовище. Ты готов взять маленького мальчика, а затем сломать его, воспитав под вкусы и запросы собственной сестры. Ты идешь против традиций Старых родов, просто потому что нашел способ. Ты взял
— Почему?
— Потому что ты можешь захотеть превратить и меня, дурак. Я просто теперь тебя боюсь.
— Не похоже, чтобы ты меня боялась.
— Это не тот страх, от которого можно убежать. Я начинаю думать о тебе как о стихии. О цунами. Как о чем-то, от чего хочется бежать, бежать и бежать.
— И ты собираешься…?
— Нет, пока нет, — качнула головой «яркоглазая», продолжая пытливо всматриваться в мое лицо, — Я собираюсь трахаться с тобой так часто и много, как только ты разрешишь и захочешь. Где угодно, как угодно… пока всё не заболит. А потом, через неделю, я одна уеду на турнир. Пропаду из твоей… наш… вашей жизни. Как бы он не кончился и чем бы он не кончился. И ты не будешь меня искать, понял? Не будешь узнавать, как у меня дела, цела ли я, жива, здорова, есть ли деньги. Не будешь спрашивать обо мне у Конго. Я так хочу. Сделаешь это?
— Нет, — качнул я головой, — Я должен буду убедиться в том, что моя сделка насчет тебя состоялась. Потом — да, обещаю, что не потревожу тебя, сделаю так, как ты хочешь.
— Вот поэтому ты и ужасный… — тяжело вздохнула Асуми, а затем потянулась губами к моему лицу.
На следующий день, когда мы с Маной будем сидеть и вдвоем обедать, жена расскажет мне, что я растревожил главный страх Хиракавы — опаску, что она навсегда останется в Токио, и не увидит мир, как всегда об этом мечтала. Реакции хафу для меня станут немного понятнее, как и её настойчивые попытки впихнуть мне рыжую русскую, но вот последнее я запишу как манипуляцию уже самой синеглазой, ничем не лучшую, чем мое единоличное намерение вырвать её из рук Старых родов. Это будет сделано в тщательно подобранный момент, поэтому секс получится особо страстным.
Возможно, даже чересчур. Ну… почти. Всё-таки она не смогла погнуть головой мой канделябр. Хотя старались оба.
Люди часто склонны винить других в своих ошибках и ожиданиях. Они видят препятствия там, где их нет, они находят оправдания собственной нерешительности в иллюзиях, к которым окружающие не имеют ни малейшего отношения. Хуже того, даже осознавая свои зависимости, они ради собственного блага готовы принести боль другим, лишь бы «иметь возможность шагнуть дальше». Удивительно лицемерная в своей слабости раса. Неудивительно, что все без исключения существа, чья жизнедеятельность основана на энергии высших или низших сфер, презирают людей. Хотя сами являются лишь жалкими паразитами, не способными без смертных ни на какое внятное существование. Что было особо интересным, так это то, что некоторые созданные мной образцы разумной нежити моментально проникались той же философией, начиная смотреть на смертных, как на пыль под своими ногами.
Разум исполнен лицемерия. Один я непогрешим. Был.
Теперь такой же.
Наблюдая на следующий день за школьницами, обложившими Ману, мы с Асуми развлекались, строя предположения о том, насколько моя жена будет откровенна с любопытствующими одноклассницами. Судя по тому, что на меня, зависшего у классной доски, периодически кидались женские взгляды, наполненные возмущением и недоумением, Мана вовсю развлекалась… на свой лад.
— У неё так крышу не сорвет? — с опаской поинтересовалась синеглазая у меня.
— Не должно, — качнул я головой, — Представь, что ты всю жизнь жила в тесном вольере, из которого вел только один выход. Не наружу, а глубже, эдакая дыра в полу, не имеющая дна. Ты знаешь, что из неё не вернуться. Будет хорошо, но недолго, ты этого боишься, но тебя туда тянет, всю жизнь. А затем клетка пропадает, и ты можешь шагать куда угодно. Дыра остается, она никуда не делась, не может деться, но теперь впереди тебя весь мир.
— Звучит жутко.
— Думаешь, у тебя иначе? — хмыкнул я, — Всё то же самое, только дыра не настоящая. Ты её вообразила сама. Как и клетку с решеткой.