Цена его любви
Шрифт:
— Стопудово, брат, — ответил я тогда, криво усмехаясь.
И мы верили. Что если не сдадимся, то все, что угодно, победим.
— Тебе оставляю документы. Разберешься?
Пусть и не Лютый, но я безумно рад этой подмоге. Хоть бы текущие дела и вопросы на себя взял, пока я Региной и тем, кто стоит за всем этим, заниматься буду.
— Давай, брат. Я, конечно, давно не у дел. Но с Тигром вдвоем, думаю, разберемся.
Киваю, хватая со стола записи с камер. Этим надо заняться в ближайшее время. После сверим результаты.
Глава 4
Еще не рассвело, когда возвращаюсь домой. Уставший, как десять драных собак.
Не от встречи, от оглушившего меня понимания. Накатило и не отпускает всю дорогу.
И вот до хруста в челюстях теперь еще кого-то потерять боюсь. Первый раз в жизни боюсь. Реально. По-настоящему. Друзей. Регину. Брата, который хрен знает за каким хером приехал. Хотя, может и к лучшему, — левые махинации я и в бизнесе общем Морока и Лютого, что в Англии, видел. И туда чума эта могла проникнуть. Так что, может, и правда, Гордей удружил и здесь мне за него будет спокойнее.
И ее.
Ее я боялся потерять больше всего на свете. Так, что сердце в лед замораживалось, куском ледяным в груди стучит и разносит в кровь острые искры.
И понимаю, что в доме.
Что под охраной, да и замахнуться на нее никто не подумает.
Но это иррационально.
Потому и гоню, как сумасшедший. И в дом врываюсь, чуть не выбивая дверь.
Кажется, только тогда лишь и выдыхаю, когда вижу ее, — спящую. Даже нет. Когда слышу ее спокойное, тихое дыхание.
Девочка моя.
Такая нежная. Такая невинная. Такая… Такая вот, моя, что прям как кусок собственной кожи ее чувствую. Как руку и ногу. Моя.
Дергается, отшатывается, как от удара, когда едва-едва провожу ладонью по ее лицу.
— Влад, — распахивает глаза и вроде смотрит без страха и ужаса, а все равно, — вся будто в комок сжалась.
— Тихо. Тихо, девочка, — сбрасываю с себя одежду, укладываясь рядом.
Зарываюсь в волосы лицом, втягиваю в себя этот безумный аромат морозной свежести. Такой она для меня и есть, такой была с самого начала и осталась, — чистым нетронутым снегом. Которым любоваться хочется. И дышать. И не надышишься.
Током по венам, когда опускаю руку на живот. Прижимаю к себе, — спиной, всей кожей и выдыхаю наконец расслабленно.
— Моя… — шепчу, стараясь не накинуться, слегка царапая мочку уха зубами.
Черт, даже если бы мне не нужно было ее держать рядом, чтобы защитить, я бы ее украл.
— Влад…
Теплая такая со сна, такая трепетная.
Скольжу руками по груди, и вся мурашками покрывается.
Черт.
Пару часов поспать хотел, но в крови уже бешеное пламя. С ума меня сводит и даже не понимает этого. Ни одна опытная профессионалка не сводила. А она — вот этим всем своим волшебством, — нежностью, невинностью, дыханием, что срывается, а она старается спрятать, не показать. Всем с ума сводит.
— Даша, —
Раздирает от бешеного желания.
Резко распахиваю стройные ноги.
Впиваюсь в розовый нежный сосок, чувствуя, как из самого горла вырывается неуемное рычание.
Это запредельно.
Внутри все гудит, и ревет, будто готово взорваться.
Ни одной женщины в своей жизни так не хотел, ни разу, никогда так не накрывало.
— Даша, девочка моя, — поднимаюсь поцелуями выше, по шее, еле удерживаюсь, чтобы не вгрызаться в белоснежную шелковую кожу, но все равно оставляю следы. — Маленькая моя, желанная…
Сминаю рот, чувствуя, как накрывает окончательно. В глазах темнеет, все тело напряжено до невозможности. Каждым нервом, как оголенным проводом. К ней прикасаюсь, всей кожей втоптать в себя хочется. И мало. Так мало, что взреветь сейчас готов. Один черт знает, как не набрасываюсь, чтобы взять — жестко и резко, чтобы вбиться в нее сразу же, с разгона. Быть в ней. Это не желание, это уже какая-то чертова потребность. Как воды напиться — жадно, заглатывая, — так и в нее хочется. До выворота в суставах.
Но, нет, не могу. С ней так нельзя.
— Даша? — с рыком отрываюсь от губ, поймав губами ее тихий всхлип. — Что, девочка? — осторожно провожу пальцами по уголку глаза, где затаилась слезинка.
— Что случилось? Тебя кто-то обидел?
— Нет, — выдыхает, мотая головой. Зажмуривается. Губу закусывает.
— Говори, — я уже по-настоящему рычу. Черт, все планки рядом с ней срывает. Если кто-то посмел… То это жесть. Я же голыми руками сейчас рвать на части буду.
И это — ни хрена не просто слова. Я руками раздирал и не за такое. Какой безумный смертник девочку мою посмел обидеть?
— Говори, — хватаю за подбородок, заставляя смотреть мне в глаза. — Что, Даша?
— Ничего, Влад. Все в порядке, — тихо лепечет и даже улыбнуться пытается. Но так жалко и неубедительно, что мне эту фальшивую улыбку прямо силой стереть с ее нежного личика хочется.
Больше всего в жизни я ненавижу ложь.
В любой ее форме. Даже в виде утешения или врачебной тайны.
Все проблемы настоящие вырастают из нее, из маленькой лжи. Она убивает и губит. Именно ложь приводит ко всем катастрофам в жизни.
— Просто продолжай. Все в порядке, Влад.
Черт. А вот это — реально жесть.
Я же…
Я разве не достаточно дал понять сегодня? Мало успокоил.
А ведь ответа на свой вопрос, когда спросил, так ли ей противно, я так и не услышал.
Чувствую себя гребанным насильником.
С глухим матом поднимаюсь, чуть снова не зарычав от потери ощущения ее тела под своим. Твою мать.
Резко подхватываю сброшенную на пол одежду.
— Влад.
— Тебе не обязательно меня терпеть, Даша. Просто могла бы сказать, что тебе это неприятно.