Цена его любви

Влад.

Времени совсем в обрез.

Лютый так и не приехал.

Несусь в дом Грача через всю столицу, матерясь и скрипя зубами.

Надо перебирать на себя все, что висело на Граче.

Никогда не стремился к этой власти. Но больше некому.

Гордей, — набираю привычно номер.

Ничего, — слышу уже ставшее привычным, но каждый раз злящее до невозможности.

Не может быть ничего, — скриплю зубами. — Все оставляют следы,

Черт, мы все перерыли, все переискали.

Отследили каждый разговор Кобры, каждое его движение. Не только с того времени, как он прибыл в столицу. За месяц до приезда. С кем говорил, с кем встречался. Перетрусили всех и все.

— У Лютого нет наследников, Влад.

— И что? — ни черта уже не понимаю.

— Ты и Лютый. Единственные преемники. Об этом все знали.

— И?

— После тебя кто наследовать будет? У кого есть шанс стать во главе всего?

Хохочу во весь голос. Иногда наши умозаключения становятся запредельными. А проще говоря, — ум за разум заходит. Когда все новые и новые схемы просчитать пытаешься.

— Не смеши меня, Гордей, а то я решу, что тебя пора сдавать в дом престарелых. В маразм впадаешь? Ал? Ты хочешь сказать, что это он родную сестру похитил? Меня подрезал? Из-за этого на самом деле его выдернул? Да он и дня не продержится в этих жерновах! И сам прекрасно об этом знает!

— Я тебе буду говорить о серых кардиналах, Север? Подумай сам, — выгодно же поставить мальчишку, который и приблизительно не понимает, что происходит вокруг. Дергать его за ниточки и постепенно прибирать все к рукам. Все знают, что Лютый от криминала и от родных мест в принципе открестился. Даже говорить о возвращении не хочет. Расчет на то, что и не приедет, плюнет на волю Грача. Он давно не при делах.

— Такими темпами ты сам себя скоро подозревать, Гордей, начнешь. Не мели бред. Алу такое в страшном сне не приснится.

— Допустим. Но на него могут выйти. Убедить подхватить после тебя империю.

— И ты решил, что лучше держать его поблизости.

Бред. У Гордея реально мозги уже совсем завернулись со всем этим. И немудрено. Впервые в моей жизни такой расклад. Чтобы ни просчитать, ни даже намеком не видеть, кто замешан.

— Что Грек?

— Ничего, Влад. Как все. В панике, пытается собственные активы сохранить.

— Серебряков? — знаю, он вроде с нами. Жизнь Грачу когда-то спас, ему невыгодно ни разу того убирать, ведь он его дела все прикрывал, защиту давал нереальную. Но, с другой стороны, Лев Серебряков начал наглеть, грани переходить. Грача уже задалбывать начало. Мог покуситься и на неограниченную власть. Повадки слишком жадные начались у него.

— Вообще ни с кем не встречался, кроме наших. Там, похоже, чисто. Не настолько он отморозок, Север.

Тру глаза, в которые давно

Ни одной новой мысли. Ничего.

— Ищи, Гордей. Лучше всего прятать на видном месте. Но притоны все в городе обыщи. Может, там ее заперли?

Все подвалы не просмотреть. Нереально! И невозможно! Границы у нас под контролем, точно знаю, что Регину из страны не вывозили. Но кроме этого ничего у меня нет.

Отключаюсь, чувствуя только одно желание, — повалиться в кресло и бахнуть виски. Но расслабляться далеко не время.

Чуйка говорит, что за этим стоит Грек. Но ни одной улики накопать не могу. И его тайные места тоже все переискали.

На приеме у него надеялся, что какая-то информация выплывет.

Но, черт, из-за девчонки ничего не успел!

Даша…

Где-то под рубашкой невольно расползается теплая волна.

Девочка моя… Ни разу не усомнился в том, что она рассказала. Ни на секунду.

Еще и меня утешать пыталась, успокоить.

А я — подонком себя чувствовал, рассказывая ей все, как было.

Боялся, — отшатнется. Ненавистью в глазах меня прожжет.

Ведь, по сути, я почти как Кобра с ней поступил. Заставил.

Самому себе руки выломать хочется.

А она после этого с таким теплом ко мне потянулась…

Даже не верится. Я такого тепла в жизни никогда не видел. И уж утешать меня точно никто ни разу не пытался. Мои женщины видят лоск, положение и деньги. Не спорю, им со мной хорошо. Во всех смыслах.

Но ни одной никогда и в голову не приходило свою историю рассказать. В место это свое особенное привести. Никогда. А тут вдруг…

Показать ей хотел, что я не чудовище, что обычный человек? Для этого рассказал? Наверное.

Но… Будто током всего прошибает, когда тревогу и нежность эту в глазах ее вспоминаю. Даже тогда, когда первая ночь наша вместе была. Когда ранение мое увидела.

Я привык все контролировать, все решать. Руководить, приказывать и за все и всех нести ответственность. За семью, за всех моих людей. И к этому привыкли.

Странное щемящее чувство. И самого затапливает щемящей нежностью. Заливает.

Абсурдно, странно, ненормально.

Плюнул бы на все, и к ней бы вернулся.

Видимо, старею.

Но даже вспомнить не могу, когда было по-другому. Чтоб не я вопрос решал, не ко мне с проблемами приходили, а кто-то вдруг бы потянулся, прильнул ко мне просто для того, чтобы вдохнуть сил.

Что-то очень тонкое, — но такое, на грани нервы. Разрывает. Переполняет диким чем-то грудь. По всем окончанием лупит.

Маленькая. Такая маленькая, такая хрупкая и нежная. А меня, большого и сильного решила подбодрить, заботой укутать.

Неужели ей не все равно? По-настоящему, а не потому, что защиту потерять боится?