Цена измены. Вернуть жену
Шрифт:
Не успеваю (хоть руку уже и занес для удара). На меня сзади набрасывается кто-то, пытается отбить от меня эту дрянь. А я не могу разжать пальцы, они в судороге сжались и застыли в одном положении.
– Мужчина, что вы творите!? У пациентки швы разойдутся! Отпустите! Немедленно! Охрана! Охрана!
Лиса смотрит на меня ненавидящими, ошалелыми глазами, но уже без страха,с превосходством, потому что знает наверняка, что мне не дадут ее обидеть:
– Что? Хочешь я тебе сделаю еще больнее, – злобно хмыкает,
Она все это говорит в тот момент, когда меня уже скручивают и вытаскивают из палаты. Стерва. Дрянь. Ну ничего, обещаю себе, я найду способ спросить с нее за каждое слово, что эта шалава сказала!
Меня вышвырнули на улицу и пообещали если увидят рядом с больницей вызовут полицейский. Идиоты, знали бы кто перед ними стоит, в задницу языки бы свои засунули и забились бы в угол.
Но сейчас мне на них плевать. В голове так и не могут усвоиться признания Алисы. Значит, Ася, мне не врала? И беременна она от меня?
Одернув одежда, стряхнув с себя хамские прикосновение направился к машине. Все что было связано с Алисой и с тем, что с ней произошло мне вдруг стало неинтересно, чуждо. У меня появилась новая цель. Я должен был объясниться с женой и донести до нее то, что был не прав. Что ошибся, что глупец. И Алиске за ее мерзкие поступки воздалось по заслугам. Я уверен, что теперь, когда я знаю правду, все точно можно наладить. Как же хорошо, что нас не развели, как будто кто-то мешал этому процессу, не желал чтобы мы делали этот поспешный шаг…
Сев в машину, завел ее.
Залез в портмоне. В нем оказалось две тысячи рублей. Решил, что куплю на них Асе цветы. Я ведь так за эти дни и не доехал до нее. Все с этой дурой кружился. Идиот. Теперь даже представить себе не могу, как за все что я натворил, выпрашивать прощение!
В голове проскользнула мысль о том, что может маме позвонить? Она бы приехала на подмогу. Смягчила, приняла весь удар на себя. Хм, а это и правда идея.
Достаю телефон. Набираю маме. Трубку мама поднимает сразу:
– Мам привет, – бодро здороваюсь с ней, но в ответ слышу слишком сдавленный, слишком напряженный голос родственницы…
– Немедленно! Слышишь! Немедленно приезжай домой! Я тебя жду! – и кладет трубку.
– Что за, мать твою, там произошло? – удивленный ее поведением, сую трубку в карман и выжимая сцепление трогаюсь с места.
Под ложечкой начинает посасывать от недоброго предчувствия, пальцы чешутся позвонить мужикам, но я себя останавливаю лишь тем, что у мамы тоже есть кому позвонить и уж она-то точно никаким образом не даст себя в обиду.
– Хер ты угадал. Я ничего подписывать не буду. Ася – моя жена и на Кутузова наша с ней квартира…
– Я тебе сказала, – мать хватает меня за ухо, выкручивает, и тычет в листы бумаги, – подписывай.
У меня аж в мозгах зазвенело от ее выходки:
– Да, что ты творишь, мам! Больно же! – против воли в голос вскрикиваю.
– Да, что ж ты у меня такой непутевый-то. Все просрал. Все. И жену, и квартиру, и…
В голосе родственницы появляются плаксивые нотки.
– Ничего не просрал, – цежу сквозь зубы и смотрю на чужака исподлобья. – Ася беременна от меня. Зачем тебе нужна женщина с чужим ребенком? А? Он же не твой. И ты же понимаешь, если что, я не остановлюсь, я заявлю на него свои права и если надо – буду судиться…
– Заткнись, а, – буркнул мужик и у меня от его голоса внутри все завибрировало. Волосы на затылке зашевелились.
До чего ж он все- таки огромный и страшный.Смотрит, как убийца. Изверг. Зверюга. Урод.
– Герман Степанович, – заюлила перед ним мама, когда он поднялся со стула в полный рост и навис над столом. – Да не беспокойтесь, он это мелит от головы своей бестолковой: – Да ставь ты свою закорючку, глупый, – плаксиво обращается уже ко мне.
– Мам, – и следом мне под затылок летит ощутимый лещ.
Сцепив зубы, черкнул размашистую подппись в нижнем правом углуе листа.
– Довольны? Доволен? – прищуриваюсь и цежу сквозь зубы.
Мужик растягивает губы, кривит в одну сторону, показывая клыки.
– Так, с одним разобрались. И запомни, щенок, больше эта квартира не твоя, она принадлежит только Асе, теперь… еще один момент. Давай поднимайся и на выход.
– О, Господи. Герман Степанович. Куда? Вы же сказали, что он вам нужен только для подписания документов. Куда вы его забираете?
Мать неожиданно толкает меня и становится между мной и мужиком:
– Не пущу. Слышите! Он ни в чем не виноват. Асю он не трогал. Куда!
Взвизгивает мама, когда этот мудак ее бесцеремонно отодвигает в сторону и своей огромной лапищей сжимает мой ворот:
– В ЗАГС, – громыхает.
– Отвали! Я никуда не поеду с тобой, – я пытаюсь вывернуться из его рук, машу кулаками и ногами, пытаясь принести этому бугаю хоть какой то урон… Щелчок. Удар в переносицу чем-то твердым, я не успел рассмотреть, у меня темнеет в глазах.
Сукин-сын, злопамятный урод – это он мне мстит за опорку в которой сидел.
– Вадюша! Вадюша! – запричитала мама.
– Мать. Прекращай верещать. Ничего я твоему дебилоиду не сделаю. Собирайся сама. Сейчас доедем до ЗАГСа, твой недоносок подпишет доки на развод и пусть гуляет ветром в поле. От него, как и от тебя больше ничего не нужно. Усвоила?
Я мну пальцами лоб. Переносицу. Боль такая, что в глазах до сих пор темно.
Грубиян, как так можно со взрослым человеком разговаривать? Злопыхает мысль в голове, но во рту так сухо, что сказать не могу ни слова.