Цена короны
Шрифт:
Все знакомо. И все-таки что-то не так. Сходство – как между живым человеком и его портретом, что написан талантливым художником.
Очень талантливым, если не сказать «гениальным». И все же портрет остается портретом.
Воздух снова зазвенел. Однако на этот раз звук был иным.
– Вы ничего не почувствовали? – осведомился Хильдис Коот, обращаясь то ли к лорду-регенту, то ли к самому себе.
– А что мне чувствовать? – возмутился будущий император. – Вы давайте, сай бискуп, не тяните!
Епископ сочувственно кивнул. Ему не было нужды смотреть в «зерцало истины». После того, как он произнес «заклятье честного слова, этот человек не смог бы солгать. И даже не
– А может, подскажете, уважаемый… – Крондак спустился с возвышения и одернул пояс, стягивающий его балахон. – Кто вы такой?
Лицо Хильдиса Коота оставалось непроницаемым.
Лорд-регент осклабился.
– Ох, сай бискуп! Вы что ж, не знаете, кто я такой? Тоже мне визитор… Визиторы все-е-е знать должны! Эх, вы-ы-ы…
– Не пререкайтесь, пожалуйста, – оборвал его узкоплечий экзекутор. – Сделайте одолжение, ответьте отцу-дознавателю.
– Ох, – «Адрелиан» подошел к креслу, похлопал по бархатной подушке и уселся. – Вот так бы сразу. «Пожалуйста», «сделайте одолжение»… Фарин я. Фарин Домкс. Работаю в трактире «Горбатый жеребец», добываю кусок хлеба, так сказать, честным трудом. Овощи с рынка ношу, дичину разную, муку там… Мусор опять же убираю, полы чищу… – в голосе послышались ноты негодования. – Работка, между прочим, нелегкая, грязная. Иные бы побрезговали, а я вот не брезгую! А мог бы, между прочим, давным-давно в Совете сидеть, советы давать! И дельные советы-то, слышите? Голова у меня хорошо соображает, да и папаша-то мой – не кто-то там, сай благородный. Ну, с маменькой он не по-благородному обошелся, но кровушка о себе знать дает, ох как дает!..
Хильдис Коот помрачнел, как грозовая туча, и коротко взглянул в зерцало, словно боялся, что оно разлетится под его взглядом. Но стекло сияло девственной чистотой, и в его незамутненной толще шевелилась нелепо искаженная фигурка самозванца, восседающего в кресле, точно на троне. Крондак продолжал улыбаться – казалось, он забыл, что в этом больше нет нужды. И все же что-то неуловимо изменилось. Лишь мнимый Адрелиан, кажется, ничего не замечал.
– Так меня, сталбыть, теперь признали, – он дернул головой, словно у него затекла шея, и поудобнее устроился в кресле. – Сами видите: сижу во дворце, и обращаются ко мне не «Эй, увалень!», а по-правильному, лордом-регентом величают…
– Да уж, – фыркнул Реас Фаркхарл. – Для увальня он мелковат.
– Скажи мне, почтенный… – Крондак укоризненно покосился на экзекутора и подошел к самозванцу. Капюшон, который отец-дознаватель так и не снял, отбрасывал на его бледное лицо сероватую тень. – Кто тебе так удружил? Кто тебя во дворец привел, кто объяснил, что к чему?
– Да кто ж его знает, сай визитор. Виноват, не спросил. Но ежели увижу, непременно узнаю и поблагодарю. Может, и награжу… по-амператорски. Хороший человек. Вытащил меня, сталбыть, из-под балки, когда там все падать пошло. А там сказал: ты, сталбыть, не выделывайся… ну, он иначе сказал, по-благородному… сразу за все дела не берись, а поначалу сиди тихонечко, присматривайся. Я уж старался. Но не такой я человек, чтобы тихо сидеть. Я, можно сказать, всю жизнь тихо сидел! Пока тут всякие саи знатные творили, что их левая пятка желает… Я б, может, так бы все повернул…
– А каков он из себя был? – спросил Хильдис Коот. Его голос внезапно стал глухим и очень усталым.
Адрелиан – он же Фарин Домкс – почесал затылок, и на его лице отразилась напряженная работа мысли.
– Да Архааль его знает… – он печально вздохнул. – Здоровый – повыше вас, сай бискуп. Брюхо вроде не толстое, но дородность
Епископ поджал губы, так что рот его сделался похожим на неровную щель, махнул рукой. Лицо лже-Адрелиана застыло, словно превратилось в восковую маску. И внезапно стало очень тихо.
– Никакое вино ему не поможет, – проговорил Коот. – Скорее всего, наш доброжелатель воспользовался личиной – таким он его и запомнил… – он покачал головой и заговорил, подражая Домксу – Отец Райв, вы б сходили, что ли, проведали, как там почтенный магистр Анволд почивают. Может, так сказать, оклемались опосля магического-то допроса…
Когда тяжелая дверь захлопнулась, епископ оглядел своих помощников, потом устремил взгляд к потолку. Под потолком начинали сгущаться тени – полупрозрачные, теплые, словно впитавшие в себя сияние солнца, чьи лучи две стражи назад пронизывали просторный зал. Толстые балки, вытесанные из цельных дубовых стволов, будто обтянули черным кандийским атласом, таким мягким, что рука сама просится к нему прикоснуться.
В зале по-прежнему царила тишина. Не напряженная, гудящая тишина ожидания. Не тишина, возникающая, когда счастье или горе столь велико, что слово изреченное не в силах его передать. Казалось, в этих стенах свершилось что-то постыдное.
– Вы когда-нибудь видели увальня, отец Реас? – нарушил молчание епископ. – Живого, не нарисованного?
Экзекутор покачал головой.
– А я видел, – его светлейшество подошел к одному из кресел, мимоходом бросив взгляд на неподвижного лже-Адрелиана. – Во время похода к Тул-Багару. Это огромная зверюга, похожая на огра – если встанет на задние лапы, то будет и покрупнее. Но на задние лапы она поднимается крайне редко, почему-то ей проще передвигаться на четвереньках. Шкура у нее не зеленая, а светло-бурая, поскольку живет этот зверь среди скал, и хвост имеется – вроде посудного ершика. Возможно, увальни когда-то были разумны, как огры и тролли. Во всяком случае, когда такая тварь смотрит тебе в глаза, начинаешь подозревать, что это так. Увалень, который подобрался к нашему лагерю, даже не попытался на нас напасть, только скатил вниз несколько крупных валунов – явно без злого умысла. Кстати, увальнями их прозвали именно из-за милой привычки разваливать горные склоны. И снордлинг по имени Хельмир, который был нашим проводником, увидев это, спросил меня: «Если под его лапами так трещат камни, что же будет с нашими доспехами?»
Глава пятая
Сойдутся все пути…
Флайри разбудило солнце. От его яркого, оголотело-белого света почему-то щекотало в носу. Она открыла глаза, но тут же зажмурилась снова, села и заморгала, пытаясь избавиться от разноцветных пятен, плавающих перед глазами.
Остро пахло нагревающейся сухой землей. Порывы свежего ветра теплого ветра доносили тысячи иных запахов, перемешивая их, подобно безумным некромантам, на старости лет решивших вступить в гильдию составителей благовоний, но не сумевших изменить былым пристрастиям.
Послышался странный певучий звук, и Флайри обернулась.
Тэм танцевала. Никаким иным словом это нельзя было назвать. Утреннее солнце ослепительно вспыхивало на лезвии ее меча, стекая по нему расплавленным золотом. Потом клинок превратился в огромную серебряную воронку… и снова замер.
Не было слышно ни шороха камушков, ни стука каблуков. Казалось, воительница не касается земли – вот-вот взлетит в воздух и поплывет над степью, удерживаемая лишь взмахами широкого пленчатого крыла.