Цена на материнство

Грант Эмилия

— Поверить не могу, совсем скоро я стану дедушкой, — как зачарованный бормотал Ещенко, глядя перед собой. Для вида сумасшедшего ему не хватало только стекающей с подбородка слюны.

Терпи, Игорь, терпи. Еще минута, и у всего этого семейства спадут розовые очки.

— Папа, ну каким дедушкой?! — Лиза едва ли не плакала, и мне почему-то доставлял этот образ удовольствие.

Ух, если бы Снегурочка была тут, она бы оценила всю мою выдержку. И то, к чему она приведет. Точно бы оценила. Хотя нет. Ей нельзя волноваться, и я обязан ее оберегать от невзгод в виде всего семейства Ещенко, с

ними ей явно некомфортно.

По крайней мере, с отцом она не смогла так же быстро найти общий язык, как с мамой. Мама… Все, что сегодня произойдет — ту победу, которую я одержу — я посвящаю тебе.

— Папа… а я тоже… я тоже беременна! — внезапно заявила Лиза, но ей, кажется, никто не поверил. Еще бы. За ужином она выпила по меньшей мере бутылку вина.

Да и пару раз отходила в дамскую комнату, возвращаясь в слишком уж возбужденном состоянии и с расширенными зрачками. А уж когда она театрально схватилась за живот и метнула в меня безумный взгляд, стеная что-то из разряда:

— Ой, колет! Это все из-за тебя! Мне нельзя нервничать!

— А пить можно? А наркотики употряблять? — поинтересовался спокойно, но с толикой любопытства. И потом уже почти безэмоционально, даже жестко, выдал: — Успокойтесь, братик и сестренка. Клал я огромный болт на ваше родовое гнездышко. Хочется быть подальше от вашей гнилой семейки. Особенно, если вы и впрямь считаете, что от отца мне был нужен дом. Мне, знаете ли, в отличии от вас, хватило мозгов заработать на три таких, как минимум. И без всякой поддержки в виде оплаченного образования, репетиторов и тонны связей. В подобный вашему дому, а может, даже и побольше, мы и переедем с Алиной, нашим ребенком и моей мамой, которой совсем скоро придется на себе испытать чудеса общения с внуками.

И если честно, я жалею, что во все это влез. Я рос с одним родителем, с моей мамой. Она дала мне образование, воспитание и поддержку. И мне хватало наглости считать себя обделенным… Правда недолго, до встречи с вами. Нет.

Пожалуй, я получил куда больше, чем вы, выросшие в полной семье. И обделенные в сложившейся ситуации, увы, тоже вы.

Бросив на стол три пятитысячные, я встал.

— Всем счастливо оставаться. Желаю не перегрызть друг-другу глотки хотя бы за эти бумажки, — легко поклонился братцу с сестрой. И уже отцу: — Не надо вписывать меня в свое наследство. Этим шакалам нужнее. А если захочется пообщаться, звони. Но только на особую сыновью любовь не рассчитывай, слишком уж поздно ты спохватился. Нет, я не держу на тебя зла, вообще никакого.

Все, что ни делается, — все к лучшему, как говорится. Просто любовь… она не берется просто так, из ниоткуда.

Уходил под звенящую тишину. Никто не решился меня окликнуть, и потому я почувствовал себя победителем. Нет, я и правда не держал зла на отца — оставить мать беременной, не отвечать на ее письма, восприняв за обезумевшую фанатку, закрыть глаза на все... А мой выбор — уйти сейчас, вот так. И возможно, когда-нибудь мы с ним возобновим общение. Но без его великовозрастных отпрысков.

Уже в лифте в собственном подъезде, через полчаса, позволил себе улыбку. Я не жалел ни об одном слове, ни об одном действии за сегодняшний вечер. Разве что никак не мог избавиться от мысли о том, что

мне не хватает Алины. Ее поддержки, улыбки, взгляда, нежной руки…

— Гари-и-ик, — стоило мне переступить порог квартиры, как на меня накинулся тайфун в виде мамы. Она в зеленом переднике, с какой-то скалкой, посыпанной мукой. — Привет, сынок! Как день? А где Алина?

Как всегда, сразу миллион вопросов.

Мама… Иногда она раздражала, иногда я ее не понимал, но она всегда была рядом и поддерживала. Как могла. И многим пожертвовала ради меня. Вот, кто на самом деле достоин любви. Нет, не так. Она достойна многим больше.

— Мам, — тихо пробормотал я, прижимая эту женщину к себе и утыкаюсь в макушку — теперь я мог до нее дотянуться — и пахло от нее совсем как в детстве.

— Спасибо тебе за все. Ты у меня самая лучшая! Вот самая-пресамая!

— Гарик, ты чего? — она обеспокоенно отстранилась, пристально заглянула в глаза. — Пьяный?

Не смог сдержать улыбки.

— Совершенно трезвый, — даже закивал, совсем как в детстве. — А Алину я верну.

Это я дураком был, но ошибку исправлю.

Глава 28

Алина Лебедева

Я уже почти собрала нужную сумму, вошла в рабочий ритм, поверив, будто и дальше смогу до самых родов носиться кобылкой и демонстрировать балетные па ученицам. Но токсикоз настиг меня пулей в лоб, и пошел второй день, как я едва могла переставлять ноги. Меня тошнило постоянно, и даже когда не тошнило, я вспоминала о том, как тошнило час назад. Соленые крендельки и минералка без газа – вот то, единственное, что воспринимал организм. Какая там диета беременных! Фрукты, овощи, творог, рыба… Ха. Все это лежало в холодильнике и смотрело на меня немым укором, а я даже не могла открыть дверцу, потому что запахи сшибали с ног. Таблетку витаминов – и ту проглотить не удавалось.

Здоровенный оковалок полезных веществ вставал поперек глотки, вызывая новые приступы тошноты. Интересно, какой извращенец и садист изобрел такие огромные таблетки?! Он хоть раз попытался поместить их у себя во рту? Пробовал ли он лично глотать персиковые косточки, хотелось бы мне знать? Потому что именно на них больше всего и были похожи эти чудовищные оковалки.

На плаву меня, как ни странно, удерживал именно Игорь. И нет, не потому, что слал сообщения с котятами, извинениями и проектом детской, который он успел уже заказать у модного дизайнера. Даже в этом он любовался собой и своими несчастными деньгами.

Нет, я вставала с постели с мыслью о том, что этот день еще на один шаг приблизит меня к тому сладостному моменту, когда я швырну деньги Игорю в лицо и окончательно разорву с ним всякую связь. А ребенок? Верещагин ясно дал понять: такие осложнения в его планы не входили. Возможно, теперь он придумал новую стратегию и захотел извлечь выгоду из сложившейся ситуации. Но я глотнула достаточно лжи, и не собиралась втягивать в нее своего малыша. Кто бы у меня ни родился и кем бы ни был его или ее отец, как бы меня ни выкручивало наизнанку по утрам, я знала: теперь в моей жизни появился самый главный человечек, и я сделаю все, чтобы уберечь его от той боли, которую причинил мне его отец.