Цена нелюбви
Шрифт:
— Постой, мне он тоже не очень нравится, но не уважающее себя?..
— Я рассказывала тебе, что застала их во дворе и Ленни стоял в спущенных штанах?
— Ева, ты должна разбираться в созревающих мальчиках. Может, тебе неловко, но иногда они экспериментируют...
— Кевин не спускал штаны. Кевин был полностью одет.
— Ну и что же тогда это значит?
— Что Ленни ему не друг,Франклин! Ленни его раб! Ленни делает все, что Кевин ему приказывает, и чем унизительнее, тем лучше! Следовательно, этот жалкий, подхихикивающий слизняк не
— Прекрати! И думаю, хватит одного бокала вина.
— Ты прав. На самом деле мне необходим джин, но сойдет и мерло.
— Послушай. Он мог ошибиться, и мы все обсудили. Однако он взял на себя вину, а для этого нужна смелость, и я чертовски горд...
— Кирпичи,— прервала я. — Они тяжелые. Они большие. Строители не хранят кирпичи на пешеходных мостах. Как они туда попали?
— Обломок кирпича. Я сказал — обломок.
Мои плечи поникли.
— Да. Я уверена, что Кевин тоже так сказал.
— Ева, он наш сын.Значит, мы должны ему хоть немного верить.
— Но полицейские сказали... — Я не закончила мысль, потеряв весь свой энтузиазм. Я почувствовала себя угрюмым прокурором, понимающим, что симпатии присяжных на стороне обвиняемого, но обязанным выполнять свою работу.
— Большинство родителей пытаются понять своих детей, а не придираются к каждой мелкой...
— Я пытаюсь понять его.— Видимо, я не смогла сдержать ярость. За стеной захныкала Селия. — Я хочу, чтобы ты его понимал!
— Ладно, иди займись Селией, — пробормотал ты, когда я встала. — Утри Селии глазки, погладь ее красивые золотые волосики, сделай за нее домашнюю работу, хотя, видит Бог, она должна научиться выполнять эти жалкие задания сама. Нашего сына только что схватили копы за то, чего он не делал, и он потрясен, но это не имеет значения, потому что Селии нужно подать молоко с печеньем.
– Правильно. Потому что один из наших детей учится писать названия домашних животных, в то время как другой бросается кирпичами по приближающимся фарам. Пора тебе понять разницу.
Я по-настоящему разозлилась и почти весь следующий день не работала, а бурчала под нос, что вышла замуж за круглого дурака.Прости. Я сама себя презираю, но я так и не смогла рассказать тебе, с чем столкнулась тем вечером. Может, я просто растерялась, или гордость не позволила.
Я так кипела от ярости и разочарования, что воспользовалась привилегией начальницы и ушла из редакции пораньше. Вернувшись и отпустив бебиситтера Селии Роберта, я услышала голоса. Похоже, глупому, податливому, не уважающему себя ничтожествудаже не хватило мозгов не показываться у нас хотя бы несколько дней. Из кошмарно опрятной спальни Кевина доносилось гнусавое, раздраженное нытье. Против обыкновения дверь была распахнута, но ведь еще два часа меня никто не ждал. По дороге в ванную комнату я в общем-то подслушивала, но… думаю, я подслушивала. Желание подслушать под этой дверью, нахлынувшее накануне, не исчезло.
– Эй, ты видел, как тряслась задница того жирного копа? – вспоминал Ленни. – Еще немного,
Кевин, казалось, не разделял радости Ленни.
– Ну да. Тебе повезло, что я отделался от мистера Пластика.Но слышал бы ты, что здесь творилось, Пуг. Прямо как в «Ручье Доусона». Просто тошниловка. Думал, расплачусь перед рекламным папиком.
– Эй, я понимаю! Как с теми копами, пижон, здорово ты их. Я думал, тот толстый дебил затащит тебя в какую-нибудь комнатушку и выбьет из тебя все дерьмо, уж так ты его доводил! «Сэр, я протестую, сэр, это был я…»
– Ты только запомни, чурбан, ты мне должен.
– Конечно, приятель, я здорово тебе должен. Ты все взял на себя. Как супергерой, как, как Иисус!
– Я не шучу. Это тебе дорого будет стоить. Потому что твоя идиотская шутка может серьезно навредить моей репутации. У меня принципы. Все знают, что у меня принципы. В этот раз я спас твою задницу, но не жди сиквела, вроде как «Спасение задницы II». Я не хочу, чтобы меня связывали с этим дерьмом. Бросать камни с моста.Это чертовски банально, парень. Никакого стиля. Чертовски банально.
Ева
3 марта 2001 г.
Дорогой Франклин,
Ты правильно понял: я стыжусь своих несправедливых обвинений и именно поэтому решила пригласить Кевина провести время вдвоем, только мать и сын. Ты нашел мою идею странной, и, хоть пылко уверял, что мы должны выходить вместе почаще, я понимала, что тебе это не нравится... особенно когда ты язвительно предложил держаться подальше от пешеходных мостов. «Ты же знаешь, что у Кевина может возникнуть неконтролируемое желание бросать камни на дорогу».
Я нервничала, но подгоняла себя. Какой смысл стонать, что сын-подросток никогда не разговаривает с тобой, если ты сама никогда с ним не разговариваешь. И я убедилась в неожиданных неприятных последствиях прошлогоднего путешествия по Вьетнаму. Я на целых три недели навязала Кевину семейное окружение, притом что ни один тринадцатилетний подросток не выносит, чтобы кто-то — пусть даже коммунисты — видели его с родителями. Конечно же ему легче было бы смириться с одним днем. Кроме того, я воткнула ему в глотку собственную жажду путешествий и даже не попыталась сделать то, что хотел он.
Я не знала, как сформулировать свое приглашение, и нервничала, словно робкая школьница, отважившаяся пригласить нашего сына на рок-концерт. В конце концов, когда мы сидели на кухне, я загнала его — или себя — в угол, неожиданно выпалив:
— Между прочим, я хотела бы пригласить тебя на свидание.
Кевин подозрительно посмотрел на меня:
— Зачем?
— Просто чтобы сделать что-нибудь вместе. Развлечься.
— Что сделать?
Это-то меня и нервировало. «Развлечение» с нашим сыном в моем представлении было равносильно длительному путешествию с любимым камешком. Он ненавидел спорт и был безразличен к большинству кинофильмов; еда его не волновала, а природа раздражала, как источник жары, холода или мух. Я пожала плечами: