Цена нелюбви
Шрифт:
— Можно поискать рождественские подарки, поужинать в ресторане? — Я вытащила козырь из рукава, используя сильную сторону Кевина. — И поиграть в мини-гольф.
Он выдавил фирменную кислую полуулыбку. Я обеспечила себе компаньона на субботу и стала волноваться, что бы надеть.
По аналогии с «Принцем и нищим» я брала на себя роль любящей, заботливой матери Кевина, а ты на целый день становился защитником Селии. «Господи, — язвительно заметил ты, пытаясь придумать занятие, которое ее не напугало бы. — Думаю, пылесос исключается».
Сказать, что я хотела, искренне хотела провести весь день и вечер со своим раздражительным четырнадцатилетним сыном, было
Кевин явился в холл, как преступник, выслушавший суровый приговор. Его лицо выражало угрюмую снисходительность (правда, меньше чем через два года он выслушает свой приговор с наглой невозмутимостью). Его нелепая трикотажная майка детского размера была ярко-оранжевой, как тюремный комбинезон — мне представится много возможностей убедиться, что этот цвет ему не идет, — а из-за туго обтягивающей плечи рубашки казалось, что он скован наручниками. Ультрамодные слаксы с низкой талией, сохранившиеся с седьмого класса, едва достигая середины икр, предвосхищали ренессанс бриджей.
Мы уселись в мой новенький «фольксваген-луна» цвета желтый металлик.
— Знаешь, когда я была молодой, — залепетала я, — «фольксвагены-жуки» бегали повсюду. В дребезжащих, помятых драндулетах гоняли хиппи, покуривавшие травку, а из динамиков неслись песни «Три-дог-найт». Кажется, те «жуки» стоили две тысячи пятьсот долларов. Теперь эта ретро-модель стоит в десять раз дороже; она все еще вмещает двоих взрослых и кошку, но считается роскошным автомобилем. Не знаю, как к этому относиться: как к иронии или как к шутке.
Молчание. Наконец, он с усилием выдавил:
— Как к тому, что ты потратила двадцать пять штук, лишь бы притвориться, будто тебе девятнадцать и у тебя еще нет большого багажника.
— Ну, похоже, я действительно устала от ретро-бума. От ремейков «Брэди Банча» и «Флинтстоунов». Но когда я смотрела их впервые, то влюбилась в них. «Луна» не копирует оригинал, она на него намекает.И старый «жук» был убогим. «Луна» до сих пор маленькая кочка на дороге, но это удивительно красивый автомобиль.
— Да, — сказал Кевин. — Ты это уже говорила.
Я покраснела. И правда, я это говорила.
Я подъехала к традиционному маленькому полю в Спаркхилле под названием «Гольф на шоссе 9W» и только тогда заметила, что Кевин не надел куртку. Было прохладно и облачно.
— Почему ты без куртки? — взорвалась я. — Тебе просто не слишком неловко?
— Неловко? С собственной матерью?
Я хлопнула дверью, но чудо немецкой техники закрылось мягко и тихо.
Один Бог знает, о чем я думала. Может, надеялась, что сама нелепость мини-гольфа как-то оживит наш вечер. Или, может, рассчитывала на некую эмоциональную инверсию, ведь если все имеющее какое-то значение для меня ничего не значило для Кевина, то, может, что-то ничего не значащее для меня что-то значит для него. В любом случае я ошиблась. Мы заплатили смотрителю и прошли к первой лунке, ванне с высохшими сорняками, которую охранял пластмассовый жираф, похожий на пони со свернутой шеей.
Естественно, любой мог загнать мячик между ножками той ванны, поскольку между ними было расстояние в добрый ярд, но задача становилась все труднее — под ракетой, над маяком, по подвесному мосту, вокруг маслобоек, через ворота макета пожарной части на Спаркхилл-Палисад. Кевин, как будто и не он никак не мог ровно бросить летающую тарелку, направлял свой мячик с безупречной координацией, расхваливаемой его инструктором по стрельбе из лука. Однако каким-то образом именно его отменная ловкость делала наше занятие все более бессмысленным, и меня одолевали воспоминания о нашей первой «игре», когда он, в возрасте двух лет, прокатил мячик по полу ровно три раза. Я отчетливо поняла абсолютную нелепость этого упражнения, и мною овладела апатия, я перестала попадать в лунки. В абсолютном молчании мы быстро прошли все поле, если считать по часам, на которые я постоянно посматривала. Вот что значит быть Кевином, думала я. Это давящее течение минуты за минутой: вот что значит быть Кевином все время.
В конце концов Кевин встал в позу со своей клюшкой, как щеголеватый джентльмен. Он так и молчал, но всем своим видом как будто спрашивал: «И что дальше?»Как будто говорил: «Ладно, я сделал то, что ты хотела, и, надеюсь, ты удовлетворена».
— Ну, — угрюмо сказала я, — ты победил.
Я настояла на том, чтобы заехать домой за его курткой, хотя меня смущало столь быстрое возвращение — ты был озадачен, — а поездка через Найак в Гладстон и обратно в магазины Найака смутила еще больше. Тем не менее теперь, успешно испортив мою единственную игривую, оригинальную идею нашего праздника, превратив ее в механический, бросающий в дрожь фарс, Кевин казался более довольным. Когда мы припарковались на Бродвее (довольно далеко от магазинов, поскольку в середине декабря машины стояли бампер к бамперу, и нам повезло, что мы вообще нашли место), к моему изумлению, он по собственной инициативе заговорил:
— Не понимаю, почему ты празднуешь Рождество,если ты не христианка.— Он произнес христианкас первым длинным и, чтобы подчеркнуть связь с Иисусом.
— Ну, — сказала я, — мы с твоим отцом действительно не верим, будто некий молодой человек, живший две тысячи лет тому назад и обладавший даром убеждения, был Сыном Бога. Но праздники так приятны, не правда ли? Когда несколько дней немного отличаются от других, есть чего ждать. Изучая в колледже антропологию, я поняла, как важно сохранять культурные ритуалы.
— Даже если для тебя они пустой звук, — обронил Кевин.
— Ты считаешь нас лицемерами.
— Ты это сказала, не я.
Кевин плавно обогнул «Рансибл Спун» и вышел на Мейн-стрит. Несколько старших школьниц, неторопливо двигавшихся к «Лонг-Айленд драм сентер», проводили его взглядами. Думаю, их привлекло не столько его смуглое армянское лицо, сколько ленивое изящество, резко контрастирующее с нелепой одеждой. Он словно скользил на роликах; впечатление не портили даже торчащие тазовые кости.