Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики

Туз Адам

Вместе с тем, признавая важную роль зарубежного участия в экономическом «возрождении» Германии, нельзя игнорировать и тот факт, что совокупная сумма прямых инвестиций в немецкие предприятия меркла на фоне миллиардных займов, из-за дефолта так и не возвращенных американским и европейским банкам и держателям облигаций. И в том, что касалось такого принципиального вопроса, как репатриация инвестированных капиталов или полученных прибылей, с прямыми инвесторами обращались не лучше, чем с держателями других зарубежных долгов Германии. На всех них распространялись те же самые меры валютного контроля, которые позволяли обменивать рейхсмарки на зарубежную валюту лишь по чудовищно низкому курсу. В какой-то момент в отчаянной попытке ликвидировать свои инвестиции в IG Farben американская фирма DuPont предлагала на продажу акции, оценивавшиеся в 1929 г. в з млн долларов, менее чем за 300 тыс. долларов [408] . Британская компания ICI в конце концов сумела продать свой пай в IG Farben— после длительных переговоров и только после того, как дала согласие на сложный обмен, в котором участвовали акции швейцарского дочернего предприятия IG. Неудивительно, что после того, как первая паника улеглась, большинство инвесторов, попавшихся в германскую ловушку, предпочло сохранить свое присутствие в стране и вкладывать «обратно» всю заработанную прибыль. В этом смысле они следовали той же логике, как и прочие германские предприниматели. Если они не могли распределять прибыль обычным образом, то по крайней мере имели возможность энергично накапливать капитал.

408

Kummel, Transnationale Wirtschaftskooperation., 191.

VII

К середине 1930-х гг. гитлеровский режим посредством всех этих многочисленных переговоров и компромиссов добился крайне выгодных для себя результатов. Вместо того чтобы препятствовать политическим изменениям, как это произошло во время первой германской революции в 1918–1919 гг., крупный бизнес активно участвовал во многих ключевых аспектах гитлеровской националистической революции. Инициатива, несомненно, принадлежала властям (политическому руководству).

Иногда она исходила от Шахта, Рейхсминистерства экономики

или Рейхсбанка, иногда – от геринговского Министерства авиации или других армейских структур. Иногда источником инициативы являлись Вильгельм Кепплер и его специальный штаб, занятый решением сырьевых вопросов. Однако практически в любом контексте и даже в условиях, когда можно было бы ожидать определенного сопротивления, агенты режима могли рассчитывать на сотрудничество со стороны немецкого бизнеса. Опорой и источником энергии и для программы автаркии, и для перевооружения и даже для множества новых контролирующих органов служили опытные управленцы, пришедшие на службу режиму из германской промышленности. Согласно знаменитому изречению Гитлера, в национализации предприятий не имелось никакой нужды, если можно было национализировать само население. В том, что касается немецкой управленческой элиты – одного из наиболее важных слоев этого населения, – режим, несомненно, нашел в ее рядах множество партнеров, готовых к сотрудничеству.

5. Низкобюджетная Volksgemeinschaft

Если Гитлер в конечном счете мотивировался апокалиптическими видениями национальной катастрофы, то он же разделял и более традиционные представления о прогрессе и преуспеянии нации [409] . Отвечая на просьбу журналиста назвать свою главную политическую задачу, Гитлер ответил просто: «Я намереваюсь сделать германский народ богатым, а Германию – красивой. Я хочу повысить уровень жизни отдельной личности» [410] . И он, несомненно, полагал, что такой же точки зрения на процветание нации придерживаются все его Volksgenossen (соотечественники). Ни один из предшествовавших политических режимов не мог сравняться с Третьим рейхом в прославлении рабочих и их вклада в создание немецкого народного единства. В этом отношении официальный язык нацистской Германии задавал совершенно иные стандарты по сравнению с Веймарской республикой, не говоря уже о вильгельмовской монархии. В своей основе гитлеровская мечта, несомненно, носила коллективистский характер. Однако Гитлер высмеивал «идеологию бережливости» и «культ примитивизма», насаждавшиеся большевиками. По его мнению, германский народ заслуживал большего. Его следовало поднять на более высокий уровень жизни, в большей степени соответствовавший идеям о Volksgemeinschaft (народной общности) как сообществе представителей высшей расы. Согласно заявлению Германского трудового фронта, «конечная политическая цель» национал-социализма заключалась в том, чтобы «обеспечить народу образ жизни, отвечающий его способностям и его культурному уровню». Принципиальная проблема заключалась в громадном разрыве между этими возвышенными чаяниями и германской реальностью. По стандартам той эпохи, не говоря уже о стандартах конца XX века, Германию в 1920-х и 1930-х гг. нельзя было назвать процветающим обществом. И с тем чтобы избежать путаницы, возможно, следует подчеркнуть, что это не было краткосрочным итогом Великой депрессии. Проблема международного экономического неравенства имела более глубокие корни.

409

Указание на этот аспект мышления Гитлера впервые появилось в работе: R. Zitelmann, Hitler: Selbstverstandnis eines Revolutionars (Stuttgart, 1987).

410

Об этом и дальнейшем см.: W. K"onig, «Das Scheiterneinernationalsozialistischen Konsumgesellschaft», Zeitschriftfiir Unternehmensgeschichte, 48 (2003), 152-3.

I

В 1938 г. престижный гамбургский журнал Weltwirtschaftliches Archie опубликовал статью молодого австралийца Колина Кларка, прославившегося в качестве одного из ведущих мировых специалистов по экономической статистике [411] . Статья Кларка называлась «Сопоставление национального дохода в странах мира» и ее значение заключалось в том, что Кларк впервые систематически попытался выйти за пределы традиционного сравнения оценок национального дохода с помощью текущих валютных курсов и учесть такой сложный фактор, как паритет покупательной способности [412] . В своей новаторской работе Кларк нарисовал картину, которая в дальнейшем расширялась и уточнялась, но не претерпела существенных изменений в течение последующих 70 лет исследований. По оценкам Кларка, уровень жизни в Германии в смысле дохода на душу населения был вдвое ниже, чем в США, и по меньшей мере на треть ниже, чем в Великобритании. Опираясь на работу, проделанную в течение последних тридцати лет, мы можем провести подобные сопоставления не только в пространстве, но и во времени [413] .

411

С. Clark, «International Vergleich der Volkseinkommen», Weltwirtschaftliches Archiv, 47 6938)’ 51–76, вслед за которой последовала классическая работа Кларка: С. Clark, The Conditions of Economic Progress (London, 1940).

412

Значение проведенного Кларком анализа явно получило в Германии высокую оценку, о чем свидетельствует квазиофициальный отзыв представителя Статистического бюро Рейха. См.: Р. Jostock, «Wieweit sind Volkseinkommen international vergleichbar?», Weltwirtschaftliches Archiv, 49 (1939), 241-73; P. Jostock, Die Berechnung des Volkseinkommens und ihr Erkenntniswert (Stuttgart, 1941).

413

См.: A. Maddison, The World Economy: A Millennial Perspective (Paris, 2001). В этой работе сопоставления производятся в так называемых международных долларах 1990 г. (Международный доллар вычисляется делением единицы валюты соответствующей страны на расчетный показатель паритета покупательной способности, которую доллар США имел внутри этой страны в оговоренное время. Обычно эталоном выступают 1990 или 2000 годы. Данная система расчетов была создана экономистами Роем Гири и Салемом Хамисом – Прим. ред.).

ТАБЛИЦА 3.

Положение Германии в мировой экономике в 1930-х годах (в среднем за 1924–1935 гг.)

С точки зрения современной статистики германский национальный доход на душу населения в 1935 г. составлял примерно 4500 долларов, по сравнению примерно с 20 тыс. долларов в современной Германии. В современном рейтинге экономического развития Третий рейх находился бы рядом с ЮАР, Ираном или Тунисом. Разумеется, это сравнение является довольно натянутым, поскольку нынешние Иран и ЮАР могут импортировать высокие технологии из более развитых обществ – будь то ядерные реакторы, компьютеры или реактивные самолеты, – в то время как у гитлеровской Германии такой возможности не имелось. Поэтому такое сопоставление несколько льстит Германии. Но оно тем не менее позволяет составить представление о крайне неравномерном характере германского экономического развития в 1930-е гг.

Разрыв между Германией и США был наименее удивительным из всех открытий Кларка. К 1920-м гг. стандартные атрибуты массового потребления XX в. – автомобиль, холодильник, радио – уже стали нормой в США, в то время как в Европе обладание этими же товарами ограничивалось узким кругом верхушки среднего класса [414] . Как отмечал Гитлер в своей «Второй книге», причину этого большого различия в уровне жизни было невозможно понять, не учитывая изобилия естественных ресурсов и обширности потребительских рынков в США. Эти условия способствовали огромным успехам в развитии технологий фабричного производства, которые позволили среднему американцу достичь такого материального уровня жизни, о котором простые люди в Европе могли только мечтать. Корни «американской системы» восходят по крайней мере к середине XIX в. и к началу массового производства винтовок в государственных арсеналах США [415] . Но по мере того как вступал в свои права новый век, идея массового производства последовательно распространялась на все более сложные механизмы: от винтовок на швейные машины, от швейных машин на велосипеды и от велосипедов на автомобили. В начале 1920-х гг. воплощением триумфального прорыва в новую эру промышленного производства выступал прежде всего автомобиль «Форд-Т». Генри Форд на своих автомобильных заводах, сперва в Хайленд-парке, а затем в Дирборне под Детройтом первым освоил важнейшие элементы того, что получило название «фордизм»: конвейер, обеспечивавший высокие темпы сборки, новое высокопроизводительное оборудование – в первую очередь шлифовальные и автоматические токарные станки, – максимально широкое использование специальных механизмов, разработанных для оптимизации производства конкретной стандартизированной продукции, безжалостное снижение стоимости сырья и деталей посредством создания производственной цепочки полного цикла, от получения сырья до финальной сборки, крупномасштабное использование полуквалифицированной и неквалифицированной рабочей силы, а также максимальная эксплуатация рабочих (в обмен на исключительно высокие заработки). Результатом этих мер стало массовое производство стандартизированной продукции при поразительно низких издержках. Автомобили Форда были такими дешевыми, а оклады на его заводах были такими высокими, что рабочие, трудившиеся на Форда, представляли собой крупный рынок собиравшихся ими автомобилей – в Европе такая ситуация была практически немыслима.

414

Излишне полемичные рассуждения о «навязывании» Европе американских стандартов жизни см. в: V. de Grazia, Irresistible Empire: America’s Advance through Twentieth-Century Europe (Cambridge, Mass., 2005). См. также: W. K"onig, Geschichteder Konsumgesellschaft (Stuttgart, 2000), 108-22.

415

О дальнейшем см. литературу, обзор которой приводится в: S. L. Engermann and R. E.Gallman, 7he Cambridge Economic History of the United States, vol. Ill (Cambridge, 2000), 829-45.

Разумеется, было бы наивно принимать фордовский миф за чистую монету. Генри Форд в первую очередь был пропагандистом [416] . Европейская промышленность в начале XX в. ни в коем случае не находилась в неведении относительно технологии массового производства [417] . IG Farben, Vereinigte Stahlwerke, Siemens и AEG являлись вертикально интегрированными корпорациями, способными наравне со своими американскими конкурентами извлекать прибыль из массового производства самых разных товаров: от красок для тканей до медикаментов, листового металла и электрических лампочек [418] .

Ступенью ниже этих корпоративных гигантов в Германии можно было найти буквально сотни небольших фирм, занятых массовым изготовлением всего на свете – от винтов до газовых ламп и губных гармошек [419] . Ужасающая бойня Первой мировой войны не состоялась бы в том случае, если бы все ее участники не имели возможности в колоссальных масштабах производить орудия разрушения. Самым примечательным, возможно, служит то, что Великобритания, Франция, Германия и Италия в 1918 г. наперегонки выпускали боевые самолеты – несомненно, самое яркое техническое изобретение начала XX в. [420] С 1914 по 1918 г. одна только Германия выпустила 47 тыс. самолетов всех типов, в этом отношении едва ли чем уступая Америке, где в 1918 г., на пике производства, было построено 14 тыс. самолетов. Эти летающие машины были хрупкими сооружениями, сделанными из дерева, проволоки и полотна, пропитанного лаком. Но они по любым стандартам представляли собой сложные механизмы и приводились в действие авиамоторами, которые всего через 15 лет после первого полета братьев Райт уже были в 20–30 раз более мощными, чем жалкий 12-сильный моторчик, установленный на их аэроплане. Все это было бы невозможно без впечатляющих достижений в металлургии и машиностроении, ни в коем случае не представлявших собой исключительную прерогативу Детройта. На переднем крае современной металлообработки европейцам самим было чем похвастаться. Однако бесспорным фактом являлось колоссальное американское превосходство в области товаров массового производства. Согласно сопоставлениям того времени, в середине 1930-х гг. Америка более чем вдвое обгоняла своих европейских конкурентов по производительности в большинстве отраслях промышленности, а в том, что касалось производства автомобилей и радиоприемников, разрыв достигал 4:1 и даже 5:1 [421] .

416

Книга Форда «Моя жизнь, мои достижения» (Н. Ford, Му Life and Work [London, 1923]; Г. Форд, Моя жизнь, мои достижения [Москва, 2017]) была сразу же переведена на немецкий, как и его книга «Международное еврейство» (Н. Ford, The International Jew [Leipzig, 1922]; Г. Форд, Международное еврейство [Москва, 2000]).

417

Т. von Freyberg, Industrielle Rationalisierung in der Weimarer Republik (Frankfurt, 1989); T. Siegel and T. von Freyberg, Industrielle Rationalisierung unter dem Nationalsozi-alismus (Frankfurt, 1991). О распространении новаторских методов использования станков в немецкой промышленности в межвоенный период см.: J.A.Tooze, «„Punktuelle Modernisierung“: Die Akkumulation von Werkzeugma-schinen in „Dritten Reich“»,Jahrbuchfur Wirtschaftsgeschichte, 1 (2003).

418

A. Chandler, Scale and Scope: The Dynamics of Industrial Capitalism (Cambridge, Mass., 1990). 393–502.

419

Например, фирма Hohner в 1929 г. изготовила почти 22 млн губных гармошек, поставлявшихся буквально во все страны мира. См.: H. Berghoff, Zwischen Kleinstadt und Weltmarkt: Hohner und die Harmonika 1857–1961 (Paderborn, 1997), 391.

420

J. H. Morrow, German Air Power in World War I (Lincoln, Nebr., 1982); L. Budrass, Flugzeugindustrie undLuftrustung in Deutschland (D"usseldorf, 1998), 21–66; Engermann and Gallman, Cambridge Economic History of the US, III, 839.

421

L. Rostas, «Industrial Production, Productivity and Distribution in Britain, Germany and the United States», Economic Journal, 53 (1943), 39–54.

При взгляде из XXI века еще более удивительным выглядит заметное отставание Германии от Великобритании. По оценкам Кларка, Великобритания не только опережала Германию в смысле дохода на душу населения; он полагал, что, несмотря на значительно меньшую численность населения островного государства, британская экономика была все же крупнее германской. Недавние вычисления привели к пересмотру этого вывода. Сейчас мы полагаем, что германская экономика в 1930-е гг. своими масштабами все же немного превосходила британскую. Однако утверждение о том, что доход на душу населения в Германии был существенно ниже, чем в Великобритании, остается в силе. Эту разницу явно нельзя приписать каким-либо качественным различиям в производительности между британской и германской промышленностью [422] . Практически во всех областях промышленности германские и британские фирмы ни в чем не уступали друг другу. Отставание Германии объяснялось ее обширным и крайне неэффективным аграрным сектором, а также большим количеством мелких магазинов и мастерских в сфере услуг и ремесел. В 1930 г. производительность на душу населения в германском сельском хозяйстве составляла лишь половину от производительности в промышленности, в то время как в сельском хозяйстве по-прежнему было занято более 9 млн человек [423] .

422

Сравнение Англии и Германии с британской точки зрения см. в: S. Broadberry, The Productivity Race: British Manufacturing in International Perspective, 1850–1990 (Cambridge, 1997).

423

В 1936 г. добавленная стоимость на душу населения достигала в сельском хозяйстве 1200 рейхсмарок 1913 г., в то время как за пределами аграрного сектора производительность на душу населения составляла 2400 рейхсмарок; цифры взяты из: W. G. Hoffmann, Das Wachstum der deutschen Wirtschaft (Heidelberg, 1965), 205-6, 454.

Разумеется, простые немцы были незнакомы с новейшими статистическими подсчетами. Но цифры Кларка лишь подтверждали то, что всем и так подсказывал здравый смысл. В 1890-х и 1900-х гг. вильгельмовская Германия тешила себя мыслью о том, что она быстро догоняет Великобританию [424] . Осознавать этот факт было приятно, но в то же время из него вытекало признание относительной отсталости Германии. После Первой мировой войны, гиперинфляции и принуждения страны к выплате обременительных репараций никто не сомневался в том, что германское экономическое развитие отброшено назад на десятилетия. Убеждение в этом было настолько твердым, что статистические данные, говорившие об обратном, общество встречало изъявлениями гнева и недоверия [425] . Все считали, что британские рабочие живут лучше их немецких товарищей, и многие именно этим объясняли хроническую безработицу, наблюдавшуюся в 1920-е гг. в британской промышленности. Поразительное богатство британского среднего класса в межвоенный период не имело аналогов в Германии. Помимо этого, впечатление британской экономической мощи усиливалось из-за наличия у этой страны обширных колоний. Немцам казалось, что Великобритания и другие колониальные державы, а также Америка, держат в своих руках все мировые источники сырья [426] . Хотя в Германии, естественно, существовали собственные корпоративные гиганты, именно транснациональные компании из лондонского Сити, нефтяные фирмы и каучуковые корпорации воплощали в себе зловещее глобальное влияние современного капитализма. С учетом нынешнего статуса Германии как одной из самых богатых и мощных экономических держав планеты такое глубоко укоренившееся чувство неполноценности выглядит труднообъяснимым. Но, не принимая его во внимание, невозможно понять, почему дискуссии в немецкой публичной сфере в межвоенный период были настолько пронизаны ощущением безысходной бедности страны. И именно на этом фоне следует рассматривать материальные чаяния Гитлера в отношении Volksgemeinschaft.

424

См.: K. Helfferich, Deutschlands Volkswohlstand 1888–1913 (3rd edn., Berlin, 1914).

425

Спорные моменты, связанные с оценкой объемов государственных инвестиций, обсуждаются в: J. A. Tooze, Statistics and the German State 1900–1945: The Making of Modern Economic Knowledge (Cambridge, 2001), 172.

426

Эта тема постоянно всплывает в пользовавшихся огромной популярностью книгах А. Цишки о разных видах сырья: A. Zischka, Der Kampf um die Weltmacht Baumwolle (Leipzig, 1935), Wissenschaft bricht Monopole (Leipzig, 1936, распродана тиражом в 616 тыс. экземпляров), Brot f"ur Zwei Milliarden Menschen (Leipzig, 1938), "Olkrieg (Leipzig, 1939) и Englands B"undnisse (Leipzig, 1940). Общие тиражи книг Цишки до 1945 г. составляли миллионы экземпляров.

Для того чтобы изучить повседневную жизнь простых немцев, нам придется спуститься с абстрактных высот сравнительной национальной статистики. В 1930-х гг. часовой заработок большинства немцев исчислялся не в рейхсмарках и тем более не в долларах 1990 г. с поправкой на ППС, а в пфеннигах. Только самые высокооплачиваемые работники – такие как квалифицированные механики или наборщики, – зарабатывали больше одной рейхсмарки в час. На другом конце шкалы находились мужчины, работавшие на лесопилках и текстильных фабриках, – у них часовой заработок составлял всего 59 пфеннигов [427] . Неквалифицированные женщины, работавшие в текстильной и пищевой промышленности, не могли рассчитывать больше чем на 42–45 пфеннигов в час. В 1936 г., когда в Германии не было безработных, 14,5 млн человек – 62 % всех германских налогоплательщиков— декларировали годовой доход, не превышавший 1500 рейхсмарок, что соответствует недельному заработку в 30 с небольшим рейхсмарок или часовому заработку примерно в 60 пфеннигов [428] . Еще 21 %, или 5 млн рабочих и служащих, декларировали годовой доход в размере от 1500 до 2400 рейхсмарок (от 30 до 50 рейхсмарок в неделю). И лишь 17 % всех налогоплательщиков декларировали доход, превышавший 2400 рейхсмарок, или 50 рейхсмарок в неделю. Эта пирамида доходов четко делилась по классу и полу. Мужчины-пролетарии в 1936 г. в среднем принесли домой 1761 рейхсмарку, в то время как женщины из числа рабочего класса заработали всего по 952 рейхсмарки. Средний мужчина-служащий заработал 3000 рейхсмарок— почти вдвое больше, чем его коллеги женского пола. Переход от дохода индивидуума к общему доходу домохозяйств чреват ловушками. Однако приведенные выше цифры дают некоторое представление о возможном диапазоне доходов. Если общий доход домохозяйства, в котором и муж, и жена работали на заводе, заметно превышал 2700 рейхсмарок в год, то оно могло считать, что ему повезло. Напротив, в домохозяйстве служащих общий доход мог превышать 4000 рейхсмарок – такая цифра получается при сочетании среднего мужского заработка со вторым доходом, получаемым, например, незамужней дочерью.

427

Цифры относятся к 1939 г. и взяты из: SRA, Statistisches Jahrbuch fur das Deusche Reich (1941/42) (Berlin, 1942), 382. См. подробное обсуждение в: R. Hachtmann, Indus-triearbeit im «Dritten Reich» (Gottingen, 1989).

428

Об этом и дальнейшем см.: G.Thost, «Das Einkommen der Arbeiter, Angestellte und Beamten», Die Deutsche Volkswirtschaft, 20 (1939), 776-80.