Цена слова
Шрифт:
— Можно нанять. Вам зачем? Будете строить домик из… творчества? Помниться в Чипполино один башковитый овощ будку из кирпичиков собирал. Вы так же, только другим материалом?
— Нет, я бы хотел заказать акцию.
— Акцию?
— Да. По десять тысяч экземпляров на любой крупный город и по сто на Москву с Санкт-Петербургом.
— Гм, простите. Я вас не совсем понял…
— Что тут непонятного? Хочу несколько миллионов экземпляров книг раздать сознательным гражданам в местах наибольших скоплений тех граждан. Например, на площадях. Бесплатно. Не пиар, но сознательное повышение
Телефон поперхнулся. Говоривший долго кашлял на другом конце провода. Собеседники заботливо стучали по хребтине редактора, проявляя бдительность. Наконец, порядком подуставший голос важно сообщил:
— Полагаю, безумности вам не занимать.
— Творенья не должны кануть в лету. Будем действовать?
— Записывайте адрес…
Сборник оказался тонковат, объёма хватало лишь на брошюрку. Не хотелось воевать с повелителями брошюр — иеговыми, и мы с редактором принялись дописывать талантище своими скромными пометками, характеризующими почти каждое слово.
Дописываний хватило на ещё одну брошюру, но оттого она не перестала быть брошюрой. Не дотягивала даже до мягкой обложки. Сей факт меня немало покоробил, и за дело взялась бригада литературных негров.
Поэтические дарования, без имени и не дотягивающие до уровня мастер-класса именитых поэтов, резво взялись дополнять сборник. Платных энтузиастов и материала за неделю набралось столько, что брошюра переросла в пухлый том. И целых пять художников работали над чудо обложкой самой литературной книги. Никакой литературный фонд и рядом не стоял. Полсотни поэтов, что никогда бы не смогли пробиться на рынок в силу своего «не формата», кто не имел желания «работать на объём», а просто имел по паре-тройке замечательных работ, узрели себя на бумаге рукописи.
Я видел, как горели глаза. Наверняка, можно было создавать продолжение. Томов на пятнадцать в год. Год за годом. Не всё же классикам. Пора и новому времени вступать в классику поэтического жанра. Но кому это надо?
Обзвонив всех знакомых по литературному миру и подтянув все связи, главный редактор Калмышев в течение нескольких дней загрузил все печатные станки страны. Наверняка, пошли в ход даже карликовые берёзки. Журналистам подкинули идею, СМИ, скучая зимой по событиям, быстро заинтересовались столь массовым проектом.
Когда первые экземпляры пришли в города, народ в местах раздачи вырос на километровые очереди. Мороз не страшил. Слухи творят фантастические чудеса.
Я упросил Калмышева не выдавать себя, оставшись анонимным до мозга костей спонсором и прозрачным для внимания спецслужб. И теперь лишь скромно стоял на одной из площадей родного города возле развала книг и наблюдал. Акция работала полным ходом. Деньги крутили большой несмазанный механизм.
Всё-таки я транжира, но ради памяти Антона…
Было хорошо видно, как грузчики таскали ящики из грузовиков на окраине площади. Там пост ДПС регулировал подъезд грузовиков. На глазах народа ящики вскрывали и семеро молодых девушек раздавали книги всем желающим. Правило «по одной в одни руки» не действовало.
Могли брать, сколько хотят. Родным, друзьям, кому угодно. Я даже не
Десятки тысяч экземпляром разлетелись, как горячие пирожки. То ли халява сыграла роль, то ли СМИ перегнули палку. Пришлось ещё дважды перегружать станки страны и временно отказать Китаю в поставке не переработанной древесины.
— Вот так вот, Антоха, и становятся знаменитыми. — Обронил я незримому брату. Он всегда рядом со мной. Пусть даже в мыслях. — Талантам надо помогать. Живи в сердцах людей, поэт.
Ну, теперь я мог вздохнуть спокойно. Не все деньги на себя. Кое-что и в культурный фонд. Работа сделана, а теперь за город. В особняке я ещё не был. Вдруг там снега до крыши? Должен же я когда-нибудь все подвластные земли объезжать.
Барин я или не барин?
— Вот он твой дом, — обронил хриплый, прокуренный голос таксиста.
Хилый, избитый жизнью мужичок впился глазами в окно, поглядывая искоса на мою невзрачную одежду. Сопоставлял, сравнивал. Наверное, его неплохо клинило от этого процесса.
— Ничего себе громада. — Он повернулся, обдавая куревом залихвацких сигарет «Тройка». — Папашкин дворец? Ты не похож на сына олигарха.
— Что вы, что вы. Я всего лишь сын прораба, работающего здесь. — Спокойно ответил я, стараясь, чтобы челюсть держалась на месте. Сам краем глаза оценивал размах участка.
Таксист сплюнул и, перебирая всю накипь русского языка, погнал машину назад. А я застыл перед железными воротами в два моих роста, разглядывая верхушку третьего этажа «дачи», что вроде бы как крыша, но далеко не чердак. Не хватало только спутниковой тарелки. И ясно почему — всё так же опасались излучения.
Кирпичный забор с железными шпилями поверху, что как шампура насадят на себя любого неловкого охотника за наживой, был засыпан снегом почти до половины. Минут десять ушло на отвоевание простора для двери, чтобы просто войти на территорию.
Ботинками и перчатками кое-как разгрёб застывшую глыбу с ледяным панцирем, и пальцы добрались до электронного замка. Приложив ключ, как на домофоне, магнитный замок без писка щёлкнул, пуская меня внутрь.
Внутренняя территория сантиметров на сорок рад землёй представляла собой ледяную пустыню. Зима была снежная, сугробов хватало. Когда-нибудь ходили по зыбучим пескам? Тоже самое, только с незримыми кочками — где-то крепче, где-то обманчиво крепче. Пока я по наледи по-пластунски пробирался до двери, успел дважды окунуться в мечту любого человека, что бредёт по Сахаре третий день подряд.
Сигнализацию на двери отключал, исчерпав положенное время. Надеюсь, охрана не приедет. Сложно будет объяснить кто я, если в досье конторы сигнализации не значиться новый наследник. А у меня оружие при себе.
Добравшись до двери, довольно оглядел проложенный путь и присвистнул. Да уж, воров и мародёров здесь точно не наблюдалось. Истлевших костей на заборах или присыпанных снегом бугорков с чередой провалов не находиться. Радует. Только приписка себе на будущее: почаще бывать во владениях. Любых.