Цена согласия
Шрифт:
23 глава
То, что произошло несколько мгновений назад, было очень горячо, ярко и незабываемо. Так ни с кем и никогда еще не было. Словно зачарованная, я наблюдаю за Костей и опять представляю его губы и язык там, внизу. Бизнесмен из него, бесспорно, хороший, рейтинги и миллионы на его счетах не будут обманывать, но, как оказалось, любовник он тоже замечательный. Даже не верится, что Гончаров так бездарно хочет закончить свою жизнь, похоронив ее под обломками прошлого. Я буду этому препятствовать. У нас ведь сделка. Верну его деньги, а он будет должен мне секс. Всё честно.
—
— Возможно, — ухмыляется Костя, продолжая рассматривать меня, чем вгоняет в краску.
— Они очень страшные?
Накрываюсь одеялом, чтобы не светить своими прелестями, и шарю рукой по кровати в поисках порванных трусиков.
— Для меня давно не существует такого слова, а для тебя — не знаю.
— Ну хорошо. Если твои факты вызовут у меня дискомфорт и я захочу уйти, то давай отложим эти обсуждения еще на несколько минут и продолжим то, что ты начал, — говорит за меня какая-то другая женщина. Смелая и уверенная в себе. Которая борется с желанием оттолкнуть от себя Гончарова и в то же время повиснуть у него на шее и не отпускать, как это было вчера.
— Вообще-то я страдаю жутким похмельем и меня штормит, — признается он. — Как бы не укачало на тебе. Если после всего, что скажу, не уйдешь, просплюсь, и весь твой.
Не знаю, что со мной не так. Костя правильно заметил, я человек-импульс, и сейчас мое желание — остаться. Никогда не отличалась особым умом, не считая института, и, наверное, начинать не стоит.
— И ты бы завязывала с откровениями. — Гончаров ложится рядом. — Однажды они сыграют с тобой злую шутку. Это почти то же самое, что обнажать душу перед чужими людьми и ждать, когда там наследят грязными ботинками.
— Ты себя имеешь в виду? — уточняю я.
— Совсем не ожидал, что ты закатишь мне истерику, как настоящая жена. — Костя тянется к голове и проводит по лбу ладонью. — Выйди из образа, Маша.
— Не вижу ничего плохого в том, чтобы выражать свои чувства. Да, такие люди, как я чаще ошибаются и сильнее страдают, но желание жить у них меньше не становится и мстить они никому не хотят. Особенно ценой собственной жизни, — парирую с обидой.
Обязательно быть таким прямолинейным? Можно же относиться ко мне чуточку мягче?
— В этом вся и беда. Мы с тобой очень разные. Я не планировал оставлять тебя в своей жизни, но увидел в полицейском участке твои документы, пробил по своим каналам кое-какую информацию, пока ты показания давала следователю, и сделал свой выбор.
— Про выбор я уже давно поняла. Переходи к фактам.
— Хорошо, — хмыкает Костя. — Мы с тобой родом из одного села. Мне около шестнадцати было, когда я уехал, а тебя туда привезли в кульке из роддома. Бабка твоя за моей матерью до последнего ухаживала, когда та слегла после смерти отца, а ваш сосед, дед Иван, взял надо мной опеку, чтобы я в детдом не загремел. Но на тот момент было все равно, куда загреметь. Я ненавидел всех и вся после смерти родителей и сбежал в город.
— А страшного в твоих фактах то, что мы родом из одного места?
— Нет, не это. Много лет назад на окраине села два дома сгорело с людьми. Ты, возможно, об этом слышала? — Костя задерживает на мне вопросительный взгляд.
Киваю. Нашумевшая история. Дядя
— Это моих рук дело, — говорит Костя будничным тоном, будто мы погоду за окном обсуждаем. — И твоего сводного брата, Генку, в тюрьму тоже я посадил. Он четыре года отсидел, кажется?
Я опять киваю.
— Генкин отец в пьяной драке убил моего, хотя виновным его так и не признали. А знаешь, за что я Генку посадил? Однажды он заявился ко мне домой и начал деньги вымогать, сказал, что в курсе, кто пожар в деревне устроил, и скоро все об этом будут знать. В то время я как раз только-только поднялся, обо мне начали говорить, Артур доверил несколько фирм. Я по-хорошему попросил убогого, чтобы убирался восвояси, но Генка то ли пьяный был, то ли хер пойми под чем, ножик-бабочку достал и давай им размахивать перед лицом Марины и Кирилла, полоснул сына по щеке. До сих пор помню это звериное чувство злости и черную пелену в глазах. Даже разбираться не стал, что к чему. Уебал твоему брату с ноги, сломав челюсть, и ментов вызвал. Твари этой по максимуму впаяли, а когда он вышел на свободу, то его сразу поставили на учет к психиатру и мои люди пригрозили, что, если подобная выходка повторится, Гена больше не жилец. Это был первый и последний раз, когда я дал человеку шанс. И то лишь из-за вашей бабки, которая была божьим одуванчиком. В кого вы такие буйные уродились, понятия не имею. Про сестру твою вообще молчу. Зою ни разу не видел, но того, что знаю, более чем достаточно.
Костя ненадолго замолкает и трет подбородок рукой.
— Как ты, наверное, уже догадалась, документы я сменил, архивы уничтожил. Для всех я коренной москвич, который вырос на окраине города, выходец из бедной семьи, сам добившийся положения в обществе. Но правду говорят: можно вытащить человека из деревни, но деревню из него не вытащить, — шумно вздыхает Гончаров. — На людях я, конечно же, научился себя подобающе вести. Когда у тебя за спиной куча долгов, приходится быть изобретательным. А на деле всё не так презентабельно. Ты вчера правильно заметила в машине.
Повисает тягостное молчание, пока я усиленно перевариваю услышанное и неверяще смотрю на Костю. Даже подумать о таком не могла. Или это очередной его развод? Да, точно. Какая-нибудь проверка...
— Генка у нас с сестрой бабушкин дом отобрал после ее смерти. Выкинул на улицу, как бездомных котят. Правда, часть денег отдал. На него это совсем не похоже. Твоих рук дело? — это все, что приходит на ум спросить, потому что в действительности в голове сейчас полная каша.
— Зачем мне это, Маша? — усмехается Костя. — Может, на зоне мозги ему вправили, там люди живут по понятиям. Но вряд ли. От осинки не родятся апельсинки. Мой отец тогда ни за что получил по голове и умер на месте.
Оттолкнувшись от матраса, я спускаю ноги на пол и встаю. Одергиваю платье и отхожу к окну.
— А тот пожар?..
— Мне ничего за это не было. Обвинили какого-то алкаша. Я заплатил следаку двести тысяч, и дело замяли. — Костя смеется так жутко, что мурашки ползут по плечам и спине. — Двести, представляешь? Ровно во столько оценили смерть трех бухарей.
Хочется встряхнуть головой, но я не могу пошевелиться. Слышу, что Костя встает с кровати и подходит ко мне, останавливаясь за спиной.