Цена сокровищ: Опасные тайны Китеж-града

Езерская Елена

Но догадка не давала мне покоя. Я хотел проверить ее. Я остановил программу и, дождавшись, когда «Акцент» свернется, перезагрузил компьютер.

По новой я ввел для работы не весь файл, а только ту его часть, что соответствовала ксероксу, полученному мною от Олега, добавив в него немецкое написание определенных мной рун и расположив их в тех же местах, на которых они находились в оригинальном тексте. И сел ждать.

Ненавижу ждать, но папа всегда говорил: счастье рыбака не в везении, а в терпении. Надо уметь дожидаться – счастливого случая, стечения обстоятельств, поворота судьбы. Предупреждать следует подвохи, происки врагов, возможную беременность случайной подруги. Ожидание – основа успеха научного знания, торопливость приводит к ложным результатам, настойчивые делают открытия. Правда, потом о них слагают легенды, превращающие кропотливую работу

в миф. Отец не исключал великой роли божественной подсказки, но она приходила только к тому, кто умел добиваться ее, зачастую – смирением и терпением. А что делать с аутистами, спросил я, которые случайно взламывают сверхсекретные коды? Они ничего не открывают, грустно улыбался отец, они просто подбирают на пороге чужого дома ключ, который хозяин выронил при входе, открывая дверь, не смог найти ключ в темноте и решил, что сделает это завтра, закрыв дверной замок изнутри.

– А любовь?

– Любовь – это ненаучное понятие. Ее что жди, что берегись ее – все едино. Любовь – не открытие, которое можно сделать, она приходит сама и уходит сама, бывает, что она решает остаться, и только в конце жизни ты понимаешь, что напрасно позволил ей поселиться у тебя…

Есть! Учитывая малый размер текста, машина довольно быстро нашла соответствие. Судя по всему, фрагмент, который скопировал для меня Олег, оказался не просто частью общего текста, а цитатой, воспроизведенной на немецком языке. Я немедленно стал ее переводить, и вибрация вновь принялась встряхивать меня. Текст оказался фрагментом докладной записки об операции «Зеркало», которая ставила своей задачей установление местонахождения и обнаружение затерянного города, подлинное название которого скрывалось под кодовым словом – руной «Опфер» («самопожертвование»).

Глава 5. Есть след

– Игорь? Это Максим Гаев, вы просили Володю Рындина передать, чтобы я вам позвонил…

– Максим? – Я не сразу понял, кто это.

Вчера я допоздна сидел в лаборатории. Сделанное открытие раззадорило меня, и я долго не мог оторваться от текста. Я снова и снова просматривал его, пока, как мне кажется, не распознал границы фрагментов, из которых текст был собран. Некоторые из них совпадали по интонационной структуре с расшифрованным отрывком, из чего я смог заключить, что они либо просто аналоги, либо составляют с ним единое целое. Другие фрагменты еще нуждались в лингвистической идентификации, но и среди них я выделил как минимум пять разных типов высказываний, и, судя по всему, русский язык – не единственный, на котором они были записаны.

Уже совсем стемнело, когда мне позвонили с вахты и дежурный довольно грубовато поинтересовался – как долго я собираюсь оставаться в академии? Я взглянул на часы и спохватился – завтра еще столько дел! Я сказал – скоро ухожу, проверил, не завалялся ли в компьютере какой-нибудь автоматически сохраненный файл из тех, с которыми я работал, и «закрыл контору».

Однако новая информация не давала мне покоя – я непривычно долго ворочался и никак не мог заснуть. Часа в три ночи я все-таки поднялся и отправился на кухню. Пожарив себе яичницу с хлебом, луком и беконом и буквально проглотив ее, я на несколько минут почувствовал удовлетворение, но, заваривая чай, понял – я не успокоюсь, пока не попытаюсь выяснить, что такое этот текст – реальные записи неизвестного мне человека или фальшивка компьютерного гения. И если первый вариант, то кто этот человек? Что-то мне не верилось, чтобы сам Чернов, таким, как я его представлял по рассказам Олега и публикациям в прессе, мог терпеливо сидеть и переписывать кодированный текст. Надо же – до меня только сейчас дошло: я все это время слышал «книжка Чернова», «книжка Чернова», но мне так никто и не сказал – а почерк-то в ней чей? В разговоре с Олегом однажды проскочило – возможно, бухгалтер, но для чего бухгалтеру сведения о тайных военных операциях нацистов в годы Великой Отечественной войны? Ерунда получается.

Я включил ноутбук, который оставался лежать на журнальном столике в зале, и вышел в поисковик. Оказалось, последнюю пару лет истек срок давности для многих событий того периода, и в прессе и в Интернете появилось огромное количество материалов – статей, телевизионных программ. Ну конечно, как я сразу не вспомнил! Полгода назад по одному из каналов прошел публицистический сериал – и прямо в тему. Несколько серий для него снимал давний друг отца – кинорежиссер Владимир Рындин, мэтр и большой знаток приключенческого жанра. Перед выходом фильмов на экран дядя Володя звонил

и папе, и мне – напоминал, обязательно посмотрите и скажите потом, как и что. Сделать ответный звонок я забыл, а вот два-три фильма мельком видел. Отец с детства приучил меня к мемуарам – историческим, военным. При дележе библиотеки, когда родители переезжали, воспоминания Жукова, Рокоссовского, Маннергейма, де Голля – на тот момент у нас было сто пять томов записок военачальников разных стран, времен и народов на пяти языках – достались отцу. Я прочел не все из них – далеко не все, но у меня был Интернет, отец же предпочитал реальные книги, многие из которых имели авторские дарственные надписи.

История вообще высоко ценилась в нашем доме. Отец многие годы собирал мемуары современных политиков, книги о выдающихся деятелях – ученых, писателях, актерах, художниках, правителях разных эпох и народов. Он всегда выбирал книги, избегая дешевых «желтых» изданий – литература в нашей библиотеке была серьезной и высокой, как в смысле стиля, так и по значимости изданий. С легкой руки отца я привык относиться с почтением к великим именам и событиям, но не уделял им столько времени, как он, и не предавался размышлениям над историческими фактами с такой же последовательностью и глубиной. История – наука неточная, наука о том, чего нет – больше нет. Отец говорит – ты завис в настоящем. А я отправлял отца к его же любимому Шагалу – человек реальный не принадлежит ни тому, что выше, ни тому, что ниже, он – люфтменш, взвесь. «Я взвесь, я здесь, я есть…»

Интересно, звонить дяде Володе в семь утра – прилично или бессердечно? Киношники – народ творческий, дядя Володя часто рассказывал, что привычка засиживаться за полночь за печатной машинкой в прежние годы, а сейчас – за компьютером, которым он пользовался только как скорострельным печатным устройством с большим запасом памяти, для него даже не вынужденная, а естественная способность высокохудожественно развитого организма. Правда, еще год назад он жаловался, что возраст берет свое – вдруг его стало тянуть ложиться пораньше и вставать ни свет ни заря. В нашем доме иного режима никогда не признавали, и только азарт первооткрывателя не давал мне сегодня заснуть.

Я нашел в «записной книжке» телефона номер дяди Володиного мобильного и позвонил. Оказалось, на часах мэтра еще семь вечера – Рындин гостил у дочери в Сан-Франциско. Он обещал связать меня с кем-то в Москве и принялся было расспрашивать, с чего это я вдруг заинтересовался его темой. Я ответил – не я, он покровительственно хмыкнул: опять помогаешь какой-нибудь девушке с диссертацией? Она что у тебя – журналистка? Дядя Володя, взмолился я. Не стесняйся быть мужиком – если ты не женился на девушке, то хотя бы помоги ей защититься… Ох уж эти мне рыцари шестидесятых! Впрочем, я был рад любому его подозрению, лишь бы оно уводило его как можно дальше от истинной причины, заставившей меня ему позвонить. Об отце я сказал, что они с мамой улетели в Турцию, это немного умерило дружеский пыл дяди Володи, и он обещал объявиться по возвращении, правда, это еще не скоро будет – Нюша, любимая младшая дочь, родила и сейчас он в полной мере наслаждается ролью счастливого дедушки.

Недолгий, казалось, разговор резво «съел» положительную часть мобильного баланса, и связь прервалась. Но через минуту раздался ответный звонок по моему городскому номеру. Я думал, говорить о детях часами – исключительно женская привилегия, но дядю Володю просто распирало от гордости – он даже обещал прислать мне по «электронке» самые лучшие фото из семейного архива. Между делом он пожаловался на отсутствие работы, на современных режиссеров, которые поднахватались тут и там приемчиков, а духовное где? Говоря, он особенно не нуждался во мне – довольно было одной-двух реплик с моей стороны, и дядя Володя сам воспламенялся очередной дискуссионной идеей. Когда он наговорился или его отлучили от телефона, часы показывали восемь. Ложиться спать уже не имело смысла. В девять начинался экзамен для третьего курса.

Подписав протоколы, я выбежал из академии и поймал машину. Анна Петровна меня, наверное, заждалась или решила, что я передумал. Но я передумать не мог – во мне, неожиданно для меня самого, поселилась странная уверенность в том, что я должен очистить игровое поле и свое время ото всего, что может в самом ближайшем будущем помешать мне или сделать меня зависимым, а значит – уязвимым. Для кого, для чего – я еще не знал, но чувствовал, что грядет необычное – то, во что я не желал быть втянутым, но что уже завладело моим временем и что представляло угрозу для тех, кто рядом.