Цена свободы – атомная бомба
Шрифт:
Примерно до 1955 г. штукатурные и малярные работы в жилстрое выполнялись бригадами заключенных-женщин. Этот фактор также отрицательно влиял на сроки ввода объектов в эксплуатацию после их возведения. С 1953 г. лагерь стал формировать ученические бригады штукатуров-маляров из мужчин. Вскоре женская часть 2-го лагерного отделения была упразднена.
Написано собственноручно в 2003 г.
Из воспоминаний Козлова Геннадия Михайловича - ветерана строительства № 514:
Утром заключённым выдавалось задание на день, а вечером
Как помнится, в лагере было четыре уровня выработки: менее 100%, 100%, 121% и 151%. Если заключенный не выполнял норму выработки, то на следующий день он получал урезанную пайку продуктов, которой не хватало, чтобы восстановить силы. При выполнении 100% получали нормальную пайку, и всё. При 121% - улучшенное питание и зачёт «1 : 2», т.е. за один пробытый в лагере день заключённому засчитывалось два. При выполнении норм на 151% - улучшенное питание и зачет «1 : 3». Это был самый большой стимул для заключённых, и они пускались на любые ухищрения, чтобы его получить.
После того, как объемы и проценты в целом по бригадам были утрясены, бригадиры делили их между членами бригады. Здесь справедливости было мало, и часто тот, кто хуже работал, но был ближе к бригадиру, получал больше, чем тот, кто работал хорошо. В одной моей бригаде было два «вора в законе». Летом они загорали на солнышке, а зимой грелись у костра, но каждый день им выводили 151%.
А вообще за 151% заключённые могли творить чудеса. Помню, на 4 площадке при строительстве ТМХ (транспортно-масляное хозяйство) «забыли» в стене оставить проем для огромных ворот 4,5 х 6 метров, в которые должны были подавать по железной дороге мощные трансформаторы. Почему это случилось, не знаю, но одной из причин могло служить отсутствие у бригадира чертежей (большинство чертежей имели гриф «секретно» и их можно было посмотреть только в конторе. Вообще с секретностью доходило порой до абсурда. Мы долго смеялись, когда получили сов.секретный чертеж на… посадку временного туалета).
Дело было зимой. Морозы 20-30 градусов. Чтобы дело не дошло до высокого начальства, начальник СМУ договорился вывести заключенных в воскресенье, и бригада за день пробила проём ворот. И когда начальство приехало, всё было в порядке. В другой раз за тот же 151% заключенные за два дня «перенесли» кирпичную трансформаторную подстанцию на проектное место, когда стало известно, что её поставили не там.
Вспоминается ещё, что на строительстве был самолет ПО-2 («кукурузник»). Не совсем понятно, для какой цели он был предназначен, так как все объекты стройки можно было на нем облететь за 10-15 минут. Поговаривали, что высокое начальство летало на нем в Свердловск в театр.
В то время рядом с теперешней дорогой на УПП, в районе оранжереи, перпендикулярно дороге стояли юрта и два барака, а метрах в 20 от них (южнее) была огорожена большая площадка для строительства гаража завода. За бараками и забором был большой луг, где и находился самолёт. Лётчики жили в юрте, а мы с женой – в бараке рядом с лугом, куда переехали из монтажного поселка. Иногда начальник стройки на самолете облетал строящиеся объекты. Однажды Щебетовский, бывший тогда начальником стройки, после очередного облёта выговаривал начальнику СМУ своё недовольство:
В 1950-51 гг. я работал прорабом на строительстве железной дороги к 4 площадке, которая проходила по 42 и 35 лесным кварталам (отсюда и названия «42-й» и «35-й»). Жили мы вначале вшестером в омшанике на 42-м, совсем рядом со строящейся дорогой. Омшаник – это небольшой домик для зимовки пчёл, размером в плане три на два метра и высотой чуть больше двух метров, без окон, с небольшой дверью, за которой был метр свободного пространства, а дальше шла полка на всю ширину домика. Трое из нас спали внизу, а трое – наверху. С наступлением холодов мы переехали на 35-й, в строящийся поселок. Правда, в это время в поселке было три барака и несколько передвижных каркасно-засыпных домиков. Один из таких домиков мы и заняли. Поселок в то время именовался Окаёмовский, а улица, вдоль которой стояли бараки и домики - Карпманштрассе (по фамилии начальника и главного инженера Горного района). Домики делались впопыхах, из сырых досок, поэтому при высыхании досок образовывались щели, засыпка при перевозке оседала и частично высыпалась. Поэтому зимой по утрам в домиках замерзала вода, хотя с вечера чугунная печка раскалялась и мы ходили, раздевшись до пояса.
Кроме этого, в 1950 г. было произведено два крупных взрыва для образования огромных траншей на подходах к сооружениям. На 35 квартале, на подходе к сооружению 2, было выкопано более 10 шурфов глубиной 10-25 метров. У дна шурфов копали в сторону минные камеры, в которые заложили 1200 тонн взрывчатки (целый железнодорожный состав!) и вывели из них на поверхность провода, подсоединённые к электродетонаторам. Затем шурфы забили и произвели взрыв, в результате которого было выброшено более 100 000 кубометров скалы и грунта. Я с несколькими товарищами наблюдал взрыв со скалы, находящейся в километре на юг. Взрывники, которые рассчитывали и готовили взрыв, точно не могли сказать, какое воздействие он может оказать на здания и сооружения, расположенные вблизи, поэтому в лагерях на 35 и 42 кварталах всех заключённых вывели из бараков, а на 42 квартале в момент взрыва почему-то приказали лечь на землю. Но опасения оказались напрасными. Находясь ближе к взрыву на скале, мы ощутили очень слабый толчок.
При строительстве был конный парк. Помню произошла забавная история, связанная с конпарком. В 1950 г. всё лето лил дождь, и земля раскисла. На 35 квартал можно было проехать только на тракторе. Лежнёвку тогда только начали строить. И вот в конце лета из Москвы приехал проверяющий. Ему надо было добраться до 35 квартала, и он, видимо, бывший кавалерист, потребовал коня. В конпарке подобрали лошадь получше, оседлали, и проверяющий уехал, хотя его и отговаривали. На середине дороги лошадь увязла. Примерно через час проверяющего снял с лошади идущий в город трактор, а лошадь потом кое-как вытащили.
Записано в беседе с Е.В. Кондратьевой 02.02. 2004 г.
Из воспоминаний Свидинского Эдуарда Ивановича, шахтостроителя:
Свою трудовую деятельность я начал по окончании учебного заведения (РГТ, г.Ростов-на-Дону, специальность – шахтостроитель) в 1952 году. После распределения по спецнабору Главпромстроя МВД СССР я в числе своих однокашников был направлен на работу на Урал, в «хозяйство Щебетовского», а далее – на площадку «Карьер-2», в горный район (начальники – Д.А.Осипьян, К.М.Вертелов). Поселили нас, молодых специалистов, в общежитии на Карьере.