Цена власти

Волков Олег Александрович

– Саян, – холодные руки обвили шею. – Ты… вернулся.

Инса, рыдая на взрыв, ткнулась лицом в грудь. Саян, едва сдерживая слёзы, обнял любимую женщину, склонился над ней и нежно прошептал:

– Да, родная, я вернулся. Я не мог, не имел права оставить тебя.

Саян долго успокаивал супругу, шептал ей нежные слова и гладил по растрёпанным волосам. За две недели Инса заметно постарела. На лице появились глубокие морщинки, а волосы посеребрила седина. Как хорошо, когда на этой грешной земле есть кто-то, кто искренне, от всего сердца, любит тебя.

– Отец! Великий Создатель,

ты – вернулся! – из толпы возбуждённых сородичей вынырнул Иссаам.

– Да, сынок, - Саян обнял Иссаама правой рукой. – Как ни странно, но это так.

– Столько, столько дней прошло! – Иссаам с трудом нашёл нужные слова. – Утус Остом нам всё рассказал. Он единственный, кто вернулся. Да мы и сами на следующий день ходили на то место. Странно очень: где был лес, появилось огромное круглое озеро. Деревья как ножом порезало: где вершины нет, где ствол будто откусан. А недалеко от берега большая лодка менгов по полам разрезанная…

Остом!

Имя сородича вспыхнуло в голове огненными искрами. Остом, Остом – один из семи охотников, которые сопровождали их в том злополучном походе. Он единственный сумел вернуться? Саян, отпустив сына, но по-прежнему обнимая рыдающую супругу, спросил:

– Подожди, Иссаам, что именно рассказал вам утус Остом?

– Так, это, утус Остом вернулся в стойбище рано утром пятнадцать дней тому назад. Он пришёл очень усталый, поцарапанный весь и без оружия.

Он рассказал, как вы остановились на ночлег недалеко от Утёса и как на вас совершенно неожиданно напали менги. Когда начался бой, ему единственному удалось убежать в лес. Сопротивляться было бесполезно. Менгов, говорит, слишком много было. Сотня, а то и больше. Вырвался кто ещё или нет, Остом не знал. Он всю ночь уходил от погони. Вот и всё, в принципе.

– Как он был одет? – Саян нахмурился.

– Я лично не видел, - признался Иссаам. – Но, говорят, как обычно: куртка, брюки, мокасины, шапка на голове.

Между тем ажиотаж вокруг друзей постепенно стихает. Пощупав, похлопав всех троих, сородичи постепенно расходятся. Держа жён за руки, Ягис и Ансив ушли домой. Толпа на площади быстро редеет. Остались только Саян с близкими и ещё с десяток человек.

Поздно уже. Нужно бы последовать примеру друзей. Радость от встречи с родными никак не может заменить полноценный ужин. Но вместо этого Саян громогласно воскликнул:

– Утус Остом! Где он?

Наклеивается что-то интересное. Сородичи, что не успели уйти далеко, тут же повернули назад.

– Я… Я здесь, - вылетел из темноты робкий голос.

В свете догорающего костра появился Остом. Подойти ближе он не решился.

К тридцати пяти годам Остом так и остался тощим мужичком, сказывается перенесённая в детстве тяжёлая болезнь. Пусть звёзд с неба не хватает, но он всё же хороший охотник и полноправный член племени. И без того маленького роста в тусклом свете костра пришибленный и растерянный Остом кажется ещё меньше. Он не пошёл вместе с остальными домой. До последнего хоронился в темноте.

– Подойди ближе, – приказал Саян.

Остом сжался в комок и, смешно ковыляя на полусогнутых, подошёл ближе. Саян, глядя на маленького и жалкого охотника сверху вниз, спросил:

– Утус Остом, там, на стоянке,

когда все легли спать, что должен был делать ты?

Остом побледнел, глаза испуганно заметались. Едва не икая от волнения, охотник ответил:

– Я… Я… Я должен был смотреть за рекой. Заодно следить, чтобы течение не унесло лодку с рудой.

Саян, не спрашивая больше ни о чём, выразительно глянул на пришибленного охотника. Ко всеобщему удивлению, Остом рухнул на колени, истерично замахал руками и, срываясь на визг, истошно заголосил:

– Да-а-а!!! Я усну-у-улл!!! Лёг под куст и усну-у-улл!!!

Дёргаясь всем телом, словно увёртываясь от жгучих взглядов сородичей, Остом признался:

– Да-а-а!!! Я проспа-а-алл!!! Пропусти-и-ил менгов! Они меня не заметили! Когда начался бой, я выскользнул из-под куста и убежал! Да-а-а!!! Убежа-а-а-алл!!!

Стыдливое признание жители стойбища восприняли молча. Да и не нужно ничего говорить – Остом подвёл сородичей. Уснул на боевом посту и тем самым предал, погубил девять человек. Но никто не спешит хватать труса за руки и тащить в тюрьму. В первобытном обществе и тюрем то нет. Для преступников существует одно единственное наказание – изгнание. Вне рода, вне племени человек никто и звать его никак. А такие долго не живут.

Остом не услышал в свой адрес ни одного упрёка. Кто был свидетелем его признания, его позора, повернулся к нему спиной и пошёл домой. Поздно уже. Темно и холодно. Остом сам себе вынес приговор. Вскочив на ноги, предатель и трус крысой метнулся в темноту.

– Отец, неужели так оно и было? – спросил Иссаам, глядя в след убежавшему Остому.

– Да, - Саян, обнимаю супругу, повернулся в сторону дома. – Я лично велел ему смотреть за рекой. Как раз на подобный случай. Тревогу поднял часовой у костра, он же погиб первым. Но… было поздно. Менги окружили нас. Их действительно было слишком много. Вырваться никому не удалось. Если бы не Остом.

– А что же тогда с поляной? Откуда там озеро?

– А вот этого я не знаю, - Саян пожал плечами. – Пошли домой. Я устал и чертовски хочу есть. Будет день, будут и ответы.

Поддерживая Инсу левой рукой, Саян пошёл домой, в приземистую избушку, которую сам же построил много лет назад. Иссаам, проводив родителей до порога, вернулся к себе. В точно такой же избушке его ждёт Риса, а маленькая Рола уже спит, умаялась за день. Центральная площадь опустела. С неба посыпался мелкий дождик. Красные угли догорающего огня окутались паром и погасли. Поздно уже, темно, холодно и сыро.

***

В ту же ночь Остом исчез. Домой к жене и детям он не вернулся. Трусливый охотник не стал дожидаться, пока его официально выгонят из рода. Но… ненадолго. Через день труп Остома нашли за ограждающей стойбище засекой. Мыши и прочие мелкие обитатели леса успели погрызть засыпанное листьями тело.

Голодной и холодной кончине или безнадёжному путешествию в горы к другому очагу поселения людей Остом предпочёл быструю смерть. На последок ему все же хватило мужество вонзить собственный нож под челюсть. Длинное лезвие пробило глотку, продырявило язык и ушло глубоко в мозг. Смерть пришла к нему быстро, запачканные кровью руки так и застыли на деревянной рукоятке.