Ценный подарок (сборник)
Шрифт:
— Уткин слушает. Извините, водички попью, — просипел он, — простудился вчера на стройке. Ветер был двадцать метров в секунду.
Пока он пил воду, я думал, как неточны у нас газеты. Сводка погоды вчера сообщала: «Безветренно».
— Извините, — прохрипел Уткин, — не могли к вам прибыть, на картошку бросили.
Был февраль, но я нисколько не удивился, у нас в фирме тоже всякое бывает.
— Вы не беспокойтесь, — хрипел прораб, — авария у вас солидная, но мы быстро ликвидируем.
— Извините, три уже…
— Ай-я-яй! — огорчился Уткин. — Не могли подождать, нестойкая пошла молодежь. Брякните мне завтра.
— Подождем, — сказала Катя без привычной жизнерадостности.
Вечером пришел пенсионер-активист Лев Михайлович Черномордик. Он сказал, что собрал уже много подписей в газету, нужна еще моя — кандидата наук. Я отказался, заявив, что веду конструктивные переговоры с прорабом Уткиным. У меня нет оснований не доверять ему, а газеты и так загружены потоком писем пенсионеров по различным вопросам.
— Начальственный эгоизм, — пожевал сухими губами Черномордик и ушел.
Всю неделю, кроме субботы и воскресенья, каждый день я беседовал с Уткиным. Он появлялся в конторе не раньше двенадцати: то задерживала «пятиминутка», то политчас. Впрочем, это не имело значения. Телефонные разговоры сблизили нас. Мы стали называть друг друга по имени и на «ты». На прощанье Уткин всегда говорил:
— Будь другом, подожди еще немного, брякни завтра утром.
Я брякал. Лифт бездействовал. Характер у Кати портился.
На четырнадцатый день лифт пошел. Жильцы нашей лестничной клетки ездили вверх и вниз. Больше всех каталась «вечная бабушка» Родионовна.
— Эх, покатаемся! — восклицала она. — Один раз живем!..
Катя, снова назвав меня молодцом и мужчиной, сказала:
— Позвони своему Уткину, поблагодари его, могло быть хуже.
— Завтра позвоню, — пообещал я, но, закрученный текучкой, забыл об этом.
Спустя неделю лифт остановился.
Я позвонил по телефону, который знал наизусть.
— Гусев слушает, — прозвучал скрипучий голос.
Я растерялся.
— Гусев слушает, — снова раздался голос в трубке.
— Позвольте, позвольте, — бормотал я, — мне нужен Уткин.
— Нет Уткина, — мрачно сказал мужчина на том конце провода.
— Скажите, — спросил я дрожащим голосом, — он жив?
— Жив, что ему сделается. Сняли его только с этого участка.
— Уткина сняли? За что?
— Точно не знаю, но жильцы какого-то дома написали в газету, что Уткин — волокитчик и обманщик, что он не соответствует своей должности.
— Уткин — волокитчик, Уткин! — ужасным голосом закричал я. — Что же теперь с ним будет?!
— Ничего, —
Зарубежное
Я уезжал в Москву.
Командировка была трудная, требующая такта и пробивных способностей. Такими качествами я не обладал, но главный инженер Болеслав Антонович Самокрутский сказал, что именно поэтому я сумею справиться с тем, с чем не совладает опытный службист.
Я ехал и думал, где остановиться.
Признаюсь, не могу без дрожи в коленях смотреть в глаза гостиничным администраторам.
На этот раз свободных номеров в гостиницах тоже не оказалось. Был какой-то зубоврачебный симпозиум, и даже общежитие у ВДНХ заняли протезисты из Гомеля.
Размышлять было некогда, и я поселился у дальней родственницы моей жены, крепкой восьмидесятилетней старушки, сохранившей ум и твердую память, чем она приводила в уныние своего правнука, писавшего кандидатскую диссертацию «К вопросу о старческом склерозе и скудоумии».
Расположившись у этой достойной долгожительницы, я был спокоен, что ничего не забуду, так как она непременно все вспомнит за меня.
Сразу же по приезде я позвонил в управление. Секретарша сообщила, что срочное совещание, которое должно было начаться в одиннадцать ноль-ноль, перенесено на пятнадцать ноль-ноль из-за нелетной погоды. Кто-то еще не прилетел, кого-то ждут.
Заняться мне было нечем. Выручила памятливая старушка.
— Пройдись по Москве, — предложила она, — зайди в «Ванду» и купи жене подарок.
«Ванда» оказалась образцовым магазином, благоухавшим чудесным ароматом.
Меня встретили приветливо, предложили изящные флаконы духов, тени всех цветов спектра, коробочки пудры и какие-то щеточки, которыми нужно втирать пудру в лицо, как полотеры втирают воск в паркет.
Я купил все, и тогда та, у которой я купил больше всего, наклонилась ко мне.
— Подождите минуточку, — сказала она, куда-то ушла и, когда вернулась, протянула мне бархатную коробочку, в которых обычно держат кольца. — Только для вас! Острый дефицит.
Я хотел открыть коробочку, но загадочно и сладко пахнувшая продавщица шепнула в самое ухо:
— Ни в коем случае! Если они увидят, — тут она показала на покупательниц, — они разорвут вас… Это зарубежные реснички. Они приклеиваются сами… Только для вас!
К сообразительной старушке я вернулся гордый, как Юлий Цезарь после победы над галлами.
Старушка внимательно рассмотрела все предметы, купленные мной, и открыла коробочку.
— Ишь ты, длиннющие, — ахнула она.