Ценный подарок (сборник)
Шрифт:
Профессор Комаров, и без того бледный, сделался еще бледнее.
— Прошу тебя, Виктор, придумай что-нибудь.
Погарский долго и тяжело думал и наконец сказал:
— Есть еще один первобытный способ: ты должен лично отправиться к профессору Никитину и поговорить с ним как профессор с профессором, как муж с мужем. Надеюсь, что у этого барбоса есть хорошая жена, таким обычно везет в семейной жизни.
— Боюсь, что у меня не хватит убедительности, если бы речь шла о бесконечно малых…
— Не сможешь, —
Несколько дней Константин Константинович Комаров бесплодно искал встречи со знаменитым хирургом. То Никитин где-то читал лекции, то консультировал молодых хирургов, то встречался с зарубежными гостями.
В это тревожное время Комаров, навещая жену каждый день, говорил, что операцию будет делать Никитин, а не какой-то там Лукьянченко.
— Ну, пусть будет Лукьянченко, — с легкомыслием, свойственным молодым женщинам, говорила она, аппендицит это вроде насморка.
В день операции Лукьянченко на работу не вышел, он заболел гриппом.
Никитин негодовал:
Мальчишки, все они сейчас такие хлипкие! Чуть ветер подул, уже не держатся на ногах. А в паше время мы штормы, шквалы, ураганы все переносили, оперировали в такой обстановке.
Немало молодых специалистов предложили заменять Лукьянченко, но Никитин сказал:
— Он мой ученик, я должен заменить его, надеюсь, справлюсь не хуже.
Все свободные хирурги собрались в операционной, наблюдая, с каким мастерством и изяществом работает их шеф.
Комаров, навещая жену после операции, восхищался тем, что Элидочку оперировал Никитин.
— Да, конечно, он мастер, — соглашалась Элида Георгиевна, и как-то сказала, что его нужно отблагодарить.
— Нет, нет, — замахал руками Комаров, — он ничего не берет.
— Теперь, когда операция сделана, можно. Купи бутылку коньяка, только хорошего.
Комаров никогда не возражал жене. Он купил бутылку «Отборного» коньяку, положил ее в левый карман пиджака и отправился к Никитину. Ему повезло. Бдительной секретарши не было. Он постучал в Дверь и, услышав низкий, хрипловатый голос: «Войдите», — вошел в кабинет. За столом сидел мужчина лет пятидесяти с гривой седых волос. Лицо его показалось Комарову чем-то знакомым.
— Садитесь, — сказал он, показывая Комарову на кресло напротив себя.
Комаров сел, продолжая вглядываться в знаменитого хирурга, и думал: «Где же я его видел, когда?» Тот, прищурив близорукие глаза, внимательно изучал посетителя. И вдруг вскочил с кресла, выбежал из-за стола, легко поднял Комарова в воздух, опустил на пол, крича:
— Котя!.. Честное слово, Котя Комаров!.. А где твои кудри русые до плеч?
— Облетели, как осенние листья, а тебя разменяло время: был золотым, стал серебряным. Сколько же прошло лет?
— Без малого тридцать.
—
— Да ведь ты сбежал со второго курса Медицинского. Садись, что мы торчим друг против друга.
Бывшие студенты-медики уселись за стол. Комаров придерживал бутылку «Отборного», чтобы она не выскользнула из кармана.
— Так, — сказал Никитин, — нужно отметить такую встречу, — и вынул из шкафчика, висевшего на стене, бутылку «Отборного» коньяка, рюмки и вазочку с конфетами.
— Так, — как-то странно посмотрел Комаров на бутылку, на донышке которой была золотистая жидкость.
— Ты что? — подозрительно спросил хирург. — Думаешь, подношение? Нет, братец, не беру ни борзыми щенками, ни коньяком. Приношу из дома и чуть пью для укрепления сердца. Ну, выпьем немножко.
Они тихонько потягивали коньяк и вспоминали прошлое, но больше говорили о настоящем.
— Так, так, Котик, — басил Никитин, — в математики пошел. Жаль. Мог бы из тебя выйти хороший врач. Для хирурга ты, пожалуй, жидковат, а в терапевты годишься.
— Математика — это наука всех наук, гордо сказал Комаров. — Теория — это все.
— Понимаю, — задумчиво сказал Никитин, — математика, чистая теория, это красиво, а потом из этой теории — нейтронная бомба.
— Так это же у них, Андрей.
— Понимаю, я и говорю, что у них.
Друзья немного помолчали, потом Никитин стал повторять:
— Комаров, Комаров… Где я слышал эту фамилию недавно?
— Фамилия распространенная. Вот я тоже где-то читал о хирурге Никитине и не думал, что это ты.
— Врачей Никитиных тоже очень много. Комаров, Комаров… Стоп, я недавно делал операцию аппендицита одной женщине, красивая, молодая, это случайно не твоя родственница, может быть — дальняя?
— Нет, — гордо сказал Комаров, — не родственница, она моя жена.
И он чуть не выпустил бутылку из кармана.
— Вот даешь! — как теперь говорят ребята. На сколько лет ты ее старше?
— На двенадцать лет и семь месяцев.
— Хорошо, что не на тринадцать, — засмеялся Никитин. — Тебе повезло. Она красивая и мужественная женщина. Я ей такой ювелирный шрамчик сделал. Впрочем, увидишь сам.
Бутылка коньяка выскользнула из кармана Комарова, он растерянно поднял ее и поставил на стол.
— Что это? — уставился на старого друга Никитин.
— Коньяк «Отборный», — не нашел ничего лучшего сказать Комаров.
— Ясно, — улыбнулся Никитин, — хочешь отпраздновать возвращение красавицы жены.
— Нет, это я тебе, — смущенно признался Комаров.
— Подношение? — угрюмо сказал хирург.
— Нет, — смущенно сказал Комаров, — это в знак старой дружбы.
— Не ври! — рассердился Никитин. — Этого ты никогда не умел. Ты не Андрюшке, а знаменитому хирургу в знак благодарности принес.