Ценою крови

Робертс Вилло Дэвис

А ведь им так хорошо вместе; они понимают друг друга без слов; ему все интересно, что она говорит, о чем думает; а как они возбуждают друг друга! Нет, все хорошо, нечего Бога гневить.

Она уже и так грешница: совсем не обрадовалась, когда через четыре дня вернулась мать с Даниэль. Обе измучились, а Даниэль была готова дать зарок — никогда не рожать.

— Я уж столько молитв сотворила святой деве, чтобы облегчила ее страдания! — сообщила Даниэль, бросая шаль на скамейку. — Думала, он уж никогда не родится… А кровищи сколько — удивительно, как они

в живых остались — и мать, и ребенок! И все время без роздыху! Даже когда меня мама спать отправляла, эта бедняжка так кричала, что я глаз не могла сомкнуть! Теперь неделю подряд просплю!

Солей перевела взгляд с матери на сестру.

— Ну, все хорошо в конечном счете?

— Да, у Труделей еще сыном больше. Выглядит как кролик, только слишком тощий. И чего ему сразу было не выскочить? Мама говорит, шел вперед ножками. Нет, замуж, рожать? Ни за что!

— А как сама мадам?

Даниэль фыркнула:

— Представь себе, в телячьем восторге! Считает, что этот кролик — красавец писаный!

Барби проверила котел, подняла с пола Марка, прижала его к груди.

— Ты такой же была, когда родилась, а теперь — вон какая! Ну, а ты как, внучок? Скучал без бабули? — Вдруг она вспомнила о предстоящей разлуке, и улыбка ее увяла. — А где твоя мама? Бросила тебя на тетку?

— Она лежит. Тошнит жутко. Голову поднять не может, — объяснила Солей.

— Нет худа без добра: не потащит же ее Луи в таком состоянии? — высказала свое мнение Даниэль. — А поесть ничего нет? Как, похлебка готова?

— Еще часок, — отозвалась Солей. — Кипяток есть, хотите пока чайку?

Она принесла три чашки, поставила на стол. Говорить или нет?

— Я не сказала еще папе, но Реми мне сделал предложение.

Барби передала малыша младшей дочери, обняла старшую.

— Поздравляю. Парень он видный, вот каким мужем будет? Ну, как тут без нас? Ты, я вижу, времени не теряла?

Вышла Мадлен, достали еще чашку. Мадлен была бледная, но старалась держаться. Видно, все слышала.

— Луи говорит, не сегодня-завтра с уборкой закончат. И мы сразу уедем — мое самочувствие тут ни при чем. С Марком эти рвоты у меня быстро прекратились, наверное, и сейчас так же будет, Бог даст.

— Значит, смирилась? — мягко сказала Барби, положив руку на плечо невестки.

Мадлен как-то жалко улыбнулась.

— Ну, а что делать? Он твердо уверен: нам здесь жизни не будет. Наверное, — голос ее дрогнул, — наверное, скоро все отсюда двинутся… — если Луи прав. Может быть, когда-нибудь все снова съедемся…

— Будем молиться, чтобы так и было, — еще мягче проговорила Барби, и Солей с Даниэль поддержали ее. Воцарилось молчание. Потом Барби повернулась к Солей: — Когда отец даст благословение, будете свадьбу сразу играть?

Солей покраснела:

— Мы еще не говорили об этом. Сперва вам надо было сказать.

— Да, да, конечно, — Барби вздохнула и поднялась. — Ой, дел сколько с этой свадьбой!

Солей тоже встала, как-то виновато взглянула на Мадлен, обняла ее.

— Да все будет хорошо. С Луи не пропадешь!

—

Да, да… — рассеянно согласилась Мадлен. В глазах ее опять появились слезы, она поднялась с лавки и поспешно выбежала из комнаты.

Барби проводила ее озабоченным взглядом.

— Луи — надежный мужчина, без всяких там выкрутасов. Обычно он правильно рассуждает, но вот сейчас — я не очень уверена. Англичане уже давно пристают к нам с этой их проклятой бумагой; но ведь ничего у них не вышло. Здесь наша земля, и отец уже стар начинать все на новом месте. Кроме того, Мадлен просто не годится для долгих переходов, а уж сейчас тем более. Я попытаюсь поговорить с Луи. Отца не послушал, может, меня послушает…

Солей проглотила комок в горле, промолчала. Если уж на брата слезы Мадлен не подействовали, вряд ли подействуют и материнские увещевания. Машинально она приподняла крышку, помешала похлебку, добавила соли. На душе было неспокойно. Как-то отец ко всему этому отнесется? Раньше у нее и сомнений не было, но теперь…

* * *

За ужином разговоров было меньше обычного. Чувствовалась какая-то напряженность. Даже Жак с Даниэль, которым обычно доставалось за их болтовню, на этот раз сидели чинно, как в гостях. Когда была исчерпана тема о родах Мари Трудель, воцарилось всеобщее молчание.

Реми, обычно такой спокойно-уверенный, на этот раз был явно не в своей тарелке, а это действовало и на Солей. Что им делать, если папа вдруг не благословит их? Они то и дело переглядывались, Реми ободряюще улыбнулся ей, но улыбка была какая-то вымученная.

Вот уже и посуду начали убирать со стола, едоки один за другим встают и уходят, остались четверо: родители Солей, она сама и ее жених, который тут наконец прокашлялся и начал:

— Месье Сир, я бы хотел обсудить с вами серьезное дело.

Солей придвинулась к нему, не спуская глаз с лица отца. Его выражение не предвещало ничего хорошего. Может, это все из-за Луи? Вон и губы поджал — плохой признак.

— Мадемуазель Солей и я, — продолжал Реми и остановился, чтобы еще прокашляться, — мы… мы хотели бы просить вашего разрешения… вступить в брак…

Выражение лица Эмиля не изменилось. Руки Солей и Реми встретились, молодые люди искали другу друга поддержки.

— И что вы можете предложить моей дочери, месье Мишо? — как-то тяжело спросил Эмиль.

Реми, казалось, был обескуражен этим вопросом.

— Ну… ну, мы поженимся, будет семья. Я буду о ней заботиться, месье. Я всегда мог позаботиться о себе и сделаю всю, чтобы у моей жены был все необходимое. Кроме того… кроме того, — он замялся, видя, что его слова не производят никакого впечатления, — мы будем венчаться в церкви, все по закону и жить так же…

Эмиль вздохнул.

— Где? Спасибо вам за вашу подмогу, но мне, например, ясно, что крестьянский труд не для вас. Все ваши разговоры только о чужих краях — Луисбург, Аннаполис, даже Квебек какой-то! Вы что же, намереваетесь увезти мою дочь из родных мест на чужбину?