Центр не удержать

Стэблфорд Брайан Майкл

— Похоже на то, — согласился я. — К тому же я не могу отделаться от ощущения, будто что-то вошло в мой разум во время того контакта. Хотя я и не знаю, что это за чертовщина такая, но я не желаю, чтобы она оставалась во мне. И уж тем паче мне не по душе то, что она активизируется. Вы, может быть, и привыкли совмещать девять личностей в одном теле, но я — нет. Я единственная, единичная личность, и мне не требуются кандидатуры на замещение вакансии в моем мозгу. Так ответьте мне — я и вправду подцепил чуждую программу?

— Не могу сказать наверняка, — отозвалась она. Я же был уверен, что может. — Несмотря на мои успешные попытки

самовосстановления, я не вполне уверена, что и сама свободна от тайной программы внутри меня. До сих пор не имею четкого представления ни о том, с кем взаимодействовала в глубине Асгарда, ни о том, что за сущность оперировала моими системами после контакта. Когда я начала экспериментировать с созданием потомков, чье сознание, безусловно, лишь часть моего коллективного разума, я значительно расширила свой кругозор. Легко поверить, что сущность, с которой вы вступили в контакт, была способна внедрять собственные биокопии внутрь чужого мозга. Это, конечно, всего лишь гипотеза. И она не дает ответа на вопрос, действительно ли это Нечто настроено враждебно.

— Я не хочу, чтобы меня посещали привидения, — тупо повторил я, — и всякие чудища, смысл жизни которых — обращать людей в камень. Ничто не утешит меня, кроме сознания, что программа, которую я подхватил, — дружественная и не сведет меня с ума. Но вряд ли можно трактовать Медузу как дружественный образ, так?

— Маловероятно, чтобы такая сущность знала мифы человечества, — возразила она. — То, что вы недавно видели, было в основном вашим творением. Вы среагировали на раздражитель, вы включили свое воображение, чтобы справиться с последствиями контакта. Поэтому спросите себя с пристрастием — что предвещает Медуза, каковы ее намерения; этот символ мы должны расшифровать.

— Медуза предвещает: ты превратишься в камень, — уперся я.

— Вы интересовались греческой мифологией в юности? — терпеливо продолжала она спрашивать. Я помедлил, а затем пожал плечами.

— Да, пожалуй. Окружение этому способствовало. Я родился на астероидном поясе, на микромире. Он слегка переместился, но, в сущности, остался в том же районе, в виде равностороннего треугольника, у которого две другие вершины образовывали Солнце и Юпитер. По неким эксцентричным законам эти астероиды именуются Троянскими астероидами и названы в честь героев троянской войны. Одна из групп так и называется — Троянской, хотя там есть один астероид, названный в честь греческого героя Патрокла. В другой, так называемой Греческой группе есть астероид, названный именем троянца Гектора. На Гекторе, одном из двух астероидов, первоначальная жизнь была уничтожена для того, чтобы устроить там микромир. Второй — как раз тот, на котором я родился, — назывался Ахиллес. Очевидно, между двумя микромирами было нечто ироде конкуренции, здоровой, правда. На потребительском уровне мы соревновались за право иметь одни ресурсы. Но попытки создать некое подобие культурного единства наших миров привязывало нас — психологически и эмоционально — к именам наших миров. Ахиллес и Гектор в конце «Илиады» встретились в фозном поединке, и, знаете ли, Ахиллес победил. Эпосы Гомера были главной книгой каждого ребенка в наших микромирах, остальная греческая мифология была лишь закономерным продолжением этих пристрастий. Первые земляне, попавшие сюда, на вашу планету, очевидно, были воспитаны в другой культуре, иначе они перевели бы название, которое дали макромиру

тетраксы, как Олимп, а не как Асгард.

— В таком случае, — сказала она с едва заметным самодовольством, — вы читали о Медузе больше, чем вспомнили.

— Я знаю, что она никогда не показывалась в Трое и что Одиссей не сталкивался с ней в своих странствиях. Персей — это другая история. Так скажите мне — что я упустил?

Этого она не хотела говорить, а хотела, чтобы я вспомнил сам. В конце концов от понимания моего странного переживания зависело собственное согласие с самим собой, с собственным подсознанием.

— Зачем Персею была нужна голова Горгоны? — спросила она.

Я отчаянно напрягал память, пытаясь ответить. Микромир Ахиллес был так далеко, и мое детство представлялось мне чужой страной.

— Он дал какое-то обещание царю и был вынужден отправиться за ней, — вдруг вспомнил я. — Афина помогла ему обмануть сестриц-горгон, у которых был только один глаз на двоих, и он сумел узнать у них, как получить необходимое крылатые сандалии и шлем-невидимку. Когда он вернулся обратно, то обнаружил, что царь успел что-то натворить, кажется, пытался изнасиловать его мать, или…

Озарение пришло, когда я пытался восстановить смысл давно забытых историй. Персей принес голову Медузы, чтобы превратить мерзавца и весь его двор в камень <Нa самом деле Персей убил Медузу, чтобы спасти жителей Афин, а уж потом, узнав про коварство Полидекта, показал ему смертоносную голову.>.

— Вы же не думаете, что это направлено на меня? — пробормотал я. — Ладно, враждебная программа, согласен, но неужели вы думаете, что видение может быть оружием?

— Такая возможность не исключена, не так ли?

Я задумчиво уставился на нее. Черные волосы, глаза светло-серые — совсем не похожи на глаза Сюзармы или Джейсинт. Они, скорее, напоминали мои. Невозможно было думать о ней как о сообществе девяти индивидуальностей, но и представлять, что она носит имя одной из девяти муз, было тоже как-то некстати. Пока она, в свою очередь, смотрела на меня с озабоченностью психоаналитика, я вспомнил кое-что из того, о чем читал много лет назад.

Матерью девяти муз была Мнемозина. Имя Мнемозина означает «память».

Еще одна мысль пронеслась в мозгу — хотя музы и покровительствовали разным видам искусств, их верховной богиней-покровительницей считалась Афина, которая помогала Персею. Я задумался, как назвать видение, которое сейчас смотрело на меня, — Мнемозиной или Афиной? Но Мнемозина скорее всего была чистейшей абстракцией, а не личностью, я же, несмотря на всю произвольность ее образа, смотрел в лицо подлинному и могущественному созданию. Оно вполне могло быть одним из божеств, чьим домом считался Асгард.

— У меня малоприятное чувство, — начал я, — что вы склонны находить в этом происшествии куда больше тайного смысла, чем хотелось бы.

— Напротив, — мило отозвалась она. — Вы уже заявили о своем намерении проникнуть на самые нижние уровни макромира. Вы уже готовы совершить путешествие к загадочному Центру и даже попросили меня найти маршрут, который бы доставил вас туда. Возможно, именно эти исследования приведут нас в царство неизведанного… И не будем сбрасывать со счетов возможность того, что путь к Центру уже отпечатался где-то в глубине вашего подсознания. Нечто, взывавшее о помощи, кем или чем бы оно ни было, тоже не оставило вас своими заботами.