Центр не удержать
Шрифт:
Я добрался до места, где листья почти касались извивающихся змеями вышедших на поверхность корней, — протискиваться дальше было невозможно. Корни расходились веером от главного стебля, и я забрался в пространство между ними. Теперь можно было встать. Хорошо, что листья над моей головой, напоминавшие папоротник, легко раздвигались. Их изящность восполнялась изобилием — даже когда я выпрямился в полный рост, они не шелохнулись и по-прежнему закрывали обзор. Глянув вверх, я заметил проблеск света, проникший сквозь полупрозрачную листву, но больше не увидел ничего. Насекомые, которых я потревожил своим ползанием,
Не знаю, какой звук производил бы механический Бармаглот, ломясь сквозь сад, но, полагая, что его передвижение вызвало бы новый переполох, я заключил, что нахожусь и относительной безопасности.
Потом захотелось выяснить собственное местоположение, и я решил влезть на дерево. Легко сказать — на дерево, когда вокруг тебя — лишь кустарники-переростки с мягкими ветвями. Тем не менее самая верхняя часть зеленого навеса, поднимавшаяся вверх на десять метров под пятнадцатиметровым потолком, держалась на сравнительно крепких стволах. Пробравшись сквозь «папоротники», я дошел до ствола с особенно плотной листвой.
Выступов, достойных называться опорой, на этом стволе явно не хватало. К тому же он стал угрожающе раскачиваться, как только я доверил ему свой вес. Боль от порезов в спине тоже не служила подспорьем, да к тому же от ударной волны и воплей насекомых у меня раскалывалась голова. Тем не менее я кое-как лез вверх, выжимая из своего организма те ресурсы, которые он приберегает для подобных моментов.
Угнездившись на стебле одного листа и обхватив руками другой, я огляделся, стараясь изо всех сил сохранять равновесие. Огляделся — и тут же пожалел об этом.
Исполинский богомол, очевидно, был не очень тяжелым. Длиннющие ноги простирались во всех направлениях — теперь, когда я видел чудовище во всем его устрашающем великолепии, я насчитал по крайней мере десять конечностей. Он передвигался на трех-четырех ногах одновременно, находя точку опоры где угодно. Протискиваясь сквозь зеленый навес, он разворачивался, направляясь прямо ко мне. Он увидел меня своими тремя оставшимися глазами в тот момент, когда я высунул голову.
Я не стал тратить время и лезть вниз — просто прыгнул и начал падать, скользя по толстому слою растительности. Потом воровато изогнулся, пытаясь снопа нырнуть в мир негостеприимных насекомых.
Тут одна из клешней обрушилась рядом, едва-едва миновав меня. Раздался звук разрываемой листвы — это чудище другой клешней раздирало растения, пытаясь разыскать свою жертву. Я вильнул влево, потом вправо, пытаясь сбить механический мозг со следа. Но меня все же заметили — загребущая рука просунулась сквозь листву и цапнула наугад воздух в десяти сантиметрах от моего левого уха.
Насекомые заголосили что было сил. Уши мои наполнились таким звуком, который не смог бы извлечь из инструмента самый никудышный трубач.
Я споткнулся о корень, опять вскочил на ноги и помчался что было сил. Клешня потянулась за мной — и вновь неудачно, а затем я вдруг обнаружил, что стою у лужайки, покрытой растительностью не выше моего ботинка. По форме эта лужайка напоминала звезду двадцати — тридцати метров в ширину. Когда я заметил это, мое сердце подпрыгнуло от радости, что уж здесь-то
Однако менять планы было уже поздно — ноги сами вынесли меня на открытое место, но тут, стараясь изменить направление, я подвернул ногу и упал. Падая, я постарался перекатиться и определить, где же находилось чудовище; оно было здесь, оно возвышалось надо мной, его голова казалась крошечной, а лапы отыскивали точку опоры — укрепиться перед последним, роковым для меня выпадом.
Я видел, как повернулась и остановилась голова, как она уставилась на меня тремя неповрежденными глазами, как выдвинулся хоботок-ствол, как чудище отвело назад «руки», готовясь выбросить их вперед…
А затем монстр застыл, словно его свело какой-то механической судорогой, по его телу пробежала странная дрожь, а потом оно враз повалилось, словно нелепая, колоссальная кукла, у которой в один миг обрезали все нитки. Я закрыл лицо, когда оно падало, испугавшись, что оно свалится прямиком на меня и раздавит в лепешку, но его мерзкая голова грохнулась в метре от меня. Я поднялся и огляделся, чувствуя себя несколько по-дурацки.
На дальнем краю лужайки высился Мирлин с чем-то тонким и длинным, напоминающем базуку, на плече. Сюзарма Лир стояла рядом с ним, возмутительно аккуратная и подтянутая. В руке у нее все еще был автомат. Им-то она и поманила меня.
— Эй, Руссо, — крикнула она, перекрыв скрежет насекомых, — давай-ка выбираться отсюда побыстрее!
Я поднялся — грязный, оборванный, в кровавых пятнах, словно на меня наступили огромным ботинком, и захромал через лужайку. Опасность миновала, и весь адреналин — вместе с ней. Я ковылял, спотыкаясь, как пьянчужка, словно ноги были сделаны из резины. Вдруг я рухнул на землю, и затуманенный мозг еще успел подумать, что я, должно быть, потерял порядочно крови.
Мирлин сделал три исполинских шага и подобрал меня, словно тряпичную куклу. Перебросив меня через плечо, он пустился бежать.
Безумно радуясь, что кто-то взял на себя заботу о моем измочаленном теле, я с благодарностью потерял сознание.
На меня сразу же навалился сон. Именно так я воспринял то, что произошло следом. Словно кто-то во мне рос и развивался по собственным законам и ждал, пока то, что составляет мое «я», ослабит бдительность. Когда я потерял сознание, я словно провалился в огромный холодный пруд темноты. Он всосал, пожрал меня, умял, словно механический монстр-богомол. Ощущение падения длилось недолго, и не было резкой остановки <Здесь снова можно усмотреть аналогии с Алисой Л.Кэррола, на этот раз — с "Алисой в стране чудес", с тем, как она упала в кроличью нору, где была и банка с джемом, и внезапное падение на кучу листьев.>, но внезапно я обнаружил себя стоящим посреди бесконечной равнины, посреди простора столь же невыразительного, как и поверхность Асгарда. В небе ярко светили звезды, и я знал, что дует холодный ветер, хотя я не ощущал его, словно он дул сквозь меня.