Центурион Траяна
Шрифт:
– Рука сломана? – спросила Кориолла.
– Нет, не думаю, – покачал головой медик. – Но в кости может быть трещина. Побереги руку.
Что теперь будет? Если бы Приск вернулся, он бы ее защитил! Он бы потребовал суда лично у наместника. Он бы обратился к Адриану, своему патрону… Почему Гай не возвращается? Где он?.. По ночам ей снился один и тот же сон: она дома, и дом цел; усадьба как в последнее лето – сирень под окнами, клумбы с левкоями. Кориолла сидит во флигеле и смотрит на фреску на стене. Прекрасная Примавера-весна, нарисованная
«Кориолла!» – слышит она голос Гая со двора, вскакивает и… просыпается.
На вторую ночь сон был все тот же. Только длился чуть дольше. Кориолла успела выскочить из флигеля на зов. Залитый солнцем двор был пуст.
«Он не вернется…» – поняла она.
На третий день пришел Пруденс, принес Кориолле кое-какие вещи, старенькую накидку и новую тунику, пробормотал:
– Кухарка моя купила, да ей мала…
Потом сообщил, что для разбора мелких судебных дел, что возникли после нашествия в лагере и канабе, прислан наместником спекулятор, [129] он и будет завтра разбирать дело Корнелии, а Пруденса назначили ее защищать.
129
Спекулятор – офицер из штата наместника, в чьи обязанности входило расследование уголовных дел. В штате наместника было десять спекуляторов.
– Кто может подтвердить твое гражданство? – спросил Пруденс.
– Луций, мой брат…
– Луций еще мал, чтобы выступать в суде.
Ах, да, как воевать – так пожалуйста, готов взять оружие. А как в суде свидетельствовать и защищать сестру – так еще не дорос, мальчишка! Надо же!
– Тогда Кандид, – не задумываясь, выпалила Кориолла.
– Хорошо. Но нужен еще кто-то…
– Прим?
– Он раб, его показания действительны только под пыткой.
Кориолла затрясла головой:
– Нет, не надо…
Отдавать старого раба на муку после того, что он пережил, даже ради собственного спасения она не могла.
– Еще префект лагеря меня должен помнить, они с отцом вместе служили.
– Хорошо, Кандид и префект… – промямлил Пруденс.
Наутро префект повел Кориоллу в принципию.
Было почти по-летнему тепло, перед принципией собралась толпа любопытных ветеранов – из тех, кто еще служил, и из тех, кто с зимы все еще обретался в лагере.
– Мой отец – ветеран! – выкрикнула Кориолла.
– Помним! – отозвался кто-то.
– Тихо! – шикнул на нее префект. – Мне только бунта не хватало. Сейчас со всем разберемся.
Он занял место за столом, рядом поместились писец и военный трибун. Возглавлял судилище немолодой худой желтолицый человек с запавшими щеками и близко посаженными глазами.
Внутрь пустили Пруденса, Кандида и Нонния, остальным караульные велели ждать снаружи.
– А, привели наконец мою девку! – хмыкнул
Ликса облизнул пухлые губы и виновато глянул на Кориоллу.
«О, бессмертные боги, он что, решил меня предать?» – У Кориоллы сердце покатилось вниз.
Был у нее отец – была защита. А сирота – она теперь для каждого мерзавца лакомая добыча, всяк будет зариться на нее как на свою рабыню. Мерзавцы!
Кориолла в бессильной ярости стискивала зубы, чтобы не разреветься.
Первым говорил Нонний, заявивший, что купил присутствующую здесь девушку за четыреста двадцать денариев, а она сбежала. Он даже прозвище для Кориоллы на ходу придумал: якобы звали ее в лупанарии, откуда Нонний ее выкупил, «Шалуньей».
– Я дочь недавно погибшего римского гражданина ветерана Луция Корнелия Сервиана, рожденная в браке, свободная, – заявила Кориолла. Голос ее дрожал от негодования.
Спекулятор пятерней взъерошил коротко остриженные седые волосы.
Сам он был тоже из военных, и дело это ему очень не нравилось. Возможно даже, он сочувствовал Кориолле, но своей властью сделать ничего не мог: как свидетели скажут, так и будет.
– Покажи договор о сделке, – приказал спекулятор Ноннию.
– Где ж я его возьму, если все мои вещи остались в канабе Первого Италийского. А канаба там сгорела.
– Но лагерь-то не сгорел. Или ты сюда в лагерь приехал, а вещи в канабе оставил? – спросил насмешливо спекулятор.
Кто-то из присутствующих хмыкнул.
– Именно так, – отвечал Нонний, ни на миг не смутившись.
– Надо вызвать свидетелей, – подсказал спекулятор Пруденсу.
– Свидетелей… – вздохнул Пруденс и огляделся. – Да вот ликса Кандид может свидетельствовать, что эта девушка – дочь ветерана Корнелия, свободнорожденная.
– Ликса Кандид, – повернулся спекулятор к снабженцу. – Ты можешь подтвердить слова Пруденса?
– Я? – Ликса уставился на Кориоллу, будто видел впервые. – Нет, точно не знаю… не могу.
– Да как же! – опешила та. – Да я… Я же у тебя в доме жила!
– Может – ты, а может – и не ты. Я тебя давно уже не видел. С тех пор как ты от нас уехала. Похожа на дочь Корнелия, да. Но ручаться не могу.
Несколько мгновений Кориолла молчала.
– Но я же и сейчас все дни с тобой и твоими домашними была…
– Ну, заглядывала, – кивнул, надув губы, ликса. – Но опять же одетая не поймешь как и уж больно бойкая.
– Префект! – Девушка протянула руки к ветерану. – Ты же знал моего отца!
– Знал ветерана Луция Корнелия, – подтвердил тот, – это точно. Но тебя я видел четыре года назад. Сама знаешь… сильно ты изменилась. Я и не узнал тебя даже, когда ты в лагере появилась. Лгать не имею права. Вот Кандид, он тебя лучше знает…
Нонний осклабился. По всему выходило – быть Кориолле его рабыней.
Ну почему Гая нет?! Почему… он бы подтвердил, он бы…
– Может быть, кто-то еще хочет защищать эту девушку? – спросил спекулятор, вздохнув.