Центурион
Шрифт:
– Погодите, Джу, не умирайте, не надо радикальных мер… Я сам когда-то едва не ошибся так же. Пока человек жив, остается его spes, все еще можно исправить… Минна!!!
– Я здесь, мастер Стриж.
Крестьянка бело-черным силуэтом стояла на пороге.
– Где доктор?
– Но…
– Что “но”? Где ты пропадала?! Почему ты не привела Майера?!
– Но я принесла топор…
* * *
Разбуженный все-таки среди ночи Майер выслушал путаный рассказ, смерил Дезета ледяным взглядом, а потом сделал все, что
Смог он не так уж много. Стриж просидел на стуле возле узкой койки до утра. Джулия Симониан уже не жила, но еще и не умирала. Днем закрытые покрывалом носилки отправили в резиденцию консула, предварительно очистив одну из полупустых комнат. Ральф выслушал приятеля без особого энтузиазма.
– Не принимаю я заявок на чудесные исцеления.
– Я не так уж часто о чем-то просил. Она-то возилась с тобою предостаточно.
Валентиан заметно смутился:
– Я помню и ценю. Хотя – какая-такая особая ценность жизнь калеки? Пойми, Алекс, у каждого псионика своя ниша. Я – боевой сенс, пусть изувеченный навсегда, но от этого я не сделался милосердным врачом.
– Ты проводник Лимба.
– Ладно, я боевой сенс, я проводник Лимба. Если вся эта возня так нужна для твоего спокойствия и удовольствия, я попробую, но пойми – эффект может получиться каким угодно. Псионики-сострадалисты вообще неустойчивы, они не живут долго, я не удивляюсь, что ее в конце концов потянуло на суицид. Если девушки не окажется в Лимбе, тогда я бессилен. Она, кстати, может погибнуть и прямо там, у меня на глазах, если приключится ментальный шторм, если что-то пойдет неправильно, да мало ли почему. Ты на все согласен?
– Да. Моя помощь нужна?
– Еще чего, обойдусь без тебя, нулевик паршивый. В прошлый раз в Лимбе ты очень хорошо висел на моей шее – не хуже увесистого жернова.
– Что я буду должен тебе потом?
Ральф криво усмехнулся.
– Я могу запросить очень многое. Жизнь увечного сенса может оказаться длинной, очень длинной, Алекс. Сочтемся. Не боишься?
– Нет. Когда начнешь?
– Да хоть прямо сейчас. Но с чокнутыми, алкоголиками и самоубийцами нечеловечески тяжело работать. Я бы на твоем месте не очень-то обольщался…
* * *
Нити, съежившись, отшатнулись. Ветер рванул спирали тумана, они раскручивались, раздергивались на клочки, превращаясь в мелкие перистые облачка. Облачка легким пухом облетели в пространство. Пустота покачнулась, выгнулась, вывернулась наизнанку, и откатила в ничто. Рядом, сбоку, под ногам и за спиной окрепли, взметнулись ввысь твердые скалы Лимба. Реальность мощно отмежевалась от хаоса.
Джу, затаив дыхание, замерла на скользком камне – так близко к краю пропасти она еще не стояла никогда. На дне, за тонкой пленкой туманного марева, молчал серо-розовый город. За плечом молчал Мюф.
– Спасибо, дружок. Это
Тень Мюфа не ответила. Белочка поспешила убраться подальше от обрыва и села на неровную грань огромного обломка. Прозрачные капли осевшего тумана извилистыми дорожками скатывались по острому сколу камня.
– Прости, Мюф, мы не сумели по-честному тебе помочь. Это я во всем виновата.
Внук Фалиана материализовался легко и мягко – маленькая фигурка казалась слепленной из плотного облака. Ответ, не касаясь слуха, звенел прямо в разуме Белочки.
“Нет, ты не виновата. Просто здесь тебе не место. Уходи, Джу.”
– Я остаюсь, мне больше нечего делать в Мире.
“Ты еще передумаешь, но тогда может оказаться совсем-совсем поздно. Лучше уходи прямо сейчас.”
– Я оставляю тебе свое место там. Ты хотел в Мир – теперь ты свободен.
“Мне уже не скучно. Иногда дедушка приходит сюда из Города”.
– Ты опять увидишь солнце и траву, и не будет ни тумана, ни ветра, ни холода, ни скал.
“Кто-то должен караулить Порог.”
– Я сама останусь здесь, я буду его караулить.
Мюф молчал, по-птичьи склонив голову набок. Белочке показалось, что внук Иеремии Фалиана с предыдущей их встречи словно бы подрос.
“Я так не хочу. Уходи. У каждого свой порог, Джу”.
Белочка, вздохнула и, сдавшись, соскользнула с холодного камня, попятилась, стоя лицом к обрыву.
“Раз-два, привет,
Обратно хода нет.”
Казалось, что реальность Лимба вот-вот мягко расступится за спиной, но ничего по-прежнему не происходило.
– Я не могу уйти.
“Я тебе помогаю, как могу – не получается. Что-то снаружи держит Дверь.”
Белочка вернулась к обломку. Холод усилился, сотни острых ледяных игл кололи руки и лицо. Перистые клочки белизны над пропастью уплотнились, потеряли прозрачную легкость, собрались в кучевые облака. Бесформенные комки ослепительно сияющей белой субстанции замерли в неподвижности внезапно наступившего безветрия. Кудрявая поверхность туч теперь напоминала извитые переплетения нитей, сияние белизны медленно угасало, сменяясь свинцово-серыми, фиолетовыми и бледно-терракотовыми тонами. Сквозь холодную чистоту Лимба ярко, яростно и зловеще проступала Аномалия.
– Что это, Мюф?
“Оркус… Ментальный шторм. Уходи. Тебе нельзя здесь оставаться.”
– Дверь в Мир!
“Не получается!”
– Мюф, помоги!
“Я не могу!”
Взвыл притихший было ветер. Лилово-черная груда расползалась гигантской пирамидой, напоминавшей перевернутую воронку, вихрь бешено крутил плотные как клубы жирного дыма струи тумана. В редкие – пока редкие – разрывы истерзанной серой завесы полыхнуло пронзительной, страшной терракотой. Перевернутая воронка Оркуса медленно проступала прямо в небе – сквозь взбаламученную рваную массу туч.