Цензоры за работой. Как государство формирует литературу

Дарнтон Роберт

Все шло хорошо, но Монкриф получил неряшливый экземпляр рукописи, написанный почерком, который едва можно было прочесть. Ему потребовалось потратить много времени и труда, чтобы расшифровать его, расставляя свои инициалы на просмотренных страницах согласно принятой процедуре. Муи, умоляя действовать быстрее, убедил цензора отдать первую часть одобренных страниц, чтобы книгу можно было внести в список на апробацию во время следующей аудиенции у Мальзерба в Бюро книготорговли, Bureau de la librairie. Таким образом, издатель мог бы начать работать над уже утвержденной частью текста, пока Монкриф читает остальное. Это было нормально, ведь Монкриф мог сверять корректуры с новыми пометками в рукописи. Более того, Муи предоставил ему полное право выкидывать любые спорные пассажи, одновременно заверяя, что в тексте ничего такого нет и не может быть. Но вместо корректуры Монкриф получил свежеотпечатанную книгу вместе с копией текста, использовавшейся при издании. В книге появилось множество эпизодов, отсутствовавших в той версии, которую одобрил Монкриф, включая некоторые ремарки на странице 76, которые точно обидели бы его коллег из Французской академии. Монкриф кинулся по магазинам, получившим первые экземпляры книги, вырывая оскорбительную страницу, и потребовал от Муи заменить ее чем угодно перед поступлением в продажу основной части тиража. В конце концов цензору удалось спасти свою репутацию, а автор получил желанную книгу за вычетом одной страницы благодаря своей способности обходить бюрократию и дергать за ниточки 40 .

40

Письма и сообщения по этому делу разбросаны по: ms. fr. 22138, nos. 151, 160, 161, 168; ms. fr. 22149, nos. 18–24.

У следующей истории не такой счастливый конец. Гийом Понсе де Лаграв, адвокат и малозначительный писатель, был куда более талантливым, чем месье де Муи, но далеко не таким умелым в поисках покровительства, хотя в какой-то момент и был цензором сам. В 1753 году он закончил «Проект украшения города Парижа и его предместий» (Projet des embellissements de la ville et des faubourgs de Paris), где излагались предложения по благоустройству Парижа и изменению облика публичных пространств. Под покровительством того же цензора Монкрифа, который специализировался на работах по изящным искусствам, Понсе тоже

пытался выпустить свой труд с помощью влиятельного патрона, попросив разрешение посвятить его маркизу де Мариньи, брату мадам де Помпадур и главному чиновнику, занимающемуся королевскими строительными проектами. У него ничего не вышло. Мариньи вернул набросок посвящения с немногословным отказом, а когда Понсе потребовал более ясного ответа, заметил: «Принять посвящение работы значило бы согласиться дать ей официальную апробацию». Кроме того, он не дал Понсе обратиться к самой мадам де Помпадур: «Так как у моей сестры очень мало свободного времени, я не вижу удобного случая, когда я мог бы вас представить» 41 . Неудача с посвящением стала препятствием на пути к получению апробации, потому что цензор не хотел нажить себе врагов в Версале 42 . Понсе и Монкриф долго обсуждали это безвыходное положение во время встречи во дворце Тюильри. По словам Понсе, Монкриф считал книгу вполне заслуживающей публикации и признался, что «долг цензора» побуждает его утвердить ее, но ничто не могло заставить его выступить против Мариньи 43 . А у Мариньи были свои планы в области архитектуры, и он не хотел давать повода думать, что одобряет другие проекты, особенно подразумевающие увеличение налогов. Версаль, как обычно, был стеснен в средствах. Но почему эти соображения должны были встать на пути у верного подданного, пытающегося издать книгу, не оскорблявшую короля, церковь или что-либо, кроме вкуса одного добившегося высокого положения маркиза?

41

Маркиз де Мариньи к Понсе де Лаграву (April 17, 1755, ms. fr. 22149, no. 65): «Принять посвящение работы – значит дать публичное одобрение». Документы по этому делу находятся в: ms. fr. 22149, nos. 59–74.

42

Монкриф к Понсе (Oct. 13, 1755, ms. fr. 22149, no. 67): «Я могу только повторить, что мне пришлось сообщить вам о своем принципе не давать одобрение никаким работам о том или ином виде искусства без согласия человека, которого король назначил управлять им. Я не упрашиваю их и не спорю, когда они приходят к собственному мнению».

43

Понсе к Мальзербу (Oct. 21, 1755, ms. fr. 22149, no. 69) сообщает о беседе, в которой Монкриф сказал Понсе: «Я знаю, что это мой долг как цензора. Но я могу расстроить господина де Мариньи, который дал понять, что не хочет, чтобы эта книга была опубликована».

В недоумении Понсе через голову Монкрифа обратился к самому Мальзербу. «Во Франции автору тяжело сталкиваться с таким количеством трудностей, – писал он. – Я никогда не умел играть в придворного. В этом моя беда». Но после этого он сам прибегает к придворному языку: «Если бы я не знал о вашей справедливости, месье, я мог бы использовать связи своей семьи с месье д’Орьяком и месье Кастарнье. Хотя я не часто бываю в их обществе, они знают, кто я такой, им прекрасно известно мое имя… Среди благородных людей кровь многое значит» 44 . Мальзерб попросил Монкрифа изложить свою версию происходящего. Цензор признал свое нежелание вступать в противостояние с влиятельными людьми и попросил избавить его от хлопот по этому делу. Он также написал возмущенное письмо Понсе, жалуясь, что тот навлек на него неудовольствие Мальзерба. Так что Понсе в итоге пришлось просить о передаче книги другому цензору и о молчаливом дозволении. Когда его книга наконец увидела свет без привилегии и апробации, ее судьба была именно такой, какой можно было бы ожидать с самого начала: она никого не оскорбляла, и никто не обратил на нее внимания.

44

Ibid.

Эти два случая больше говорят о работе цензоров, чем нашумевшие гонения на просветителей. На самом деле, авторы и цензоры вместе работали в серой зоне, где законное постепенно перетекало в незаконное. Они разделяли одинаковые идеи и ценности – что неудивительно, ведь они происходили из одной среды 45 . Большинство цензоров и сами были писателями, включая авторов, связанных с Просвещением, например Фонтенеля, Кондильяка, Кребийона-сына и Сюара. Как и энциклопедисты, они принадлежали к университетско-академическим и административным кругам, кругам духовенства и образованных профессионалов 46 . Они не зарабатывали на жизнь цензурой книг, делая карьеру профессоров, врачей, юристов и всякого рода чиновников. Цензура была для них дополнительным занятием, и большинство исполняло обязанности цензоров бесплатно. Из 128 цензоров в 1764 году 33 получали скромное жалование в 400 ливров за год, один – 600 ливров, а остальные – ничего 47 . После долгой преданной службы они могли надеяться на пенсию. В 1764 году государство выделило 15 000 ливров на такие пенсии для отставных цензоров. Но для большинства из них награда за работу заключалась в престиже и возможности найти протекции. Быть отмеченным как «королевский цензор», censeur du Roi, в «Королевском ежегоднике», Almanach royal, значило занять среди слуг короны высокое положение, которое могло стать этапом на пути к более прибыльным должностям. Один из цензоров сообщил Мальзербу, что он согласился на работу, полагая, что влиятельный покровитель будет способствовать его продвижению по службе, но покровитель скончался, так что у цензора пропало желание править рукописи 48 . Если статус censeur du Roi определялся количеством людей, получавших эту должность, то он продолжал цениться на протяжении целого века. Число цензоров продолжало расти – от 10 в 1660 году до 60 в 1700-м, 70 в 1750-м, 120 в 1760-м и почти 180 в 1789-м 49 . Однако этот рост отражал колоссальное увеличение объема книжной продукции, что можно заметить по ежегодным запросам на официальное направление книги в печать в течение XVIII века – от 300 в 1700 году до 500 в 1750-м и более тысячи в 1780-м 50 . Авторы, издатели и цензоры – все были связаны с растущим производством. Но цензоры от него получали прибыли меньше всех прочих.

45

Учитывая неполный и неравномерный характер источников, провести полноценное социологическое исследование цензоров может быть столь же тяжело, как написать социальную историю авторства во Франции XVIII века. Но цензоры перечислялись в ежегодных выпусках Almanach royal и оставили множество следов своей работы в коллекции Аниссона-Дюперрона в Национальной библиотеке Франции. Используя эти и другие документы, Уильям Хенли готовит строгий биографический словарь, который сделает возможным составление просопографии или коллективного портрета всех цензоров за последние пять десятилетий Старого режима. См.: William Hanley, A Biographical Dictionary of French Censors, 1742–1789 (Ferney-Voltaire, 2005), vol. I (A–B).

46

О социальном и профессиональном характере составителей «Энциклопедии» Дидро и ее ближайшей наследницы Encyclop'edie m'ethodique см.: Robert Darnton, The Business of Enlightenment: A Publishing History of the Encyclop'edie, 1775–1800 (Cambridge, Mass., 1979), 437–47.

47

M'emoire sur l’'etat ancien et actuel de la librairie, pr'esent'e `a M. de Sartine, directeur g'en'eral de la librairie et imprimerie, par les syndic et adjoints en charge au mois de mars 1764, Biblioth`eque nationale de France, Collection Anisson-Duperron, ms. fr. 22063, fol. 136 verso.

48

Террасон к Мальзербу (March 5, 1758, ms. fr. 22146, no. 61): «Более того, месье, сейчас я не спешу браться за изучение книг. Канцлер Д’Агюссо по собственному разумению и в связи с его намерением поощрить меня поместил мое имя в список [цензоров], руководствуясь несколькими причинами, одной из которых является то, что мой отец долгое время был цензором. Так как это [намерение] не было осуществлено, я нахожусь в ситуации, когда могу посвятить себя другой работе».

49

Эти показатели основаны на именах, перечисленных в ежегодном Almanach royal, однако цензоров продолжали вносить туда после того, как они перестали работать, так что числа приблизительны. Самое тщательное исследование цензоров как группы можно найти в диссертации Catherine Blangonnet, Recherche sur les censeurs royaux et leur place dans la soci'et'e au temps de M. de Malesherbes (Ecole des Chartes, 1975). Не имея доступа к этой работе, я опирался на пересказ находок мадемуазель Блангоне из Daniel Roche, La Censure // Histoire de l’'edition francaise: Le livre triomphant, 1660–1830 / Ed. Roger Chartier and Henri-Jean Martin (Paris, 1984), 91, и Raymond Birn, La Censure royale des livres dans la France des Lumi`eres (Paris, 2007), 101–31, где содержится много дополнительного материала. Мои собственные исследования тех же источников подтверждают многие из выводов Бирна. Несколько другая статистика числа цензоров приведена в Robert Estivals, La Statistique bibliographique de la France sous la monarchie au XVIIIe si`ecle (Paris, 1965), 50.

50

Estivals, La Statistique bibliographique de la France sous la monarchie. Разные регистры запросов на разные типы разрешения на печать с неизбежностью приводят к разным статистическим выводам. Обсуждение этой проблемы и дальнейшие подсчеты можно найти в эссе из Livre et soci'et'e dans la France du XVIIIe si`ecle, ed. Francois Furet (Paris, 1965 and 1970). Пересказ запросов на привилегии см.: Henri-Jean Martin, Une croissance s'eculaire // Histoire de l’'edition francaise, vol. 2, Le livre triomphant 1660–1830, ed. Roger Chartier and Henri-Jean Martin (Paris, 1984), 97–100.

Почему находилось столько образованных, зачастую принципиальных людей, готовых взяться за такую работу? «Условия работы», как мы сказали бы сегодня, выглядели совсем непривлекательными: маленькая зарплата или ее полное отсутствие, ни своего стола, ни кабинета, почти ничего, кроме синего карандаша, который предоставляло правительство. Зато работа цензора была связана с долгими часами кропотливого труда и постоянным риском оскорбить высокопоставленных людей и даже навлечь на себя позор. Но сама постановка вопроса будет анахронизмом. За исключением некоторых протестов вроде знаменитого монолога Фигаро из «Женитьбы Фигаро» 51 , большая часть негодования обрушилась на цензоров после 1789 года, когда среди обычных людей распространилось убеждение, что всякий индивид имеет естественное право на свободу высказывания. Чем же была в мире, руководствовавшемся иными принципами, система цензуры,

внушавшей уважение к себе?

51

Акт 5, сцена 3: «Так как в своей работе я не обсуждаю ни власть, ни религию, ни политику, ни мораль, ни важных персон, ни влиятельные организации, ни Оперу, ни какие-либо другие театры и никого, кто обладал бы весом, я могу публиковать ее полностью совершенно свободно при проверке двух или трех цензоров».

Повседневная работа

Начать следует с понимания взаимосвязи, существовавшей между цензурой и ростом роли государства, процессом, стремительно набиравшим силу во Франции со времен Ришелье. Ко времени Мальзерба строй старой абсолютистской монархии изменило, по словам Макса Вебера, новое явление, повлиявшее на облик всего современного общества: бюрократизация. Термин «бюрократия» появился в 1750-е годы вместе с растущей зависимостью от бумажных документов, бланков, установленного регламента выполнения задач и целой иерархии работников на жалованье, от простых клерков и переписчиков до руководителей администрации, premiers commis, и глав департаментов 52 . Разумеется, большинство учреждений до падения Старого режима оставались коррумпированными, а государство решало свои финансовые и юридические проблемы предвзято и нерационально, что во многом поспособствовало коллапсу 1789 года 53 . Как часть государственного аппарата – отделение Канцелярии, Chancellerie, или, как мы бы сейчас сказали, министерства юстиции – Direction de la librairie, и отдаленно не напоминало современное бюрократическое учреждение. В нем не было даже кабинетов. Мальзерб вел дела из своего городского особняка на улице Нёв-де-Пти-Шан неподалеку от улицы Ла Фёйад, престижного района Парижа поблизости от Вандомской площади. Решения по вопросам цензуры или огромному множеству других тем, связанных с книготорговлей, он принимал в комнате, называемой «бюро». Но она служила для «аудиенций», во время которых Мальзерб представал перед просителями как вельможа, что неудивительно, ведь он принадлежал к известной династии Ламуаньонов из «дворян мантии»: он занимал место президента палаты податей, выносившей решения относительно налогов, а его отец занимал высочайший пост в королевстве – канцлера Франции 54 . Цензоры, работавшие под началом Мальзерба, не имели рабочих мест. Они оценивали рукописи у себя дома или там, где находились в силу своей основной работы. Называть их неологизмами XVIII века вроде bureaucrate (бюрократ), buraliste (конторщик) или paperasseur (бумагомаратель) было бы неверно 55 .

52

Max Weber, The Development of Bureaucracy and Its Relation to Law // Max Weber: Selections in Translation / Ed. W. G. Runciman (Cambridge, 1978), 341–56. Согласно Le Grand Robert de la langue francaise (Paris, 2001), vol. 1, p. 1755, слово bureaucratie было введено экономистом Ж.-К.-М.-В. де Горнэ, умершим в 1759 году. Также см.: Ferdinand Brunot, Histoire de la langue francaise des origins `a nos jours (Paris, 1966), vol. 6, pt. 1, 445–47. Луи-Себастьян Мерсье включил главу под названием Bureaucratie в свой труд Tableau de Paris (Amsterdam, 1783), vol. 2, p. 572 и в ней подчеркивает деспотическую власть государственных чиновников, скрытую от глаз публики: «Бюрократия. Слово, созданное недавно, чтобы кратко и емко обозначить растущую силу обычных чиновников, которые в разных кабинетах министерств дают ход множеству проектов, которые сами придумывают, или зачастую находят пылящимися в ящике стола, или выбирают из-за личных вкусов и маний».

53

Анализ дисфункциональных аспектов управления во Франции XVIII века: Marcel Marion, Les Imp^ots directs sous l’Ancien R'egime: Principalement au XVIIIe si`ecle (Paris, 1910); Herbert L"uthy, La Banque protestante en France, de la R'evocation de l’Edit de Nantes `a la R'evolution (Paris, 1959); J. F. Bosher, French Finances, 1770–1795, from Business to Bureaucracy (Cambridge, 1970).

54

Pierre Grosclaude, Malesherbes: T'emoin et interpr`ete de son temps (Paris, 1961). Согласно упоминаниям в переписке Мальзерба, приемы по четвергам были многолюдными сборищами, где решались все возможные вопросы, связанные с книготорговлей. См., например, письмо Мальзерба к архиепископу Тулузы (August 17, 1763, ms. fr. 22150, no. 62) и Мальзерба к Семонвилю (Feb. 14, 1760, ms. fr. 22146, no. 87).

55

Об этом см.: Brunot, Histoire de la langue francaise, vol. 6, pt. 1, p. 445.

И все же документы, оставшиеся после них, указывают на процессуальные нормы и самосознание, которые можно считать признаками бюрократического подхода – смешанного, разумеется, с устаревшими элементами, свойственными книжной индустрии под руководством гильдии, «Парижского общества книгоправцев и типографов», Communaut'e des libraires et des imprimeurs de Paris. Книготорговцы, которые обязаны были быть членами этой гильдии, часто приходили на встречи у Мальзерба, шумные, оживленные собрания, проводившиеся каждый четверг, и стремились подать рукописи, прося о привилегии 56 . Мальзерб назначал для каждой цензора через billet de censure, также известный как renvoi. Это был печатный бланк, отсылаемый цензору и содержавший стандартную формулировку:

56

Монкриф к Мальзербу (Nov. 4, 1775, ms. fr. 22138, no. 159).

Месье …,

будет рад взять на себя изучение этой рукописи со всем возможным вниманием и усердием, чтобы предоставить в скором времени суждение о ней господину канцлеру.

Секретарь Мальзерба вписывал имя цензора, название рукописи, дату и в верхнем левом углу номер запроса. Этот номер вместе с соответствующей информацией вносился в реестр, называемый «книгой о книготорговле», livre sur la librairie. Получив рукопись вместе с «цензурным письмом», billet de censure, цензор проглядывал текст, ставил свои инициалы на каждой прочитанной странице (если только он не решал отвергнуть текст, что отменяло необходимость в инициалах) и делал пометки о всех изменениях, которые считал необходимыми. В простых случаях, когда цензор полностью одобрял рукопись, он часто писал «суждения», jugements, как это называли, прямо внизу billet de censure, который возвращал Мальзербу. Так выглядела типичная положительная оценка:

В этой небольшой работе о росписях в Геркулануме я не нашел ничего, кроме достойных внимания и разумных сведений, и на ее публикацию вполне можно дать официальное разрешение, а не молчаливое дозволение 57 .

Рис. 3. Billet de censure, датированный 28 февраля 1751 года и подписанный Мальзербом, приказывает цензору де Бозу изучить рукопись под названием «Письмо о росписях Геркуланума», Lettre sur les peintures d’Herculanum. Внизу де Боз написал «суждение», jugement, датированное 2 марта 1751 года, подтверждая, что текст заслуживает молчаливого согласия или привилегии. Пометка сверху указывает на то, что рукопись получила молчаливое дозволение, а цифра в левом верхнем углу обозначает номер регистрации в «Ведомости сужений», Feuille des jugements

57

Этот billet de censure с ответным jugement находится в письме Боза к Мальзербу (Feb. 28, 1751, ms. fr. 22137, no. 38). См. также похожие документы в письме Секуса к Мальзербу (Jan. 2, 1752, ms. fr. 22139, no. 98).

В более сложных случаях цензор отсылал суждение Мальзербу в виде письма. Кроме того, он мог высказать его устно и подробно обсудить с Мальзербом на рабочих встречах с цензорами, так называемых bureau de jeudi (собрания по четвергам), которые тоже проходили в городском особняке Мальзерба.

В любом случае выраженное суждение оставалось между Мальзербом и цензором, часто было написано неформальным языком и могло быть довольно длинным. Напротив, апробация была официальным одобрением запроса на привилегию, которое часто печатали вместе с привилегией в тексте книги. Цензоры были склонны к более сдержанному и лаконичному стилю, когда писали апробации. Обычно их посылали вместе с суждением в особняк Мальзерба, где его служащие (ему хватало одних только секретаря и клерка или переписчика) руководили следующей стадией процесса 58 . Они делали копию апробации для своего архива и готовили еще одну так называемую «ведомость», feuille, чтобы послать хранителю печати, который рано или поздно наделял ее всей силой закона, делая оттиск Большой печати (grand sceau), находившейся в его распоряжении, и выдавая привилегию вроде той, что цитировалась в начале этой главы. Хранитель печати возвращал заверенную апробацию (feuille scell'ee) директору, у которого во время аудиенции в четверг ее мог забрать книготорговец, а с 1777 года сам автор (эдикт о книготорговле от 30 августа 1777 года официально разрешал авторам получать привилегию от своего имени, что иногда случалось и до того, а также продавать отпечатанные экземпляры). Книготорговец должен был заплатить взнос в размере тридцати шести ливров и двенадцати су – довольно крупную сумму, приблизительно месячный заработок неквалифицированного рабочего. Затем feuille scell'ee и привилегию нужно было отнести на регистрацию в палату синдиков (Chambre syndicale) Парижского общества книгопродавцев и типографов. Как только чиновник гильдии копировал полный текст привилегии в реестр, книготорговец получал исключительное право на распространение книги в течение определенного периода, обычно не менее десяти лет. После этого он мог печатать рукопись, либо обратившись к мастеру-типографу из гильдии (печатью в Париже, в принципе, могли заниматься всего сорок мастеров), либо самостоятельно (если он, помимо своего официального положения как книготорговца, был признан мастером-типографом). Как только была готова черновая версия, цензор последний раз принимал участие в процессе. Он должен был проставить свои инициалы на каждой странице черновика, чтобы подтвердить, что печатный текст точно соотносится с той версией рукописи, которую он одобрил.

58

Это описание процесса цензуры опирается на замечания, раскиданные по переписке Мальзерба с цензорами. В особенности обратите внимание на письмо Мийе к Мальзербу (Feb. 28 and May 26, 1755) и Мийе к архиепископу Парижа (Dec. 9, 1755, ms. fr., 22138, nos. 137, 138, 139); неподписанное письмо к Мальзербу (March 24, 1753, ms. fr. 22137, no. 91); Рассико к Мальзербу (Dec. 24, 1750, ms. fr. 22139, no. 18); Симона к Мальзербу (Oct. 1, 1755, ms. fr. 22139, no. 135); Леблона к Мальзербу (Oct. 2, 1752, ms. fr. 22138, no. 37); Буссанеля к Мальзербу (Feb. 21, 1761, ms. fr. 22146, no. 43); Мальзерба к Бюре (June 22, 1762, ms. fr. 22150, no. 103); а также подборку Rapports et D'ecisions в: ms. fr. 22140, nos. 80–109. Описание формальной процедуры получения привилегии в 1781 году см.: Perrin, Almanach de la librairie.