Цепь
Шрифт:
Он сказал это с иронией, но глаза его тепло улыбались. Нет, ей-богу, он даже и не скрывал расположения к Вене. Но Бизин никогда этим не пользовался, и поэтому мы все любили его. Это, наверное, трудно — ходить в любимчиках у шефа и не задирать носа перед другими.
Веня вышел из комнаты.
— Прошу вас, Минхан Ергалиевич, — сказал Полковник.
— Виктор, — Минхан смотрел на меня задумчиво, — твои предположения подтвердились. Экспертиза установила, что Ковальчук употреблял наркотики
Я не понял, почему он так вдруг заговорил именно об этом.
— Меня крайне заинтересовал твой рапорт по Салтановску.
—
— Особенно то место, где ты указываешь, что Ковальчук хотел улететь дарьинским рейсом. Давай рассуждать. В маленьком Салтановске всего три рейса. Один из них — на Дарьинск. Через день. Так?
— Так…
— С билетами на него было туго?
— Да.
— К тому же этот рейс — последний по счету из салтановского аэропорта?
— Правильно.
— Остальные были едва заполненные, верно?
Я молча кивнул.
— По логике-то, — задумчиво продолжал Минхан, — Ковальчук, наверняка убежденный, что его уже ищут, должен был рвануться на первый же рейс и улететь куда угодно, тем более что билеты на все рейсы, кроме дарьинского, свободно продавались..
— А если он хотел сбить нас с толку? — перебил я.
— Допустим, — охотно согласился Минхан. — Тогда уж лучше было бы отсидеться до следующего дня, надеясь, что не будете же вы его караулить бесконечно. Это по его логике!. Но весь фокус в том, что на следующий день рейса на Дарьинск нет. Это все по твоему рапорту. Хорошо, что ты за такие детали уцепился. Дальше идем. Мог он уехать в Дарьинск поездом или нет? Не мог, потому что этот поезд останавливается в Салтановске только рано утром и тоже через день. В гот день поезда не было. Кроме того, поезд следует гораздо дольше, чем самолет, стало быть, опасность ареста возрастает Ковальчук не дурак, он это тоже учел. Но… но Ковальчук — наркоман!.. А “горючее” вы с Сенюшкиным конфисковали при обыске Так что, думаю, кроме страха, боязни попасться, им, видимо, двигала еще и болезнь — болезненное желание. Ведь наркоманы в таких ситуациях становятся неуправляемыми. Чувствую я, что Ковальчуку очень хотелось улететь именно в Дарьинск. Вот он и рискнул все-таки попытаться вырваться из Салтановска этим рейсом…
— Почему? — упрямо спросил я, хотя уже пони, мал, к чему клонит Минхан. Я в попытке Ковальчука увидел лишь стремление вырваться из Салтановска, а Минхан разглядел желание вырваться именно в Дарьинск. Все ясно. Я уже знал — по опыту работы с ним, — новая версия следователя Абугазина непременно влечет за собой всякие непредвиденные командировки.
— Видишь ли, Виктор, — произнес Минхан. — не потому ли Ковальчук рвался именно в Дарьинск, что как раз оттуда привозил ему наркотик таинственный “Махмуд-ака”?
— Гм! — гмыкнул я. — Он же и дом поджег, он же и наркотик привозил?
— А почему бы и нет? — вмешался Полковник. — Искать этого “Махмуда” все равно надо. А не гадать!..
— В Дарьинске искать? — Я попытался быть ироничным. — Насколько я уже смог догадаться…
— Правильно догадался, Шигарев! — холодно оборвал меня Полковник. — Заодно передашь мой большой привет подполковнику Рустамову.
Я понял, что вопрос о моей командировке был уже решен. Однако же быстро в этом доме дела делаются.
— Когда выезжать? — спросил я у Полковника.
— Это мы обговорим.
— Я свободен?
— А ты разве не хочешь
— Да, уже десять минут сидит в приемной, — ответила Ирочка.
— Пригласите его, пожалуйста. И Бизин пусть войдет.
Через несколько секунд в комнату вошел мужчина атлетического сложения. У него была высокая прическа, густые бакенбарды. Лютенко выглядел лет на сеток пять. За ним — бочком — скромно протиснулся Веня.
— Садитесь, пожалуйста, Всеволод Константинович, — пригласил Полковник. — Итак, вы…
— Я, — поспешил закончить гость, — очень хорошо знал Ксению Эдуардовну Галицкую, как вам и сказал, товарищ полковник, по телефону.
— Понятно, — кивнул тот, — кстати, когда вы узнали о ее смерти?
— Сегодня, — торопливо ответил Лютенко. — Я уезжал в командировку. И сегодня вернулся.
— Всеволод Константинович, — заговорил Минхан, — а в каких отношениях вы находились с покойной Галицкой?
— Гм… Видите ли… Я был близок с ней… Гм… Видите ли, товарищи, у меня на работе… никто… конечно, не догадывался о наших отношениях…
— Вы женаты? — вдруг спросил Полковник.
— Да, — покраснел Всеволод Константинович И твердо произнес: — Ладно, чего уж там! Извините, товарищи, но я солгал вам. Я никуда не уезжал все это время… Я долго не решался приходить. Понимаете, я состою в браке. Формально. Мы с женой не живем уже два года. У нее своя жизнь, у меня — своя. Но ведь вам хорошо известно, что такое женские языки!.. Как говорится, страшнее пистолета… Мне, видите ли… понимаете, не хотелось ставить Ксению в щекотливое положение, и поэтому мы от всех скрывали наши отношения. И от моей жены тоже.
— А вы понимаете, — внезапно повысил голос Полковник, — что из-за вас, из-за поисков вашей персоны мы потеряли несколько дней?
— Да, конечно… понимаю, — пролепетал Лютенко.
— И оторвали от другой работы сотрудника. Почему бы вам все-таки не прийти к нам сразу, а? Ну, предположим, вы заботились о репутации живого человека. Но ведь Галицкая погибла…
— Гм. Н-да… Дело в том, что меня, кажется, собираются послать в заграничную поездку, и я… — Он заискивающе заглядывал нам в глаза.
— И вы испугались, что, если раскроется ваша связь с покойной Галицкой, вас не пошлют, так?
— Да. — Лютенко опустил голову.
— Когда вы последний раз встречались с Галицкой?
— Двадцать девятого июня.
— А когда узнали о ее смерти? — Минхан в упор смотрел на него. — Ведь не сегодня же, верно?
— Да, не сегодня, — прошептал Лютенко, — третьего июля.
Это была ошеломляющая новость!..
— Время? — чуть ли не крикнул Полковник.
— Я пришел в десять часов вечера. У меня был свой ключ. Я вошел в комнату и увидел ее. Господи, я чувствовал, что сойду с ума. Ксения лежала лицом к двери. Сначала я подумал, будто ей плохо, и приподнял… тело. И только тогда я понял что она убита. Под ней натекла лужа крови. Я зачем-то попытался перенести ее на диван, но потом опустил и увидел, что мои руки в крови. Я почти ничего не соображал и все делал машинально. Меня жгла мысль что сейчас кто-нибудь войдет и застанет меня и ее. Я побежал в ванную комнату, вымыл руки, потом намочил тряпку и вытер на полу кровь, у дверей. Мне казалось, что я уже коснулся всех вещей, и начал тряпкой протирать мебель.