Цепи его души
Шрифт:
Орман приподнял брови.
– Не так давно ты говорила иное.
– Я была не в себе.
– Определенно, – заметил он. – Ты и сейчас не в себе, Шарлотта. У тебя глаза, как чайные чашки.
– Пойдемте лучше пройдемся, – я вскочила. Слишком прытко для благовоспитанной мисс. – Посмотрим театр.
– Признаться, не ожидал, что ты вообще это предложишь…
В отличие от меня, Орман поднялся медленно, как готовый в любой момент напасть хищник. Миг – и удерживающий портьеры бенуара шнур развязался, отрезая нас от зала и запечатывая внутри.
– Признаться,
– Что вы имеете в виду?
– Пока ты не расскажешь, что с тобой происходит.
Всевидящий, Всевидящий, Всевидящий!
– Ничего со мной не происходит, – я осторожно попятилась. Пятиться было особо некуда, за спиной начиналась стена.
– Неужели? Ты сегодня весь вечер сама не своя. – Он шагнул ближе, оказавшись со мной лицом к лицу. – Что тебя волнует, Шарлотта?
Он оперся ладонями по обе стороны от меня, так близко, непростительно близко, что мне стало нечем дышать.
– Вы… меня волнуете вы! – выпалила я.
Ну молодец, Шарлотта. Ничего умнее не придумала?
– Я? – Лицо Ормана стало удивительно светлым даже под маской.
– Я имела в виду… несмотря на маски, это мой первый выход в театр. И вообще все это… очень волнительно.
– Тогда волнуйся, но только самую малость, – Орман подался ко мне, обжигая щеку кончиками пальцев. – Ровно настолько, чтобы краснеть, как это сейчас делаешь ты.
Я краснею? Я? Краснею?
– Это от духоты. Здесь… очень жарко?
– Ты меня спрашиваешь?
– Вас я?
– Гм. – Он окинул меня пристальным взглядом. – До начала второго акта у нас есть еще более получаса. Как ты смотришь на то, чтобы заглянуть в буфет?
В буфете наверняка будет проще, чем с ним наедине, поэтому я кивнула. Позволила ему отодвинуть полог и облегченно вздохнула, оказавшись в царстве картин в позолоченных рамах и рожков светильников. В коридоре, ведущему к бенуарам, народу было немного, поэтому мы спокойно прошли к лестнице, уводящей наверх. Моя рука лежала поверх его, и это смотрелось так правильно, словно так было всегда.
Всегда.
Странное слово. Орман считает, что никогда – это слишком долго. Тогда что он скажет об этом?
– Ты смотришь так, Шарлотта, словно хочешь что-то спросить.
– Нет, просто задумалась.
– Как у тебя получается всегда выглядеть так соблазнительно?
Вопреки моей воле к щекам снова прилила краска.
– Как вам удается приплести соблазнение даже к самым невинным ситуациям?
– Потому что невинность соблазнительнее всего, Шарлотта.
Орман чуть подался ко мне, еще чуть – и это будет непристойно.
Запах сандала, запах нашего с ним знакомства и его близость. Что может быть опаснее?
Пальцы в перчатке скользнули по моему обнаженному запястью, и я вздрогнула.
– Месье Орман, мне напомнить о том, что мы в театре?
И что мы по-прежнему притягиваем взгляды.
– Ты только и делаешь, что об этом напоминаешь.
– Потому
Я вздернула подбородок и сделала вид, что меня вообще не волнует происходящее. Между тем как мы, к счастью, уже добрались до буфета. Огромный, заполненный аппетитными запахами, голосами и шелестом платьев, он занимал просторную залу. Золотисто-кремовое убранство, лепнина под потолками и несколько сияющих люстр. Последние отражались в паркете, рассыпали свет над столиками, за которыми уже устраивались гости. Зеркальные панели-ромбы за спинами официантов отражали залу.
– Что тебе принести, Шарлотта? – Эрик отодвинул стул, на который я немедленно опустилась.
У меня было такое чувство, что первый же кусочек еды выпрыгнет из меня обратно. Не то от волнения, не то от затянутого непомерно корсета. Сюин постаралась на славу и добилась талии, которую принято называть осиной. Зато теперь я понимаю, почему осы такие злые.
– Чаю.
– И только?
– С сахаром.
Эрик улыбнулся, но, к счастью, настаивать на большем не стал. Стоило ему отойти, как на меня свалилось очередное осознание: я уже называю его по имени даже в мыслях. Всевидящий, что же дальше-то будет?
Дожидаясь его, подняла голову и принялась считать подвески на люстрах. Впрочем, долго этим заниматься не получилось: люстра была совсем рядом, и от яркого света зарябило в глазах.
– Невероятно! – Громкий шепот женщины за соседним столиком заставил меня вздрогнуть. – История падшей женщины на королевской сцене Лигенбурга!
Чуть скосила глаза вправо: за соседним столиком устроились леди, запечатанные в темные футляры платьев. Фиолетовый и синий добавляли им возраста – так же, как складки у губ, которые не скрывали маски.
– Не в первый и не в последний раз, я полагаю. Вы только посмотрите! Они сняли маски.
Я проследила их взгляды, чтобы наткнуться на… ее светлость Луизу Биго де Мортен и ее мужа. Пожалуй, платье герцогини могло посоперничать с моим: ярко-сиреневый атлас, открытые плечи и глубокий лиф, который облегал ее фигуру, подчеркивая все достоинства, пышная юбка струилась волнами. Рядом с герцогом (высоким темноволосым мужчиной с тяжелым взглядом), одетым в черно-белую классику, она выглядела ослепительной летней бабочкой.
– Можно подумать, без масок их было не узнать, – заметила сидевшая рядом с ней леди. – Мало того, что она постоянно рядится, как… как главная героиня этого спектакля… Вы посмотрите, с кем они садятся за столик.
Пара, которая тоже сняла маски, была мне не знакома, но показалась очень приятной. Миловидная светловолосая девушка и рыжий мужчина, который с нежностью смотрел на свою спутницу.
– А кто это? – спросила ее соседка.
– Джулия Рокенфорд. В прошлом – Джулия Пирс, дочь этого ненормального ученого, Фрэнка Пирса, который вроде как подарил нашему обществу много полезных достижений. – Яд из нее так и сочился, им было пропитано каждое слово.